«Только любовь и судьбу отменить невозможно…»

Ветеран СВО Геннадий Сухота, позывной «Артист», рассказывает о том, как и почему пошёл воевать.

- «Гена, ты не в сказку едешь! Там просто жесть!» – сказал мне хороший друг, тоже десантник. Отговаривал. У меня жена, сыновья, пять внуков. Но мой сын старший и племянник были там, на Украине. Как так, думаю, молодняк воюет, у них вся жизнь впереди, а я буду дома отсиживаться? В начале июня 2023-го года уехал воевать, – начинает рассказ ветеран СВО Геннадий Сухота.

С героем нашего сегодняшнего интервью многие жители Гатчины и района, пусть и заочно, давно и хорошо знакомы. Часто могли видеть и, прежде всего, слышать. Городские праздники, торжественные и развлекательные мероприятия – он на них частый гость. Невысокий, в камуфляже, коренастый, широко расставив ноги, стоит с микрофоном как влитой на сцене. Низкий, слегка сипловатый голос. Песни, как правило, о войне. Во всяком случае, последние полтора года. После того, как вернулся с СВО. Слава Богу, живым-невредимым. Хотя могло сложиться по-разному. Конкретно о боевых действиях рассказывает неохотно. Ничего, мол, особенного.

- Был пулеметчиком. Хотя стрелять обучали из всего что можно. В ЧВК «Ветераны» подготовка было поставлена хорошо. 

- А как ты оказался именно в этом подразделении?

- Это самый легкий способ попасть на фронт. У меня всё же возраст: я 1967-го года рождения. В военкомате на меня посмотрели, мягко говоря, с удивлением. А в «Ветераны» собирали именно таких, как я. Крепкие еще мужики, способные воевать, приносить пользу Родине. Были бойцы и за 60. Ничего, старый конь борозды не портит. По трубе в Судже кто шел? Знаменитый этот прорыв в тыл врага. Мужики из ЧВК «Ветераны» в том числе. Я многих там знаю лично. 

- Физически всё же очень тяжело. 15 с лишним километров в три погибели, со снаряжением, продуктами, водой. Далеко не каждый молодой выдержит. Здоровье нужно недюжинное.

- Но там были наши мужики. Выдержали, значит. Где здоровья не хватает, дух выручит. Чего-чего, а духовитых у нас хватает. 

- Ты бы пошел, если бы довелось?

- Конечно, пошел бы. С куревом попридержался бы во время подготовки. А так, почему нет?

- Как появился твой позывной «Артист»?

- Я сам себе его взял. 

- Почему?

- А я и есть артист по жизни!

- С чего начиналась твоя дорога на войну? Как жена, дети восприняли это решение?

- Жена долго не верила. Я уже собираю вещи, она всё свое: «Да ты шутишь!» А я не хотел ехать налегке – решил собрать «гуманитарку». Люди сразу откликнулись. Продукты, белье, всякое-разное. Договорился со скорой помощью с Никольского, загрузили машину. И уже отъезжать, говорю жене: «Я правда поеду и останусь там». Только тут она поняла, что это не шутки. Расстроилась сильно, и дети расстроились. Но, что делать, это было мое решение. 

Я приехал на скорой с «гуманитаркой» в Белгород, там сборный пункт «Ветеранов» был, и с этого всё началось.   

- Расскажи, пожалуйста, что за люди приходят в ЧВК «Ветераны»? Всё же возрастные, значительная часть жизни за спиной. Какова их мотивация, в том числе и твоя? 

- Прозвучит пафосно, а пафоса я не люблю. Но всё просто. Родину защищать, и очистить Украину от нацистов. Эти твари всё равно бы к нам пришли. Рано или поздно. Что касается мотивации: можно услышать иногда, что люди идут воевать за деньги. Кредиты там, жизненные трудности. Но за деньги никто на смерть не пойдет. Для меня вопрос идти-не идти не стоял совсем. Было непонятно только, как туда попасть. У меня уже были знакомые на войне. Через них и вышел на ЧВК «Ветераны». 

Что касается других бойцов в нашем подразделении, то это самые разные люди. Вся Россия там: Кабардино-Балкария, Дагестан, Пермь, Челябинск, Якутия, Архангельск… – всех не перечислишь. 

У меня непосредственный командир Григорий, позывной называть не буду, он третий контракт сейчас служит. У него свой бизнес – недвижимость, всё очень хорошо шло, но собрался и поехал воевать. Был депутат из Саратова. Был такой Иваныч, позывной «Пенсионер»: ему 69 лет, по сей день прыгает с парашютом (более тысячи прыжков у человека). Бизнесмены, учителя, инженеры, простые работяги… Почти все «идейные». Людей особо и мотивировать не надо было. Все взрослые – знали, на что шли. Тем более во время подготовки те, кто там уже побывал, рассказывали всё, как есть. Некоторые «бывалые» даже специально приукрашивали ужасы, стращали. Так, чтобы сомнений не оставалось. Были несколько человек, что «запятисотились», то есть сбежали, но это редкость.   

Мы разговариваем с Геннадием на его рабочем месте. Дом культуры в поселке Войсковицы, крохотная комнатка звукооператора. Аппаратура на самом современном уровне. Вообще, не перестаешь удивляться. Войсковицы – не самый крупный поселок в Ленинградской области, тем не менее – нарядный современный Дом культуры. Такому позавидовал бы и иной крупный город. «Начинка», оснащение внутри тоже весьма на уровне.

- Ты давно здесь работаешь?

- Можно сказать, всю жизнь. Но с большими перерывами. Я чем только по жизни не занимался! Пять лет даже дояром проработал на ферме. Жизнь побросала, что называется. Начиная с того, что родился я как раз на Украине. Правда, уже в три года меня привезли сюда, в Гатчину. 

Внимательные читатели нашей газеты наверняка заметили, что участники СВО, о которых мы рассказываем, нередко так или иначе в своей предыдущей жизни были связаны с Украиной. Некоторые просто родились там, кто-то провел значительную часть жизни. Это не совпадение. Так выстраивалась судьба нашей общей Родины, Советского Союза, что общее пространство, общая история не предполагали каких-либо различий, тем более конфликтов между родственными народами.         

- На Украине осталось много родственников. Они делятся примерно на две равные группы. Те, что западнее, нас ненавидят; те, что восточнее, – наши или почти наши. Восточные украинцы, можно сказать, заблудились. А те, что на Западе, по-настоящему идеологически заряжены, и назад их не вернуть. Во всяком случае, пока нас там нет. Если придем, выключим их телевизор, несколько лет будем их перевоспитывать, может, тогда мозги встанут на 
место. И то не у всех. Уж слишком далеко всё зашло. 

А у донецких, где я воевал, действительно особый характер, другой менталитет. Правда, сейчас так всё перепутано, что надо быть осторожным, где бы ты ни был. У меня в Донецкой много родственников, в том числе и близких. Так вот я пока служил, на связь с ними не выходил. Мало ли что они там себе думают обо всем происходящем. Или чтобы не подставить их. Соседи там, коллеги по работе могут быть других настроений.

- Гражданская война…

- Вот именно. Вроде все кругом свои, но, как оно есть на самом деле, никто толком не знает. Уже когда закончил работу, собрался домой, позвонил брату: «Толик, я здесь. Можем встретиться». Они с женой подъезжают, а я стою по форме. «А ты как здесь?» Да вот, говорю, отслужил. Ну, пообщались, и я через Ростов домой. 

И еще одно наблюдение, которое можно сделать, суммируя впечатления от встреч с участниками СВО на страницах нашей газеты. Для всех наших героев крайне важна память о своих предках, особенно тех, кто принимал участие в Великой Отечественной. Наш сегодняшний собеседник – не исключение. Отец и дед – пример для подражания, идеал. Человека уже нет на свете, но наш герой сверяет с ним свои поступки. «Что бы сказал дед? Как бы посмотрел на то или иное мое решение?»

- Мой дед – коммунист, причем настоящий, идейный. Он воевал в тех же краях, где и сейчас проходят боевые действия. В Курской области он был тяжело ранен – оторвало челюсть, на фронт уже не брали с таким ранением. Но в партизаны можно. И он оказался в партизанах, продолжал бить фашистов. Потом еще одно тяжелое ранение. Но он выжил. Очень крепкий был мужик. Мог лошадь за хвост остановить, образно говоря. И тоже абсолютно лысый, как и я теперь. Это у нас наследственное. 

Отец тоже силой физической был не обделен. Занимался спортом, служил в спортроте, входил в сборную тогдашней УССР. Потом учился здесь, в институте им. Лесгафта. В Войсковицах строили бетонный завод военные, отец тоже здесь служил. Так мы и оказались в Войсковицах. Я плоть от плоти местный человек. Здесь моя настоящая Родина, мой корень. Меня здесь все знают и, надеюсь, уважают. Окончил здесь школу, начал по юности петь в ансамбле под названием «Память», здесь мои двое сыновей родились. Я когда на Украине работал (у нас не любят слово «воевал», говорим «работал»), в том числе и свои Войсковицы защищал. Если бы мы нацизм украинский не придушили, они при поддержке Запада много дел могли натворить. В том числе и у меня дома. 

 

На войне как на войне 

И вновь обратимся к опыту нескольких интервью с участниками СВО, которые увидели свет в нашей газете. Как ни странно, но, разговаривая с солдатами, вернувшимся с войны, мы обсуждали всё что угодно, но саму войну, конкретные боевые действия – в наименьшей степени. Наверняка 
после того как всё это закончится и бойцы вернутся домой, найдется некоторое количество «героев», которые на каждом углу будут рассказывать о своих «подвигах», бахвалится «победами». Особенно под крепкую рюмку. Но большинство будут весьма немногословны в описании боевых действий и своего в них участия. Таков неписаный закон настоящих военных. «Не о чем там рассказывать. Выжил, и хорошо», – вот основной лейтмотив ответов наших предыдущих собеседников. Геннадий Сухота – не исключение.

- Война – это на 90 процентов тяжелая физическая работа. Окапывание, постройка укреплений, создание своему подразделению более-менее приемлемых бытовых условий. Учитывая новые условия ведения войны со всё более возрастающей ролью беспилотников, большое значение имеет маскировка, те самые сети, которые плетут люди в тылу. Спасибо им огромное, кстати, от всех наших бойцов! 

Армия – это прежде всего железная дисциплина. У воюющей армии требования к дисциплине должны быть на порядок жестче. Наши враги любят распускать слухи о массовых случаях мародерства, грабежа со стороны русской армии. Обычный прием психологической войны – представить врага в самом негативном свете. Но дадим слово непосредственному свидетелю и участнику событий.

- У нас, да и не только у нас, во всей армии, с этим всё очень жестко. Наш комбриг, морпех, ему президент вручил именной пистолет еще за первую «трубу». Мало кто знает, кстати, что до Суджи был аналогичный проход по трубе под Авдеевкой. Только там расстояние было значительно меньше, километра три, и мы действовали самостоятельно. В Судже вся группа войск принимала участие в операции, а в Авдеевке было скромнее.

Так вот комбриг ввел жесточайшую систему наказаний за любое «крысятничество», то есть воровство. Неважно, где и как ты чем-то разжился. Немедленное увольнение, пинком под зад, как говорится. Без выплаты денежного содержания, да еще и штрафом. Впрочем, реально таких ситуаций – по пальцам одной руки. Помню такие картины. Стоит полуразрушенный дом, и в одной комнате может быть всё разворочено взрывом снаряда или мины, а в соседней – стоит себе сервант целехонький. В нем – фотографии людей, что здесь жили. Война – большая трагедия прежде всего. Романтики там мало. 

- Многих спрашиваю и тебя спрошу. Нынешний конфликт с Украиной – это семейная ссора, когда братья что-то не поделили и сцепились. Или это уже две разные семьи?

- С Западной Украиной мы точно разные семьи. А что касается остальных… У нас был случай с пленным Борькой. Он из Херсона. Сидел некоторое время у нас под «укрепом», прятался в «леднике» – это подвал такой, погреб. Наконец, вышел к нам. Автомат, легкая курточка, а на дворе уже поздняя осень. Дрожит весь, худющий. Я его главное спрашиваю: «Ты как к нам подошел-то? Вокруг мины». Он пожимает плечами: про мины и не подумал. Ну, Бог его миловал значит. Что мы с ним сделали? Напоили, накормили, дали согреться. Влажными салфетками обтерся: весь в грязи был. С водой там проблемы, кстати – помыться толком не получается. Спать уложили. В наручниках, правда, на всякий случай. Он потом рассказывал, почему боялся выйти к нам сразу. Им там, на той стороне, рассказывают, что «москали» пленных разбирают на «запчасти», на органы. Что мы звери, а не люди. Такая пропаганда. Мы к нему по-человечески еще и почему? Парень работал у нас, в России: отделка квартир, ремонт и всё прочее. Накопил деньжат, под Псковом купил домик. Хотел туда мать больную перевезти и остаться в России. Вернулся за матерью, его ТЦК и схватило. Их там сейчас всех без разбору хватают. Вот он, конечно, нашим будет, когда всё закончится. Просто не повезло парню. А иные пленные «западенцы», те – идейные, зубами скрипят, так нас ненавидят. С ними нам, конечно, никак не по пути в будущем.

- Сейчас много разговоров ходит о возможном перемирии, а то и вовсе об окончании войны. Что думаешь по этому поводу?

- Я если не каждый день, то через день точно связываюсь со своими ребятами, что остались там, на передовой. Усталость есть, конечно, но куда больше ярости, я бы сказал, и желания добить врага. На взводе мужики, скажем так. Если Верховный примет такое решение, они, само собой, подчинятся. Звонил тут 
после Пасхального перемирия. Они выполняли приказ не открывать огонь. Если только в случае явного нападения. А так, по ним стреляют, а они молчат: приказ есть приказ. Если остановят 
войну, с одной стороны, хорошо: наши парни перестанут погибать. Но, с другой стороны, хотелось бы, чтобы нам внятно объяснили, почему необходимо именно сейчас останавливаться. Повторяю, настроение там на «передке» очень боевое. 

- Когда контракт заканчивался, какие мысли были? Хотел остаться?

- Очень хотел. Там все свои, братья. Но внуки переубедили. Их у меня пятеро. Они не на шутку волновались за меня. Говорят: «Дед, ты, конечно, молодец, герой и всё такое, но не забывай, что мы у тебя есть. И ты нам нужен». В общем, вернулся. У меня здесь работа, дом, любимая семья. А что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость? 

Андрей Павленко