Психологи утверждают, что основное впечатление о человеке формируется в первые 2–3 минуты знакомства. Первое, оно же самое важное, впечатление при встрече с Валерием Саранченковым - аккуратный, подтянутый человек с улыбчивыми светлыми глазами и крепким рукопожатием. Почему-то сразу всплыл в памяти образ капитана Тушина из романа «Война и мир». Дальнейший наш разговор только подтвердил мое первоначальное впечатление. Образ русского офицера, гениально выведенный Львом Толстым на страницах великого романа, скромного, почти незаметного в обычной жизни и решительного, способного на героический поступок в бою вполне совпал с первоначальной картинкой.
Но прежде чем поближе познакомить читателя с Валерием Александровичем, придётся сказать несколько горьких слов. Они имеют непосредственное отношение к теме нашей беседы. Армия, непростая история нашей страны, разрушение Советского Союза и, как прямое его следствие, развал Вооруженных сил. Тяжелое восстановление армии и флота происходит на наших глазах. Но сколько же мы ошибок допустили, наворотили бед, сколько потеряли!
Так получилось, что до назначенного времени оставалось достаточно времени. Решил от станции до музея авиации прогуляться пешком. Срезать угол между шоссе Крамского и проспектом Героев. Через рощу, вдоль расположения бывшей воинской части. Для жителей Сиверской, наверное, привычная картина, но ваш корреспондент был неприятно удивлён. Развалины казарм, черные дыры окон, ржавые останки металлических конструкций. Их, видимо, ещё не успели или не смогли растащить местные сборщики металлолома. Из-под обвалившейся штукатурки багровыми пятнами выглядывают останки кирпичных стен. Цветом они сливаются с облетающей листвой окружающих кленов и осин. Свинцовое низкое небо и мелкий дождик дополняют удручающую картину. Ладно бы враг, коварный, беспощадный враг нанес удар. Это было бы обидно, крайне неприятно, но понятно. Но ведь мы сами, сами всё это натворили!
Бунт, смута, революция, перестройка – неизменные спутники множества поколений наших предшественников. Родители часто не могут понять детей, и не потому, что те какие-то излишне капризные, непослушные, просто выросли они в совершенно разных условиях. Не говорим уже о внуках и правнуках, словно с разных планет люди. Накопленный драгоценный опыт, в сущности, остается невостребованным новыми поколениями.
Как вырастить человека достойного, гражданина и защитника Отечества, опираясь на опыт прожитых лет? Постепенно, среди развалин военного городка сформировалась главная тема беседы с военным летчиком 1-го класса, подполковником в отставке Валерием Александровичем Саранченковым.
Воспитывать можно только личным примером
Найти небольшой, если не сказать крохотный, музей авиации «Ордынка» представлялось совсем не простой задачей, если бы не точное указание Валерия Александровича.
- Увидите самолет Су-24, наш фронтовой бомбардировщик, он смотрит прямо на дверь музея.
Гордой стальной птице явно тесно на пятачке между коробками жилых домов, но для Валерия Саранченкова само его появление здесь – радость несказанная.
- Если бы вы знали, каких усилий стоило нам привезти его сюда, под стены музея. Я добивался его установки с 2015 года. Только год назад удалось. Тогда, в 2015-м, Министерство обороны нам его выделило. Пришел весь разграбленный. Сколько денег вбухано, в том числе и своих собственных, не передать.
- Напрашивается и соответствующее пространство вокруг. Выглядит он сейчас несколько сиротливо.
- Планы есть. Выделено уже 20 бетонных плит для создания площадки. Подсветку установим. Табличка будет с надписью: «Защитникам северо-западных рубежей посвящается» и тактико-технические данные самолёта.
- Хулиганы не тревожат? Вандалы какие-нибудь?
- Поначалу были несколько надписей, но мы их закрасили. Люди, в основном, положительно относятся к самолету. Он – естественное продолжение музея.
Сам музей весь под стать руководителю и одновременно экскурсоводу. Компактный, опрятный, под завязку наполненный интересными и редкими экспонатами. Авиация, небо как реализация детской мечты. Не зря говорят, что все мужчины, даже убеленные сединами, в больших званиях и с большими звездами на плечах в душе остаются всё теми же мальчишками, что самозабвенно часами могли возиться с любимыми игрушками.
- Валерий Александрович, когда появилась мечта о небе, желание стать летчиком? Вы из военной семьи?
- Нет. Семья самая что ни на есть простая. Отец, Александр Филиппович – плотник, мама, Зинаида Севостьяновна – нянечка в детском саду. Нас, детей, пятеро. Три парня и две девчонки. Я – второй по старшинству. Место рождения - поселок городского типа Пальцо Брянской области. Крупный поселок: две школы, детский сад, ясли. Большой экспериментальный завод. Почти всё наше население на нем работало. Завод постоянно строил жилье. Без своих квартир у нас почти никто не оставался. Женился – получи квартиру, «однушку». Родился ребенок – уже «двушка» и так далее. Хороший поселок.
- Граница была близко?
- Километров 200 до Украины, мы значительно ближе к Белоруссии, чем к Черниговской области. Меня потом в Харьковском высшем военно-авиационном училище почему-то некоторые называли белорусом. Я им доказываю: «Брянская область — это Россия!» Нет, белорус! Тогда, конечно, никакой разницы не было. Хотя, супруга моя покойная, упокой Господи её душу, белоруска, из Минска.
- Когда она ушла?
- Два года назад. Осложнения после ковида. Вместе переболели. Она – в тяжелой форме, я – в средней. Я сделал прививку, она отказалась. Но, может, и не в этом дело...
Опустим подробности. Валерий Александрович, что свойственно всем ответственным и совестливым людям, по сей день испытывает чувство вины. Где-то недосмотрел, надо было так, а он сделал иначе. Увы, знакомые многим из нас переживания. Слова утешения здесь бесполезны. Помолчали.
- Вернемся в детство. Мне интересно, как было организовано воспитание в те годы? Стране удалось вырастить поколение, которое еще продолжало верить в идеалы коммунизма. Тогда у парней и мысли не было отвертеться от службы в армии, многие рвались в Афганистан. А девчонки в те времена мечтали не о тряпках и машинах, а о создании крепкой семьи. Потом, правда, произошел перелом, и люди в массе своей равнодушно восприняли развал Советского Союза. Но вы-то застали еще те самые, что ни на есть, советские времена.
- Не могу говорить за всех. В моем воспитании огромную роль играла школа. Конечно, в семье закладываются основы понимания всего самого главного. Понятия, что такое хорошо и плохо, трудолюбие и тому подобное. Но родители большую часть времени на работе, потом подсобное хозяйство. Мы, дети, им помогали. Иногда, конечно, хотелось погулять с ребятам, но нужно поливать, пропалывать, присматривать за младшими.
Школа дала мне очень много. Часто вспоминаю своих учителей. Особенно первую учительницу, Александру Валерьяновну Сычеву. Понятия добра и зла мы, совсем еще дети, первоклашки, познавали через ее уроки. Похвалит за любой, даже самый незначительный, хороший поступок, но и за проделки спуску не давала. Сын ее был летчиком. Правда, гражданской авиации. Александра Валерьяновна много рассказывала о нем. Наверное, именно тогда и появился интерес к небу, захотелось стать летчиком.
В средней школе было много мужчин-учителей. Большинство из них прошли Великую Отечественную. Мне всегда легко давались математика и физика. Может быть, благодаря Ивану Гавриловичу Курнышову - учителю физики. У нас в районе образовалась компания мальчишек приблизительно одного возраста. Всего 13 человек. Нас еще называли «чертова дюжина». Все физически крепкие, очень дружные. С нами побаивались связываться ребята из других районов. Бывало, в поселке кто-то набедокурит, Иван Григорьевич встречает нас перед уроками. Соберет всю «чертову дюжину», спросит, чьих рук дело. Мы честно отвечали: это вот не наше, и это; а здесь, да, мы виноваты. Врать ему было бесполезно. Родителям учителя не жаловались, только в крайних случаях. Всё решали сами.
Директор школы, Иван Петрович Пышенков, тоже бывший военный, много внимания уделял нашему воспитанию. Но как воспитывал! Мы ходили в походы. Брянская область – партизанский край. Следы боев, партизанские стоянки. Никто же специально не учил патриотизму. Мы просто видели, как вели себя старшие, наши учителя.
- Говорят, сейчас одна из проблем школы - исчезающе малое количество мужчин-учителей…
- Да, у мальчишек должен быть пример перед глазами, как нужно вести себя. Для девчонок тоже возникает понимание, образ настоящего мужчины. Но и женщины-учителя разные бывают. Вспоминаю Светлану Сергеевну Синайскую, нашего классного руководителя. В школе была большая перемена – 20 минут. Включалась музыка. Девчонки наши танцуют, мальчишки кучкуются своими компаниями. Светлана Сергеевна уже знала, что я собираюсь поступать в военное училище. Подойдет на перемене: «Валерий, пойдем танцевать!» Я стесняюсь, не умею, мол. Она: «Ты же будущий офицер. Ты должен уметь танцевать вальс!»
- То есть к этому времени вы уже сделали выбор - решили стать военным летчиком?
- Да. Здесь большую роль сыграли поездки в Брянск, экскурсии в местный музей, встречи с Павлом Михайловичем Камозиным, знаменитым летчиком, дважды героем Советского Союза. Он уроженец Брянщины. Его рассказы о полетах, боях, наверное, и определили выбор профессии. Решил, что стану военным летчиком и, обязательно, истребителем, как наш земляк Камозин.
В разговоре с Валерием Александровичем о детстве и школе вспомнилась фраза Иоганна Гёте: «Если обращаться с человеком так, как он этого заслуживает, он станет хуже, но, если обращаться с ним как с человеком, каким он мог бы быть, он станет лучше».
- К вам относились уже как ко взрослым, без скидок на возраст?
- Да. Например, Иван Петрович увидел, что мы, мальчишки, возимся во дворе, строим себе турники, теннисные столы. Мы тогда все увлечены были спортом. Вызывает нас к себе: «Вам нужна спортивная площадка?» Мы хором: «Да!» «Точно будете заниматься, соблюдать там порядок, не забросите?» Идет к директору завода, договаривается о выдаче нам стройматериалов. Обращается в местное лесничество о выделении места для спортплощадки и материала. Мы отрабатываем некоторое время в лесничестве, нам выделяют всё необходимое. Взрослые, конечно, помогали, но спортивную площадку мы строили сами. Мальчишки, как правило, рукастые, приученные к физическому труду, девчонки тоже не отставали, помогали.
- То есть, получается, инициатива снизу находит поддержку у местных властей, люди сами строят то, что им необходимо? Никаких разговоров о том, кто всё это будет финансировать, кому принадлежит земля и так далее?
- Абсолютно. Но время, конечно, было другое. Вопрос о земле вообще не стоял. Нам лесничество выделило участок. Они только рады были, что подростки не слоняются по поселку без дела, а занимаются спортом. Естественно, и местные поселковые власти были только «за». Нашему примеру последовали и другие. Вскоре в посёлке возникли три подобных площадки.
В современных реалиях, понятное дело, повторение советского опыта маловероятно. Другие экономические реалии, законодательство и прочая. Но, может быть, ключевое здесь - отсутствие организованной инициативы снизу. Каждый сам по себе. В те годы, которые сейчас иначе, как «тоталитарными» не называют, люди могли самоорганизоваться на уровне двора, улицы, района. Обратиться к местной администрации и найти поддержку. Мы же сегодня склонны заранее, даже не сделав первый шаг, махнуть рукой: «Всё равно ничего не изменить». И привычно бурчать под нос, как у нас всё неправильно делается.
Взлетаем! Курс на Афганистан
- В училище вы легко поступили? Почему именно в Харьков?
- Просто ближе к дому. Тогда ведь никаких границ не существовало. Русский ты, украинец, да кто угодно – можешь ехать поступать или работать в любую точку Советского Союза. Поступил сравнительно легко: с физикой и математикой всегда было хорошо; физподготовка на уровне – 1-й разряд по лыжам и по легкой атлетике. Были проблемы на психологических тестах. Например, на круге циферблата надо было быстро расставить точки. Скажем, четыре часа, семнадцать и так далее. Для тех, кто привык к наручным часам, никак проблем, а у нас только ходики с кукушкой и маятником в доме висели. Было нелегко привыкать.
- Чем вам запомнился Харьков тех лет?
- Замечательный город. Полно военных училищ. Только авиационных три штуки: наше летное, инженерное и техническое. Люди замечательные, доброжелательные. Что с ними через 30 лет «незалежности» стало, это уже другой вопрос.
- После окончания училища куда были распределены?
- Туркестанский военный округ. Городок Кизил-Арват. С одной стороны – Иран, 25 километров, с другой – пустыня Кара-Кум.
- Уютное местечко!
- Да уж, у нас даже поговорка такая была: «Есть на свете три дыры: Кушка, Какайды и Мары. Но зачем Бог создал ад, если есть Кизил-Арват?!» Температуры ужасные, сложно, особенно детям.
- Но вы-то еще холостым туда приехали?
- Да, женился я позже. Незадолго до Афганистана.
- Как с женой будущей познакомились?
- В Купянске, Харьковская область. Там сейчас бои идут ожесточенные. А тогда она приехала к сестре, ее муж, тоже военный, служил на аэродроме техником. Мы из училища тоже прилетели в Купянск. Там и познакомились. Через год, перед выпуском, в 1977-м сыграли свадьбу. Моя жизнь с Аней, Анной Николаевной – дай Бог каждому. Мы были счастливы. Она – добрая. Прекрасная женщина, девчонка по тем временам. Детей она, считайте, одна воспитала. Я – то в небе, то в командировках. До конца дней своих буду благодарен Ане и за детей, и за то счастье, что она мне подарила.
Глаза моего собеседника слегка краснеют. В уголках глаз проступают слёзы. После некоторой паузы Валерий Александрович продолжает.
- В Кизил-Арвате была своя специфика. Горы, пустыня, никаких ориентиров. В училище нас хорошо научили пилотированию, но здесь, в конкретных условиях, многое приходилось изучать с нуля. Впрочем, эта подготовка очень пригодилась потом, в Афганистане – местность, практически одна и та же.
- Когда вы узнали, что отправляетесь «исполнять интернациональный долг», как тогда говорили?
- Мы с 1978 года уже были готовы. У них произошла революция, официальные власти Афганистана обратились к СССР с просьбой о помощи, но наше руководство долгое время не решалось вводить войска. Это уже потом появился миф, что коммунисты — вот так, ни с того, ни с сего, взяли и полезли в воду, не зная броду. Всё мы знали. Просто к декабрю 1979-го у нас уже не оставалось другого выхода, кроме как вводить войска. Тем не менее, для нас, офицеров полка, переброска на новый аэродром стала неожиданностью. Ночью прозвучала боевая тревога. В каждой офицерской квартире был громкоговоритель. Жена тормошит меня: «Там тревога какая-то!» Я слышу - боевая. Говорю ей: «Это не тревога. Это, Аня, война». Она как стояла, так и села. Мы перелетели в Мары, ближе к границе, потом уже в Афган.
- Какое первое впечатление от Афганистана?
- Горный аэродром Шинданд, провинция Герат. 29-е декабря 1979 года. Наземные советские части уже вошли. Но конкретной ситуации мы не знаем: то ли на аэродроме дружественные нам афганцы, то ли наши, то ли враги. Сначала приземлился один самолет, на разведку. Вроде, всё спокойно. Затем командир полка на «спарке» руководил посадкой всех трех звеньев. Слава Богу, всё обошлось благополучно.
- Была ли связь, какая-то организация?
- Да, всё было очень неплохо организовано. Просто любая боевая операция, тем более, война, вносит свои коррективы.
- Как вас встретили местные жители?
- Впечатление было, что мы попали в средневековье или еще даже куда пораньше. Местные выглядели очень странно: в каких-то оборванных одеждах, чалмах, на ногах тоже обмотки. В большинстве своем нас встречали хорошо, но банды душманов уже начинали действовать. Началась боевая работа.
- В чем она заключалась?
- Атаковали выявленные разведкой места скопления людей и техники. Караваны, что шли из Пакистана, и всё в этом роде.
- Задам вопрос, который не принято задавать военным, но с человеческой точки зрения он важен. Очевидно, нанося удар, вы понимали, что там, на земле, гибнут люди. Сложно ли было переступить эту черту?
- Скажу так. После первых боевых вылетов мы возвращались на базу скорее не подавленными, а неразговорчивыми, хмурыми. Но когда на аэродром стали приземлятся вертолеты с ранеными и убитыми нашими солдатами, появилось точное понимание - мы делаем правильное дело. А уж когда стали поступать ребята, искалеченные в плену, трупы со следами жестоких пыток, появилась ненависть к врагу. Так устроена война.
Я не зря в самом начале встречи и этого очерка сравнил Валерия Александровича с капитаном Тушиным из романа «Война и мир». Образ настоящего русского офицера навсегда отчеканен в нашем сознании. Скромность, негромкий голос, даже некоторая неуверенность в бытовой жизни мгновенно исчезают при звуке боевой тревоги и слове «война». Просыпается тот самый «русский дух», свойственный всем народам нашей огромной страны. Решительность, жесткость, самоотверженность. Сам погибай, а товарища выручай. И немногословность при рассказе о днях сражений.
- Вы награждены орденом «Красная Звезда», медалью «От благодарного афганского народа», многими другими знаками отличия. «Красную Звезду» просто так не дают. Вы награждены за какой-то конкретный эпизод?
- Скорее, по совокупности заслуг. Чего хвастаться. Среди моих товарищей были те, кто достоин звания Героя Советского Союза, а не получили даже ордена. Я на их фоне вообще ничего особенного не сделал.
- У вас двое детей: дочка, старшая, и сын. Как вы их воспитывали? Удалось ли привить им любовь к Родине и те качества, которые были переданы вам вашими родителями?
- Надеюсь, что да. Их воспитанием занималась, в основном, Аня, я уже говорил. Выросли доб-рыми и честными людьми. А я мог только собственным примером повлиять на них. Выполнял свой офицерский долг. Служил Отечеству.
Сколько бы бурь ни проносилось над нашей Родиной, какие бы идеи в очередной раз не увлекали наш народ, но верность долгу и своему государству будут священны для людей, посвятивших себя службе стране.
В заголовок этого материала вынесено начало цитаты русского генерала Антона Деникина. Полностью она звучит так: «Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть».
Валерий Александрович ведет активную общественную деятельность. Долгие годы возглавлял Гатчинскую районную организацию «Российского союза ветеранов Афганистана», множество других. Но, главное, как он сам считает, работа с детьми и подростками в музее авиации и в Сиверском храме Тихвинской божьей матери.
- Тринадцать лет я служу ктитором, старостой в храме. После пожара надо было его восстанавливать. Я кое-что умею делать по дереву – резные работы, например. Стали подтягиваться детишки. Тогда я понял, что не всё еще потеряно – так увлеченно они работали, помогали. В музей приходит много экскурсий школьных. Зачастую ребята и девчонки с абсолютно пустыми глазами. Точнее, глаза направлены только в одну точку, в мобильный телефон. Но начинаешь рассказывать, появляются искорки в глазах, и эти ребятишки напоминают мне самого себя, маленького, в краеведческом музее города Брянска. Глядишь, кто-то из них загорится мечтой о небе, станет летчиком. Если хотя бы кто-то заинтересуется, поступит в военное училище, взлетит, значит, не зря я всё это делаю и буду делать.
Андрей Павленко