Наш разговор с Сергеем Александровичем не совсем вписывается в привычные рамки рубрики «Люди и судьбы». То есть мы, конечно, поговорили о поворотах судьбы, различных жизненных передрягах живописца, но в целом это была восхитительно долгая, задушевная беседа о творчестве и искусстве. Такая редкая удача в наше время!
Ночная радуга и другие чудеса…
- Знаете, почему я полюбил море? Это единственная часть природы, которая не менялась на протяжении многих сотен тысяч и даже миллионов лет, – Сергей Бекиш говорит раздумчиво, неспешно.
Профессия преподавателя накладывает свой отпечаток. Он должен как можно яснее донести свою мысль. Многие фразы произносятся привычно, почти автоматически. Но когда речь заходит о чем-то важном, сокровенном, скорость речи, интонация меняются. Уважительное, бережное отношение к слову – отличительная черта по-настоящему творческого человека.
– Представьте, всё меняется на планете. Горы передвигаются, леса растут и исчезают, одни виды животных сменяют других, а море остается неизменным. Наш далекий предок, который жил много тысяч лет назад, выходил на берег моря и видел точно такую же картину, что и мы сейчас. Море – образ бесконечности. А к бесконечности человек всегда стремился. Наверное, поэтому оно так привлекательно. Состояние моря, конечно, переменчиво. То оно спокойно, как зеркало, то бурное, штормовое. Оно мне больше по душе именно в таком, смятенном виде.
«Шуми же ты, шуми, огромный океан! Развалины на прахе строит минутный человек, сей суетный тиран, но море чем себе присвоит?» – так писал Батюшков. Эти строки весьма созвучны моему отношению к морю.
- Бурю легче рисовать? Ведь спокойное море – просто ровная линия горизонта, и ничего не меняется?
- Не скажите. Цвет воды разный, краски неба. Отражение облаков в воде. Однажды я видел совершенно необычное явление – зеленую тучу! Первый раз пришлось такое наблюдать. Где-то вдалеке идет гроза. Тучи тяжелые, темные стоят стеной, выглядят фоном картины. Но Солнце чудесным образом пробивается сквозь них и после череды преломлений лучей окрашивает одну из тучек в зеленый цвет.
Возьму на себя смелость сделать утверждение, что наш сегодняшний собеседник, художник Сергей Бекиш, по сути, «большой ребенок». Смелость моя объясняется тем, что автор этих строк, как и большинство взрослых мужчин на нашей планете, точно такой же. Просто здесь, в уютных стенах библиотеки, отгородившись от внешнего мира книжными стеллажами и тишиной, мы не побоялись в этом признаться друг другу.
Драконы и принцессы, всадник без головы, морские сражения, серый пороховой дым на фоне белоснежных парусов, таинственные острова и сундуки с несметными сокровищами, мушкетерская честь и настоящая, до гроба, любовь. Всё, что перекочевало из книжек в головы мальчишек 1970-1980-х, вспомнилось, закружило.
- В детстве я очень любил мечтать.
- А я и по сей день такой же…
- Еще я однажды стал свидетелем сказочного зрелища. Один единственный раз в жизни, и вряд ли такое придется наблюдать. Ночь. Южная, темная. Луна, и, только представьте себе, в абсолютно черном небе появляется радуга. Где-то вдалеке идет дождь, и в полосе лунного света, как и днем от Солнца, возникает радуга. Потрясающее зрелище!
- Многое бы отдал, чтобы наблюдать такое чудо!
Южный человек
В название этого интервью вынесено начало цитаты из книги Константина Паустовского «Созвездие Гончих Псов». Полностью она звучит так: «В детстве было много солнца, гораздо больше, чем теперь, и солнце тогда было совсем иное – очень яркое, огромное, занимавшее полнеба».
Где-то доводилось читать, что воспоминания о младенчестве и детстве сродни представлениям человечества об «утраченном рае». Всё вокруг было сказочным, волшебным, теплым, даже зимнее солнце. Острота ощущений, запахов, неповторимый вкус первого арбуза или яблока. Со многими из нас эти яркие вспышки памяти остаются на всю жизнь.
- Мне годика три с небольшим. Шторм на море! Летом сильный шторм – большая редкость, но вот случилось! Брызги огромных волн. Они разбиваются о бетонную дамбу. Радужная пена. Стихия во всем своем блеске. Ужасное и завораживающее зрелище. Я потом долгое время заикался…
- Испуг?
- Нет. Скорее, такое очень мощное впечатление сильно повлияло на детскую психику.
- Вы родились в городе Сочи?
- Да, 13 марта 1975-го года. До шести лет я жил в небольшом поселке. Он называется Якорная щель. Километров 30 от Сочи. По легенде, много лет назад буря, точнее даже смерч, выбросил здесь на берег якорь. Рядом еще несколько поселков с подобными названиями: Каткова щель, Зубова щель и так далее. Тогда это была цепочка поселений вдоль моря, не слишком ухоженных, но в этом была своя прелесть. Деревенский уклад жизни. Коровы бродили, слышен собачий лай, плеск волн.
Я совершенно южный человек, хоть и живу на Севере. Ежегодно в августе-сентябре выезжаю на юг. Самые радостные дни – ожидание выезда к морю. И самые тяжелые – накануне отъезда. По сей день так. К сожалению, замечу, что всё более мощно наступающая цивилизация стала бедой для моих родных мест. Побережье изуродовано, иначе не могу сказать. Так поступают варвары, которые думают только о прибыли. Исчезли пляжи во многих местах. Понастроены безобразные гостиницы, хозяева которых не удосуживаются сделать нормальную канализацию – отходы зачастую сбрасываются прямо в море. Я, мягко говоря, совсем не в восторге от прелестей курортного бизнеса и современной цивилизации.
А я еще помню огромные ясени и дубы, штук двадцать. Как рассказывают местные жители, некий большой партийный работник был здесь проездом и остановился отдохнуть под сенью вековых деревьев. Ему так всё понравилось, что приказал поставить там скамеечки, оборудовать место отдыха. Сейчас многое изменилось. Вековые деревья либо вырубили, либо они сами засохли. Сочи разрастается. Поселок Якорная щель – уже микрорайон в Лазаревском районе. Много отдыхающих, а в детстве я нередко оказывался один на совершенно пустынном пляже. Меня никогда не смущало и не тяготило одиночество. Мог играть сам с собой, произнося реплики за разных персонажей.
- Как же это знакомо!
- Мне никогда не было скучно наедине с самим собой. Всегда очень много читал. Бабушка, под чьей опекой я прожил первые пять лет, всю жизнь проработала учителем русского языка и литературы. В доме была собрана неплохая библиотека. Бабушка оказала огромное влияние на мое становление как творческого человека. Сама атмосфера дома. Дальний наш родственник, Николай Маркелович Плотников, в семье его называли просто «дядя Коля», был живописцем. Сам он с Алтая, как и мои бабушка с мамой, рисовал алтайские пейзажи. Он умер незадолго до моего рождения, но подарил бабушке восемь своих картин. В доме – картины, книги, разговоры о литературе и поэзии…
- Вы недавно цитировали Батюшкова. Кто еще входит в список любимых?
- Много, всех не перечислишь, но особо выделил бы классическую русскую поэзию. Афанасий Фет, Иннокентий Анненков, Федор Тютчев, Евгений Баратынский.
- Как я понимаю, и в живописи вы сторонник классического подхода.
- Да, несомненно. Айвазовский, Шишкин, более современные – ученик Айвазовского Лев Лагорио, Сильвестр Щедрин, Боголюбов, Судковский, Бубликов. Российские художники-маринисты всегда были своеобразными маяками в моем творческом взрослении.
Бабушка тоже была неравнодушна к живописи. Мне года четыре. Бабушка дает мне гуашь, лист белой бумаги. Над морем – закат. Цвет воды от желтоватого, холодного до ярко-красного, алого там, на горизонте, где утопает солнце. Хорошо помню чувство восторга, когда удалось передать что-то похожее на бумаге. Потом еще, конечно, случалось нечто подобное, но первый восторг – у меня получается! – никогда не забыть. Бабушка сохранила тот первый мой рисунок, за что я ей бесконечно благодарен.
- Есть такая версия, что в детстве нам уже всё сказано и предсказано в жизни. Наши склонности, увлечения, то, к чему «душа лежит». Нам поданы ясные сигналы, в какую сторону идти, развиваться…
- У человека есть некая склонность, предначертание, можно и так назвать. Кто-то тяготеет к гуманитарной сфере, кто-то – к технической. Одним по душе спортивные игры, других не оторвать от чистого листа бумаги и желания что-то на нем изобразить. Я мог и в футбол погонять с мальчишками, но самым страстным увлечением стало рисование, впоследствии – живопись.
В шесть лет я оказался в Ленинграде, Октябрьский, потом Адмиралтейский районы. По-старому – Коломна. Очень обособленное место, хотя и почти центр города. Матиссов остров. Блоковские места, уединенные, тихие. Родители приехали в Ленинград из разных мест. Мама – с юга, папа – из Белоруссии. Оба окончили ЛИИЖТ (Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта). Отец остался в аспирантуре, мама работала инженером в метрополитене. Долго жили в общежитии, потом коммунальные квартиры. Когда более-менее определились с жильем, забрали меня к себе и отправили, естественно, в детский садик, который я сразу невзлюбил. Но, пока все дети играли, воспитательница давала мне краски, листы бумаги, и я занимался любимым делом – рисовал.
Именно с подачи воспитательницы родители определили меня в изостудию при местном Доме пионеров. В школе на уроках рисования одноклассники часто просили выполнить задание за них. Я это с удовольствием делал, рисовал бы за всех! Преподавательница изостудии Тамара Михайловна сказала, что мне нужно расти, и предложила поступить в художественную школу. Прошел конкурс и продолжил учиться рисованию на значительно более высоком уровне.
- Когда вы стали осознавать себя будущим художником, появилась мечта?
- Уже в Гатчине. Я здесь оказался в возрасте 13 лет. Родители получили отдельную квартиру в нашем городе. Переводом я пришел в гатчинскую художественную школу. Здесь всё складывалось как нельзя лучше. Можно сказать, мы нашли друг друга: школа, преподаватели и я. Именно здесь определился окончательно выбор – буду художником.
Первый преподаватель – Анатолий Федорович Засидкевич. Он и сейчас работает в художественной школе, преподает на Аэродроме. Больше всего я занимался у Виталия Чен-Миновича Кима. Директором «художки» тогда был Анатолий Петрович Матюк. Он тоже оказал на меня и мое творческое становление большое влияние. Отличительной его особенностью была способность поддержать, сказать похвальное слово в нужный момент. Шуткой, как бы невзначай, но обязательно поддержать, вдохновить. Я тогда уже серьезно увлекся маринистикой. Пробовал подражать великим мастерам, повторял, копировал сюжеты с открыток. Помню особенный для меня день. Через год после поступления в школу Анатолий Петрович подарил мне альбом Айвазовского с великолепными иллюстрациями. Незабываемый подарок.
- Наивный вопрос, но всё же. Что дает художественная школа? Может ли появится самородок, который без преподавателей и специального образования вырастет в большого художника?
- Теоретически да, но крайне маловероятно. Можно, например, на рояле или скрипке пытаться играть и даже что-то похожее на мелодию у вас будет получаться. Но серьезно заниматься музыкой без знания нот, гамм и прочих профессиональных премудростей невозможно. Но самое главное, что может дать художественная школа, – научить ребенка образному мышлению. Развить в нем способность думать образно, разбудить воображение.
У Валерия Брюсова звучит такая мысль: «Поэзия есть мир. Но мир, преломленный сквозь призму вдохновенья». Это утверждение в полной мере относится и к живописи. Человек может научиться хорошо рисовать, в полной мере освоить технику, но он не станет при этом художником. Он пересчитает все окна в доме, все веточки на дереве и фотографически точно перенесет их изображение на холст, но в картине не будет души, она не будет одухотворена воображением, идеей автора. Только сочетание высочайшей техники, профессионализма и образного мышления делает человека художником, позволяет создавать шедевры.
Если говорить о моем любимом Айвазовском, то он, в отличие от других художников, почти никогда не работал на натуре – писал свои картины по памяти, в мастерской. Причем работал очень быстро, технически абсолютно филигранно. Назовем это умение импровизационным методом. Достаточно увидеть в природе некое яркое, важное явление, событие, сюжет, и потом в мастерской перенести этот образ на холст, добавляя, естественно, свои детали.
Талант, тем более, гениальность, – понятие тонкое, неуловимое. Иной раз даже в музее смотришь на какую-то картину. До степени искусства ее поднимает высочайшее мастерство автора, но при этом не покидает ощущение отстраненности, холода. Не возникает ощущения художественной правды. И рядом другая работа, выполненная, быть может, менее искусно, но в ней есть душа, эмоция, переживание автора.
- Всё это, конечно, замечательно, но мой опыт общения с людьми творческого склада говорит, что при упоминании фамилий Шишкина, Репина, Айвазовского нередко можно увидеть несколько снисходительное отношение, этакий сморщенный носик. «Это позапрошлый век, старье, нужно искать новое, необычное». Грубо говоря, на отрицании традиции классики и стоит современное изобразительное искусство?
- Вы слегка упрощаете ситуацию, но, в целом, верное наблюдение. Я с подобным отношением столкнулся во время обучения в педагогическом институте
им. Герцена. Гатчинскую школу №4 окончил с серебряной медалью, уже точно представлял свое будущее. Мыслил себя только художником, подумывал о поступлении в Академию им. Репина, но педагоги объяснили, что шансов у меня после художественной школы нет абсолютно никаких. Как минимум нужно окончить художественное училище.
- А в чем главная сложность?
- Другой уровень. Например, на экзаменах придется рисовать натурщика на постаменте. А здесь необходимы знание анатомии, умение рисовать фигуру. Без специальной подготовки вы с этим не справитесь. Поступил в педагогический на факультет изобразительных искусств. Художественно-графическое отделение, в просторечии «худграф». Я рассматривал обучение как очередную ступень на лестнице художественного творчества. Таких, как я, на курсе было немного. Большинство учились по принципу Портоса из знаменитой книги: «Я дерусь, потому что дерусь!» Учились, потому, что нужно учиться, получать высшее образование, а где – неважно. 1992 год, только что развалился СССР, в стране непонятно что происходит. Здесь я вплотную столкнулся с проблемой, о которой вы говорили. Неприятие большинством преподавательского состава классической живописи, традиций реализма. Мне прямо говорили: «Ну что вы с этим Айвазовским носитесь? Отстали от жизни, от современности!» Я стал единственным студентом из группы, кто защищал диплом собственной картиной, и выполнена она была именно в традиционном стиле.
- Какую оценку получили?
- Отлично. Я всё же сумел доказать свою правоту.
Гатчина. Уединение
- Парки, озера, тишина. Гатчина – идеальное место для меня, если не считать родного юга. Великолепный город для жизни и работы. Некоторая часть моих работ, они представлены и на выставке в библиотеке, посвящены Гатчине. Здесь уютно.
Я теряюсь в больших городах, особенно в районах новостроек. После окончания педагогического института некоторое время работал с детьми в изостудии в ЦТЮ. Первый мой опыт преподавания. Стало понятно, что мне нравится работать с детьми и, самое главное, у меня получается. Иногда подходят на улицах молодые люди: «Сергей Александрович, вы меня не помните? Вы преподавали нам рисование в студии ЦТЮ.» Вглядываешься в лица, некоторых даже узнаешь, хотя они были совсем маленькими. Но со временем захотелось чего-то более серьезного. Анатолий Петрович Матюк пригласил меня поработать в художественной школе, в которой я совсем недавно учился. С 2000 года, более 20 лет, почти половину жизни преподавал там.
Сейчас плотно занимаюсь живописью, так как это основное дело моей жизни. Если Бог дал тебе некую способность, дар, нужно не растерять его, приумножить и по возможности передать другим. Оставить след после себя. У Евгения Баратынского есть короткое стихотворение. Оно относится не только к поэзии, но к живописи и вообще к жизни:
Мой дар убог, и голос мой не громок,
Но я живу, и на земли мое
Кому-нибудь любезно бытие:
Его найдет далекий мой потомок
В моих стихах; как знать? душа моя
Окажется с душой его в сношенье,
И как нашел я друга в поколенье,
Читателя найду в потомстве я.
От лица «Гатчинской правды» еще раз поздравляем замечательного художника Сергея Александровича Бекиша с юбилеем и напоминаем, что персональная выставка живописца в библиотеке им. А.И. Куприна продлится до
30 марта. Там у вас будет прекрасная возможность поближе познакомиться с его творчеством.
Андрей Павленко