Мы встретились 1 октября, в Международный День пожилого человека. Игорю Михайловичу недавно исполнилось 80. Вполне себе пожилой мужчина. Как живется-можется сегодня ему и людям его возраста?
- Люди разные бывают. Кто-то с годами опустит руки, затоскует: «Я никому не нужен или не нужна, жизнь кончилась…», и всё в этом роде. Другие находят себя в творчестве, в заботе о близких: внуках, а то и правнуках, что тоже своего рода творчество. Отдают себя другим, необязательно даже людям. Вы же видели, как пожилые женщины кормят голубей, бездомных кошек и собак. Они инстинктивно понимают то, что завещал нам Господь. Будешь заботиться о других живых существах, он позаботится о тебе.
Мне повезло, так жизнь сложилась, у меня есть дар и возможность сочинять и петь песни. В прошлом году в День пожилого человека я выступал в концертном зале «Юбилейный» здесь, в Сиверской. Пел свои песни. Отдача зала, аплодисменты зрителей надолго заряжают энергией.
Голос
- Такой жанр, как песня, эстрадная песня, сегодня вымирает, – Игорь Берулов говорит то густым тяжелым басом, как бы подчеркивая тем самым важность своих слов, то переходит на более высокие тона. – Сейчас песен почти не пишут. Всё какие-то непонятные композиции. Не певцы, а проекты. Искусственные голоса, сделанные при помощи компьютера. Нормальные, естественные голоса – такие как были у Бориса Штоколова, Иосифа Кобзона, Людмилы Зыкиной – исчезают.
- Простите мое невежество, Игорь Михайлович, а у вас какой голос? Классическое определение?
- Бас-баритон. Я могу петь как высоким басом, так и низким тенором. Да, Бог наделил меня голосом, но нужны были долгие годы занятий и профессиональной работы, чтобы научится владеть голосом, поставить его.
Мы разговариваем на кухне небольшого частного домика, спрятанного в переплетении дорог и дорожек поселка Сиверский. Для аборигенов путь от железнодорожной станции до пересечения улиц Торговой и Лесной, где живет наш сегодняшний собеседник, прост и очевиден, но мне пришлось поплутать. С другой стороны, чистейший воздух, его можно пить большими глотками, как прозрачную родниковую воду. Высокие «корабельные» сосны, ясное небо, расчерченное пушистыми белыми стрелами следов реактивных самолетов. И дороги, да, дороги. Гравий, грунт. Поразительный контраст с весьма недешевыми домами вдоль улиц.
- Да мне и самому непонятно, как так происходит. Всё на государство пеняют, на администрацию. Я давно говорю, сбросились бы жители по 10–15 тысяч рублей, заказали бы сами ремонтные работы. Нет, будут ездить на дорогущих машинах по ямам и ухабам, но палец о палец не ударят, чтобы хотя бы у дома навести порядок. Да, администрация должна заниматься этим вопросом, но ездят-то люди здесь и сейчас. Скоро дожди пойдут, вообще будет ни пройти ни проехать.
Игорь Михайлович слегка ворчлив, как и подобает людям в возрасте, но сердитое выражение лица немедленно сменяется светлой улыбкой, как только речь заходит о вещах и людях по-настоящему близких и дорогих его сердцу.
- Мы с Людмилой купили этот дом в 2009-м, в год смерти Исаака Шварца. Сейчас используем его как дачный домик.
- Людмила – это ваша жена?
- Да, она у меня большой человек. Профессор, врач-педиатр, заслуженная-перезаслуженная. Двадцать лет уже вместе. Она на 10 лет помладше меня. Не ждал, не гадал, что в 60 можно встретить настоящую, большую любовь.
- Как вы познакомились, если не секрет, конечно?
- Никакого секрета нет. Это произошло чисто случайно. Его величество случай, вообще, многое определял в моей жизни. Был февраль, День всех влюбленных. Я жил еще в Петербурге. Собрался в гости к своим старым знакомым. Муж и жена. Она в прошлом известный в городе адвокат, он капитан 2-го ранга, моряк.
Перед поездкой захотелось мне зайти в церковь Владимирскую, рядом с метро «Владимирская». На входе смотрю, мне навстречу идет красивая женщина. Что-то екнуло в сердце. Но я прошел внутрь, помолился, свечи поставил. Посмотрел на часы – без пяти пять. Пора ехать. Вышел, а навстречу опять она! В пять служба в храме начиналась, и Людмила как раз пришла на службу. Но это я потом узнал, что ее зовут Людмила. А пока развернулся и пошел за ней. Стояли рядом. Потом у иконы Николая Угодника я ее о чем-то спросил. Сейчас уже не помню, важно было завести разговор. Она мне любезно и очень подробно ответила. Вышли из церкви, познакомились. Я набрался наглости и сказал, что собираюсь в гости и не могла ли она мне составить компанию? Людмила согласилась.
В гостях хозяйка дома посмотрела на Людмилу и сказала: «Вы, наверное, врач?» Та ответила: «Да, а как вы догадались?» – «Я адвокат с большим стажем и людей вижу». Потом улучила момент, отвела меня в сторону и сказала: «Игорь, держись этой женщины. Она тот человек, который тебе нужен!»
Вышли на улицу, я предложил поехать ко мне. Людмила сказала: «Ну, что ж, завтра воскресенье, выходной. Поехали!»
- Любовь с первого взгляда? В 60 лет?
- А чем человек в 60–70 отличается от человека в 20–30? Всё то же самое. Чувства, эмоции. Может быть, они только острее ощущаются. В молодости кажется, что жизнь бесконечна и впереди еще много интересного. С возрастом понимаешь, что каждый следующий день может стать последним. Каждая написанная песня, любовь – всё может завтра закончиться. Поэтому особенно дорожишь тем, что имеешь.
Народная песня
В одной из комнат стоит старенькое пианино. Раскрытая нотная тетрадь на пюпитре. После интервью наш собеседник вернется к музыке, продолжит писать новую песню.
- Игорь Михайлович, когда в вашей жизни появилась музыка?
- По общепринятым меркам сравнительно поздно. В 14 лет. И то совершенно случайно.
- Опять случайно?
- Такое впечатление, что меня по жизни ведет какая-то невидимая рука. Всё лучшее в жизни произошло само собой. Если говорить религиозным языком, положись на Господа, и он позаботится о тебе. Только нужно искренне верить в него и стараться не нарушать заповедей.
Я, как принято сегодня говорить, ребенок войны. Родился в 1945 году в Ленинграде. Коммуналка на углу Московского проспекта и Обводного канала. Напротив универмага «Фрунзенский». Квартира небольшая, на три комнаты. У нас даже был телефон, потому что в одной из комнат жил профессор, ихтиолог. У него обитали два огромных кота. Помню, как профессор давал мне какую-то мелочь и просил сбегать вниз, в магазин, купить котам рыбы. Самой дешевой была треска – 58 копеек килограмм.
Вообще тогда, в конце 1940-х – начале 1950-х, в магазинах царило изобилие. Икра красная и черная, колбаса, сосиски. Помню, как мама варила сосиски на маленькой нашей кухне. Чудесный аромат говядины. Сейчас таких вкусных сосисок днем с огнем не сыщешь. Потом всё куда-то подевалось.
При мне открылись сначала метро «Фрунзенская», потом «Электросила». Школа наша, базовая № 2, располагалась как раз напротив «Фрунзенской». Метро воспринималось, как чудо. Бросаешь пять копеек в щель турникета, спускаешься на эскалаторе. Можешь кататься сколько хочешь! Хорошее было время. Родители еще живы. Они оба пережили блокаду. Самые тяжелые времена. Наверняка, голод, холод, болезни сказались на их здоровье. Оба умерли в 65 лет.
У нас в семье «65» как роковое число. Еще несколько моих родственников скончались ровно в этом возрасте. Я и сам побаивался 65, но, как видите, проскочил роковую дату благополучно.
А с музыкой получилось так. Я с детства любил петь, но стеснялся выступать перед публикой. Зажатым рос подростком. Очень нравились песни из кинофильмов. Несколько раз ходил на «Свинарку и пастуха» с бесподобной музыкой Тихона Хренникова. Тогда в кинотеатр ходили, как на праздник. Надевали лучшие платья и костюмы. Перед сеансом играл оркестр, выступали исполнители. Трижды сбегал с уроков, чтобы посмотреть «Пиковую даму» со Стриженовым в главной роли. Ария Германа в исполнении Владимира Атлантова зачаровывала меня. Как так можно петь?! Однажды приятель позвал меня с собой в Дом пионеров. Он там играл в оркестре народных инструментов. Меня соблазнил тем, что, мол, весело проведем время, покатаемся на перилах.
- Весомый аргумент!
- Не то слово! Привел он меня, зашли в помещение, где репетировал оркестр. Подошел высокий такой, крепкий мужчина и раз – дал мне в руки балалайку. «Садись вот сюда»! И показал место с краю оркестра. Это был Захар Иванович Ставицкий, светлая ему память. Выдающийся педагог. Он увидел, что его ученик привел коллегу, и сразу решил взять меня в оборот. Начал обучать азам. Мне понравилось.
Стал ходить в Дом пионеров на занятия. Год ходил, второй, и Захар Иванович отправил меня в музыкальную школу Римского-Корсакова к своему ученику, знаменитому педагогу Николаю Александровичу Шубину. Я попал в руки великого мастера. А я к этому времени, в 15 лет, бросил школу и пошел работать на завод. Аттестат у меня уже был, учиться дальше не видел смысла. Тем более меня оставили на второй год.
- То есть с успеваемостью были проблемы?
- Физика, химия не давались вообще. Я гуманитарий. Литература, история – это моё. Но, самое главное, я учился в музыкальной школе Римского-Корсакова, что само по себе достижение. Пошел на близлежащий завод при институте водного транспорта. Обучился на фрезеровщика. Днем работал на станке, вечером играл на балалайке. К ней еще добавились домра и гусли.
Николай Александрович Шубин был великим педагогом, ушел из жизни, кстати, совсем недавно. Всё знал о своих учениках, кто в чем нуждался. Всегда приходил на помощь. Это всё помимо великолепных профессиональных качеств. Музыкальную школу я закончил в 19 лет. Вместо пяти лет учился три. Мне всё легко давалось.
Но пришло время служить в армии. Три года в Германии, в Западной группе войск. К сожалению, там не удалось устроиться в какой-нибудь военный оркестр: все места были заняты. Да и не пробивной я – всё идет как идет. Так что три года к инструментам почти не прикасался, хотя и взял с собой на службу балалайку. Играл иногда на «вечерах дружбы», которые наши устраивали с немцами. Исполнял всякую «клюкву» вроде «Калинки-малинки». Немцы довольны, наши офицеры тоже, но серьезными занятиями музыкой это никак не назовешь. Участвовал в самодеятельности. Участие это стоило мне двух лишних месяцев службы. А дело было так.
50 лет Советской власти, 1967 год. Праздничный концерт. Отбирала номера специальная комиссия. Я готовился читать стихи. Вышел перед комиссией: «Что читать будете?» Есенина, говорю. «Есенин не подходит. Писал антисоветские стихи. Давайте что-нибудь другое». Предложил Евтушенко. «Евтушенко тоже не пойдет».
- Он же вроде вполне был обласкан советской властью?
- А там периодами: то в фаворе у властей, то нет. Тем более военная структура, решили перестраховаться. Я гордо плюнул себе под ноги и ушел. За этот уход меня мариновали еще два месяца, не отпускали на дембель.
- Можно сказать, пострадали от советской власти?!
- Слышу иронию в вашем голосе. Я никогда не был никаким диссидентом. Много работал. Не хочу подробно вдаваться в личную жизнь, но у меня от предыдущих двух жен родились последовательно три дочери, которым необходимо было помогать. Родители умерли довольно рано. Всё сам. Никогда не жаловался на жизнь. Никогда ни у кого не занимал денег.
Сразу после возвращения из армии устроился в оркестр. Играл в кинотеатрах перед сеансами, параллельно учился в музыкальном училище Мусоргского. Спасибо огромное моему педагогу Ставицкому Захару Ивановичу, он устроил, хотя учебный год давно уже шел. Зарабатывал на хлеб тем, что умел и умею делать хорошо. Играл на балалайке, гуслях, пел. В конце 1960-х открылся ресторан «Садко». Располагался он на Невском проспекте, между Большой и Малой филармониями. Русская кухня, официанты в национальных костюмах, но оркестр играл заморский джаз. Кто-то из больших начальников обедал там, возмутился: «Что это они играют? У нас будто нет своего русского коллектива!» А я к этому времени собрал собственное трио – балалайка, баян и третий по ситуации, пианино или гитара. Нас пригласили играть в «Садко». Два года отработал там. Публика самая серьезная. Министры, директора крупных предприятий, знаменитые писатели, поэты, художники. И музыканты из филармоний. Перед ними никак не хотелось ударить в грязь лицом.
- Платили хорошо?
- Нормально. Я же перед этим устроился в Ленконцерт, в отделение, которое заведовало коллективами, играющими в кинотеатрах и ресторанах. Но самое важное: работа в ресторанах – хорошая школа для музыканта. Нужно уметь играть всё. От классики до песенок из кинофильмов. Однажды приехали американцы. У них в то время был крайне популярен вальс из фильма «Доктор Живаго». Вальс Лауры. И они просили: «Лора! Лора!..» Какая такая Лора, подумал. Хорошо, с ними был свой, американский оркестр. Я подошел к одному из их музыкантов, попросил, чтобы он мне ноты дал этого вальса. Тот на входном своем билете быстренько набросал ноты. Мы в своем трио расписали ноты по партиям и уже на следующий день играли вальс Лауры.
- А английский вы откуда знали, если так свободно общались с американским музыкантом?
- Учил, ходил на специальные курсы. Мы же потом выступали в ресторанах гостиниц «Пулковская», «Прибалтийская», в «Интуристе». Там язык был просто необходим. Не говоря уже о нашей поездке в Америку.
- Еще и в Штаты занесло!
- Было дело. Один наш крупный бизнесмен переехал в США, создал там свой бизнес и параллельно решил открыть в городе Майами ресторан русской кухни под названием «Сибирь». Тогда, в начале 90-х, Советский Союз, потом Россия были очень популярны в мире, в Штатах особенно. Разоружение, конец холодной войны и всё в этом роде. В ресторане по задумке бизнесмена должны были звучать русские песни, и он пригласил наше трио плюс замечательную певицу Ольгу Шалашову. Она пела в ансамбле «Красные маки», жила в гражданском браке с Вячеславом Добрыниным и обладала великолепным голосом. С большими приключениями добрались, наконец, до Майами. Нас никто не встретил. Бизнесмену этому ресторан был постольку-поскольку, забыл про нас. Пришлось напомнить по телефону. Встретили, поселили в съемных домиках, выплатил нам бизнесмен какие-то деньги на карманные расходы. А ресторан, как оказалось, не построен, там, как говорится, еще и конь не валялся. Четыре месяца валяли дурака на пляжах Атлантики. До того всё это безделье надоело, что принялись помогать строить и оформлять ресторан.
Наконец, он открылся. У нас аншлаги, в соседних ресторанах пусто. Что такое классный ресторан? Вкусная еда и хорошая музыка – всё! У нас было и то, и другое. Отработали там год, но меня и баяниста Игоря Гилевского жутко тянуло на Родину. Чувство ностальгии действительно существует. Я знал, что происходило в России. Разруха, бандитизм, но всё равно, в гостях хорошо, а дома лучше. Вернулся в Петербург, еще некоторое время работал в ресторанах, ездил по стране с гастролями. Теперь вот окончательно осел в Сиверской. Здесь мой дом. Думаю, что последний.
«Пишем в стол»
Позволю себе небольшое авторское отступление. Тем более что пример Игоря Берулова здесь крайне показателен. В советские времена среди творческой интеллигенции было распространено понятие «писать в стол». «Ужасная советская цензура» не пропускала их гениальные произведения. Приходилось писáть в стол в тайной надежде, что когда-нибудь времена изменятся и потомки насладятся плодами их творческих усилий.
Времена действительно изменились. Особых шедевров за исключением 4-5 книг и такого же количества фильмов, «положенных на полку», не обнаружилось. Только теперь в стол стали писáть не десятки, а тысячи поэтов, писателей, художников, композиторов. Люди еще полны творческой энергией, пишут картины, сочиняют музыку и стихи, но всё это оказывается невостребованным. Иначе говоря, как выразился герой одной из предыдущих публикаций, «мы никому не нужны». Только общение в рамках рубрики «Люди и судьбы» свело меня с добрым десятком талантливых в различных областях людей, которые, несмотря ни на что, продолжают заниматься творчеством. Они так устроены, по-другому не могут.
- Однажды я поехал с гастролями в Красноярск. Познакомился с разными замечательными людьми. В том числе с представителями Международной ассоциации «Жители блокадного Ленинграда», я тоже состою в ее рядах. Людей во время войны эвакуировали из Ленинграда в разные города. В Красноярске сейчас живут дети тех, кто по тем или иным причинам не вернулся в город на Неве. У них там воздвигнут великолепный памятник детям блокады, создано одноименное общество. Председатель этого общества, Валентина Степановна Антонова, написала очень трогательное стихотворение «Мы помним» о детях блокады. Я вернулся домой, немедленно написал музыку и сам исполнил песню «Мы помним». Даже «на коленке» сделал небольшой клип. Отослал Валентине Степановне. Вы не представляете, какой резонанс в обществе «Дети блокады» и среди ее многочисленных знакомых вызвала эта песня! «Ее надо обязательно показывать по телевидению. Чтобы народ знал и помнил о нас!», – говорила она мне по телефону. Я пошел на 5-й канал в Петербурге, как раз приближалась годовщина снятия блокады. Меня встретила какая-то девушка телевизионная. Посмотрела, сказала, что песня замечательная, но технически видео не подходит под их стандарты. «Ну так переснимите, раз песня хорошая! Важна ведь не обертка, а содержимое!» – «Мы подумаем». Думают по сей день.
И так везде. В комитетах по культуре, на концертных площадках – куда я только не обращался. Мне грех жаловаться. Всё же администрация нашего поселка, организаторы различных мероприятий иногда приглашают. У меня есть имя, но что делать другим, талантливым, но никому неизвестным?! Словно невидимая стена стоит между ними и большим телевидением, всероссийской сценой. А они не менее, может быть, даже более талантливы, нежели те, кого мы видим в бесконечно однообразных «Голубых огоньках» и прочих передачах.
Да, нереализованная энергия творческих людей требует выхода. И не о деньгах здесь идет речь, оговоримся сразу. Есть люди, способные создавать талантливые, самобытные произведения искусства, есть потенциальная публика, готовая слушать, смотреть, получать удовольствие от работ пока неизвестных творцов. Но не хватает посредников, способных свести этих людей. Фраза «рынок всё решает» в области искусства совсем не работает.
- В советские годы, как к ним не относись, государство много делало для поднятия культурного уровня населения. Мы, оркестр народных инструментов, от Ленконцерта ездили по предприятиям города и страны, выступали там перед рабочими. В школы и институты отправлялись, в воинские части. Однажды даже выступали на подводной лодке. И везде нас очень тепло принимали. Люди тянутся к высокой культуре, нужно только пойти им навстречу. Пропагандировать классическую музыку, живопись, литературу. Создавать культурный фундамент общества. Иначе скатимся к первобытным пращурам.
И в семье такая работа должна происходить. Именно там закладываются характер и вкусы человека. Бабушки и дедушки, мамы, папы, не повторяйте одно и то же: «Молодежь нынче не та». Показывайте им хорошие фильмы, знакомьте с великими живописью и музыкой прошлого! Капля камень точит. Пусть в душах маленьких людей появится понимание, что такое хорошо и что такое плохо.
Мы смотрим многочисленные клипы, сделанные самостоятельно Игорем Беруловым. «Бессмертный полк», «Оредеж-река», «За Донбасс», «Я пою тебя Россия» и далее, далее
- Что думаете о будущем, Игорь Михайлович? Если всё так тяжело идет, может, махнуть на всё рукой.?Отдыхать, дышать чистым воздухом Сиверской. Покой, тишина. Вы заслужили.
- А я не смогу так, в тишине и покое. Буду сочинять песни до последнего вздоха, сколько Бог определит. «Делай, что должно, и будь, что будет», – лучше не скажешь. И продолжаю надеяться на его величество случай, что он мне принесет.
Андрей Павленко