- Это знак того, что я академик российской кузнечной Академии имени профессора Зимина. К тому же награжден орденом «Золотая подкова» этой академии, – говорит Владимир Марков.
Отправляясь в Вырицу на встречу с Владимиром Марковым, я знал, что он кузнец высочайшего уровня. Кузнец, в общепринятом представлении, – это широкоплечий богатырь, в его мускулистых руках – огромный молот. Наш сегодняшний собеседник – полная противоположность сложившемуся стереотипу. Чуть выше среднего роста, худощавый. Из-под круглой шапочки волнами спадают седые волосы, небольшая бородка, прозрачные голубые глаза.
Дом семьи Марковых как снаружи, так и изнутри, что называется, как игрушка. Владимир Михайлович долгие годы работал дизайнером на различных предприятиях Гатчины. Всё в доме: расположение комнат, размещение мебели, утвари – устроено так, что, с одной стороны, выглядит элегантно, красиво, с другой – удобно, практично.
- Я бы сказал эргономично, – улыбается хозяин дома. - Я этим всю жизнь занимаюсь. Нас еще в «Мухе», Ленинградском высшем художественно-промышленном училище, как учили? Делайте всё с минимальными затратами ресурсов и максимальной эффективностью результата.
На втором этаже – теплый запах масляных красок. Множество картин и фотографий на стенах. Мольберт с, кажется, наполовину готовой картиной. Очертания храма, в которых угадывается Казанская церковь Вырицы.
- Это я сегодня с утра набросал. Встаю в пять-полшестого и начинаю работать.
- В чем ваша мотивация – вот так, ни свет ни заря, начинать работу?
- А мне просто нравится. Я не могу без работы.
Гостеприимная хозяйка дома Галина немедленно угощает меня вкуснейшими бутербродами с грибной икрой. Сказочно вкусно!
- Галя каждый день бегала в ближайший лесок за грибами, и вот результат. Она, кстати, родилась именно здесь, на этом
месте. Не могу сказать, что в этом доме: я его построил с нуля, собственными руками, но именно здесь. В июне у нас было 60 лет со дня знакомства. А в феврале будущего года официально отметим бриллиантовую свадьбу.
- Любовь? Прямо Мастер и Маргарита получается.
- Конечно, любовь. Познакомились, почувствовали, что друг без друга не можем. И по сей день так. Друг без друга не можем.
Гатчина. 1947 год
- Я родился в самом центре Гатчины: Соборная, дом 20. Город в те годы – сплошные руины, огороды, голод. Папа у меня – военный летчик. Гатчинская бомбардировочная авиационная дивизия до 1941 года базировалась на нашем аэродроме, после
войны вернулась. Отец воевал на бомбардировщиках Пе-2. Воевал удачно, но получилось так, что в феврале 1945-го их самолет сбили. Случилось это за линией фронта. Отца взяли в плен. Он быстро сумел сбежать, буквально через день после пленения. Вернулся в часть. Начались проверки, его отстранили от полетов. Видимо, это и стало причиной того, что в 1949-м его арестовали.
- За тот один день плена?
- Старые жители Гатчины помнят, что у нас на кладбище в послевоенные годы появилось много могил, увенчанных авиационными пропеллерами. Летали на старых, изношенных войной самолетах. Много бились. Обстановка в части была очень нервная. Кто-то из сослуживцев написал донос на отца. По ложному обвинению арестовали. У него полная грудь орденов, есть фотография, но ничего не помогло. Припомнили плен, дали 25 лет лагерей. Реабилитировали только в 1990-е. Уже после его смерти.
- Но он вернулся после лагерей?
- Вернулся, только не в Гатчину, а к родителям, в Москву. Маму заставили развестись с «врагом народа». Потом она вышла замуж за другого человека. Отец всё понимал. 25 лет – очень большой кусок жизни.
- Вы с ним встречались?
- Конечно. Я приезжал к отцу в Москву. Потом хоронил. Для меня, кстати, стал очень неожиданным его рассказ о том, что мои дед и прадед были кузнецами. Они жили в городке Дорогобуж под Смоленском. Петр Марков – прадед, его сын, Борис Петрович, – мой дед. У них была собственная кузница. В начале
1920-х дед Борис переехал в Москву. Устроился на Туполевский авиационный завод. При заводе был большой кузнечный цех. Там изготавливали знаменитые кремлевские звезды. Получается, мой дед тоже приложил к ним руку. Так что я кузнец потомственный.
- До кузнечного ремесла мы еще дойдем. Вернемся в послевоенную Гатчину. В какой школе вы учились?
- Начальная школа находилась рядом с домом – там, где сейчас воскресная школа Павловского собора. Прозвенел звонок, я выскочил из дома и уже на уроке. В моем дворе жили и директор школы, и учительница. Потом мама вышла замуж. Отчим работал бухгалтером в райисполкоме на Карла Маркса. В 1951-м или 1952-м году началось движение пятидесятитысячников, коммунистов. Их отправляли на подъем сельского хозяйства. Отчим не был коммунистом, но тоже попал в это движение. Его направили работать в Тайцы бухгалтером. Дали комнату. Потихоньку мы перебрались в Тайцы. Там я пошел в среднюю школу.
Учиться, учиться, учиться!..
- В школе я учился так себе, зато в остальном... Дед был хороший сапожник, и вскоре я знал полностью технологию изготовления обуви. Сапоги, ботинки, женские туфли – я уже умел всё делать. Схватывал налету. Если в деревне какая стройка, я обязательно там должен был быть. С мужиками лазил на крыши, крыл дранкой. В кузницу ходил, трактора чинил вместе с трактористами. Меня никто не гонял.
- Стремление познать окружающий мир? Потрогать его руками?
- Учиться, учиться и еще раз учиться! Я должен всё уметь делать сам. Рисовать начал с самых малых лет. И тоже самым важным было познавать что-то новое. Ходил в кружок рисования. В пятом классе молодой учитель рисования научил меня изготавливать лозунги. Берешь мел, смешиваешь с клеем и аккуратно пишешь на красном полотне. Меня перед большими праздниками начали освобождать от уроков, чтобы я занимался плакатами и лозунгами.
В седьмом классе к нам пришел новый учитель рисования и сказал, что в Гатчине в Доме культуры открылась изостудия. Посоветовал мне сходить туда. Там занимались вместе со мной Анатолий Кучеров, он недавно умер. Мои одногодки – Монахов, Филатов, Ткаченко, Тулутов и я. Все мы, пять сверстников, потом уже поступили учиться в различные художественные заведения. Я сразу после изостудии поступил в Таврическое училище, сейчас оно носит имя Рериха. Готовили там учителей рисования и черчения, но учились пять лет. Неофициально училище готовило людей к поступлению в Академию Репина. Многие ребята по окончании училища легко туда поступали.
В 1962-м в жизнь училища и мою собственную вмешалась политика. Хрущев посетил выставку авангардистов. Знаменитый скандал. Одновременно еще два события. К нам пришли два новых преподавателя и начали учить нас в несколько иной манере, нежели было принято в училище. И поменялся директор. На смену предыдущей замечательной женщине пришел отставной полковник, перед этим он руководил ремесленным училищем. Принялся наводить порядок. На третьем курсе в духе времени почти весь курс обвинили в формализме. Мы дружно подали заявление об уходе.
- Решительный шаг!
- Более чем. Но здесь был один момент. Я незадолго до того посетил Мухинское училище. Меня там всё поразило. Начиная со здания, заканчивая атмосферой, несколько иной формой обучения, более мне подходящей. В общем, я заболел «Мухой». Решил: ухожу из училища, поступаю в «Муху». Но для этого необходимо полное среднее образование, а у меня только семь классов. Поступил в вечернюю школу в Тайцах. Параллельно искал работу. Но без диплома никуда не устроиться. Через знакомых устроился в институт Бонч-Бруевича писать плакаты. Оклад 40 рублей. Копейки даже по тем временам. А мы с Галей уже решили пожениться. Вскоре родилась дочь Наташа. В десятом классе вечерней школы я стал отцом. Нужно искать что-то еще для того, чтобы содержать семью. Опять же, через знакомых узнал, что в Петропавловке есть «Бюро технической эстетики».
- Звучит! Что-то из миров Стругацких. «Бюро технической эстетики»!
- А я, кстати, с Борисом Натановичем Стругацким был знаком. Вот его фотография с дарственной надписью.
В ходе дальнейшего разговора прозвучит еще немало громких имен из мира искусства, науки и даже политики самого высшего уровня. Но пока мальчику Володе всего 18 лет, у него жена, малютка дочь и полная неопределенность впереди.
- В Петропавловке мне дали сделать на проверку небольшую работу. Им понравилось, и меня взяли в штат. Уже на 110 рублей. Я пытался поступить в «Муху» на факультет промышленного дизайна, вечернее отделение. Первая попытка вышла неудачной, но мечты своей не оставил. В Петропавловке работало много ребят либо окончивших «Муху», либо учившихся в ней. Я многое взял от них. Многому научился, я очень быстро учусь. Там же началось увлечение ювелирным делом.
- Еще и ювелир!
- Что вы, двадцать лет жизни отдал этому делу. Прежде всего, деньги для семьи, ну и для себя много чего полезного приобрел. Конструкторское бюро в Петропавловке, где я работал, входило в управление местной промышленности. Мы сотрудничали с «Русскими самоцветами» и заводом по производству металлогалантереи. Я бывал и там, и там. Присматривался, как работают ювелиры, сам дома начал что-то изобретать. Инструменты приобрел. В нашем КБ работал старый еврей. Он делал опытные образцы для утверждения комиссии. Я и с ним много общался, присматривался к его работе, учился. Но дело в том, что еврей этот был запойный и нередко подводил коллектив.
- Запойный еврей?
- А почему нет? Бывает и такое. Короче, его уволили и на его место назначили меня, потому что я кое-что уже умел.
- Это сколько же вам лет было?
- Лет 20, не больше. И я начал работать с ювелиркой. Официально и, скажем так, неофициально. Приносил кто-нибудь серебряную монету: «Сделайте мне кольцо». Я делал. И всё в этом духе. Надо сказать, занятие это было криминальное. За нелегальную работу с серебром, золотом, камушками вполне могли посадить, но я был осторожен. Ко мне на работу никто никогда не приходил. Мне давали телефон, и я ехал по адресу.
В 1966 году на Невском открылась «Лавка художника». Я стал носить свои работы туда. Не столько ради денег, сколько чтобы понять, насколько интересны они людям, получить их оценку. Вроде бы нравились.
Ювелирка – это хорошо, но нужно было решать квартирный вопрос. В Тайцах мы жили в коммуналке. Становилось, мягко говоря, тесновато. Жилье тогда давали только на предприятиях. Узнал, что в Гатчинском дворце работал институт электроники. Там тоже была группа технической эстетики, и освободилось место. Меня взяли на работу. Стало ближе ездить из Тайцев, но с жильем пока вопрос не решался. Однако самым главным стало то, что со второй попытки я поступил в «Муху». Днем работал, вечером ехал на занятия. Жена работала товароведом в Тайцах. Дочь в детском садике. Как-то справлялись.
Наверное, столь ранний жизненный старт сформировал характер будущего Мастера. Ответственность, дисциплина, трудолюбие плюс талант.
- Я до сих пор не знаю, талантливый я человек или нет. Знаю, что у меня есть вкус. Очень много понимаю, чувствую. Сейчас просто наработан колоссальный опыт. Работал во многих областях. Металл мне нравится, с деревяшками люблю возиться, живопись нравится, ткани… Да мне всё нравится! Я не могу сидеть без дела. Либо руками что-то делаю, либо головой. Но обязательно нужно трудиться. Может быть, это и есть талант – способность много трудиться.
Мы работали в мусорную корзину
- Учиться в Мухинском училище мне очень нравилось. Интересные работы по дизайну промышленных изделий. Слово «дизайн» тогда только входило в обиход. На 3-м курсе мы уже разрабатывали дизайн нового компьютера. Представляете, это приблизительно 1970 год. Новый советский компьютер. А так, чем только не занимались. И детские коляски, и коляски для мотоциклов, женские сумочки. Фантазия била ключом. Находились очень интересные, можно сказать, прорывные для тех лет решения. Другое дело, что они не имели никакого продолжения. В производство наши находки не внедрялись, да и не могли внедриться.
- Почему?
- Не было соответствующих технологий. Допустим, разрабатываем интерьер кафе-мороженого. Найдены интересные решения, кафе можно в сказку превратить. Но у рабочих, которые будут его строить, что под рукой? ДСП, водоэмульсионка и доски. Всё! Ну, стекло еще есть. Даже пластмассы не было. Необходимых материалов не было. Высочайшие технологии, конечно, в Советском Союзе были, но только в нескольких областях: космос, ядерный щит. Там очень хорошо работали. А что касается бытовой жизни – всё по остаточному принципу. Очень обидно было, что ты стараешься, придумываешь что-то, случаются интересные находки, а потом всё это уходит в мусорную корзину.
Чувство металла
На вопрос, что же самое главное в его жизни, какое направление, Владимир Марков так и не смог ответить. И дизайн, и живопись, и ювелирное дело, и кузнечное – всё важно. Тем не менее возьму на себя смелость: если подходить со спортивной точки зрения, которая абсолютно неприемлема в искусстве, то по количеству побед кузнечное дело стоит особняком. Владимир Михайлович признан мастером во всём мире. В 2013 году издал книгу «Школа кузнечного искусства Владимира Маркова», которая стала учебником для всех начинающих кузнецов у нас и в мире.
- А началось всё с похода в лес за грибами. Случайно наткнулся на походный кавалерийский горн. Кузнечный. Это такая штуковина стальная, где есть вентилятор, мех, чтобы раздувать угли. Кладется, скажем, подкова на угли, раскаливается железо, и кузнец уже приводит ее в надлежащий вид. У меня уже была машина – притащил горн домой, сюда, в Вырицу. Я к этому времени уже работал в Гатчине на ССК художником-оформителем. Работа мне нравилась: сам себе хозяин, руководство доверяло и не вмешивалось в мое творчество. И, самое главное, решился жилищный вопрос. К этому времени, в 1972 году, на свет появился сын Даниил, и нам дали двухкомнатную квартиру на улице Коли Подрядчикова. Так что всё хорошо. Оклад 160, плюс халтуры, но деньги для меня всегда были на втором месте. Главное, чтобы было интересно!
Кузнечное дело мне было интересно. Начал пробовать клепать что-то. Знаний – ноль. Стал искать специальную литературу, обзаводиться знакомствами с людьми, что-то понимающими в этом ремесле. Потихоньку начало получаться. Подсвечники, кочерыжки разные… Меня это дело всё больше увлекало. Так получилось, у Славы Батыгина, главного архитектора ДСК, юбилей, 50 лет. Я ему подарил кочергу и совок. Слава показал их Легчилину, начальнику комбината в те годы. Тот спрашивает: «А розу он выковать сможет?» Я выковал розу. И тогда они решили на ДСК организовать кузницу. Художественной ковки. Это уже 1987 год. Я перехожу на ДСК, и мы при архитектурном отделе организуем кузницу.
- Для вас понятно, а для них интерес какой?
- Очень просто. Они строят четыре дома в поселке Отрадное. Там, следовательно, три прохода между домами. Арки, их надо чем-то украсить. Дома строились для завода «ПЕЛЛА», судостроительного. Я придумал сделать морские композиции. Паруса, роза ветров, якоря, земной шар. Понравилось.
Потом ДСК начал строить дома в городе Славутич, рядом с Чернобылем. Для Ленинградского квартала потребовались питерские фонари как символ города. Я сделал. В Гатчине тоже несколько фонарей сделал: у музыкальной школы, на проспекте, у магазина «Адам». Освоился, работа пошла. Но понимал, что нужно учиться.
С 1987-го в Москве стали проходить первые кузнечные фестивали. Я поехал туда. Надо сказать, что до того ни у нас, нигде в мире не было такого направления, как художественная ковка. До этого кузнецы работали по проектам архитекторов. Ему нарисуют чертеж, кузнец выполнит. Хорошо выполнит, качественно, но это ремесло. Художественный подход стал развиваться только в конце 1980-х. Много общался. Я учился, у меня учились. С 1990 года начались связи с иностранцами. В 1992-м ко мне приезжали англичане, в 1993-м я поехал к ним.
- На каком языке общались? Через переводчика?
- Зачем переводчик? Я на английском немного говорю. Еще в советские годы ходил на курсы английского.
- Как у вас времени на всё хватало?
- Его просто нужно правильно организовать, время. В этом нет ничего сложного. Англичан я сводил на нашу кузницу на ДСК, а в 1993-м уже поехал к ним в гости.
- А кто самые сильные кузнецы в мире?
- Чехи, немцы, англичане. Ну и мы, разумеется. В 1990-е много поездил по миру, приобрел авторитет. В 2004-м вошел в десятку лучших кузнецов-художников мира, скажу без ложной скромности. Вообще, 1990-е принято ругать у нас, и понятно почему. Но для меня это было хорошее время. Появилось много богатых людей, пошли заказы. Работы было невпроворот. Конечно же, я один не управился бы. Сын помогал. Появилось еще несколько кузниц. Работу распределяли между всеми.
Мы рассматриваем тонкие, изящные работы мастера. Чайки, Венера, рыбы с тонкой сеточкой чешуи, рыбы с выпученными глазами.
- Это всё сделано из простейших элементов. Уголки железные, трубы, швеллеры. Направление промышленного профиля никто в мире до меня не пробовал. Из обычного железного уголка, куска ржавой трубы можно создать произведение искусства. Раскаляешь металл до температуры 800–900 градусов и лепишь из него, как из глины или пластилина, всё, что ты хочешь. Минимализм и простота как высшая форма сложности.
- Что самое главное в работе кузнеца? Как добиться такой тонкости?
- Главная тонкость – в чувстве металла. Его гибкости, пластичности. Если есть у человека чувство металла – он кузнец.
Когда мы рассматривали фотографии, увлечение последних лет Владимира Маркова, подумалось, что вот передо мной человек, который словно прожил минимум пять жизней. Дизайнера, ювелира, живописца, фотографа, кузнеца. По количеству работ, собранных в доме, можно точно сказать: жизни одного человека хватило бы на каждое из направлений. И человек гордился бы сделанным.
- Леонардо да Винчи, перед которым я преклоняюсь, никогда не боялся открывать для себя новое. Я не понимаю людей, которые всю жизнь делают одно и то же. Каждый день одно и то же. С ума сойти можно. Я всю жизнь учился, постигал новое и только в этом вижу смысл человеческого существования.
В 2013-м у Владимира Маркова случился инфаркт, как потом оказалось, не первый. О других болячках говорить не будем, но, поверьте, их тоже хватило бы на пятерых. Но невероятная жизненная сила, энергия не позволяют ему сидеть на месте, предаваться размышлениям и жалобам на свои болезни, тем самым только приумножая их.
- Провожу вас и за работу. Еще так многое нужно успеть!
Шапочка сдвинута на затылок, глаза задорно поблескивают. Впереди много работы. Удачи и здоровья вам, МАСТЕР!
Андрей Павленко