Тёмные и светлые аллеи Гатчинского парка

 Часть 3

Хочется, предваряя эту часть воспоминаний, рассказать о событии, которое произошло недавно, 18 мая, в Международный день музеев.

По сложившейся традиции творческого союза музейных работников Санкт-Петербурга и Ленинградской области, образованного более 30 лет назад, в этот день в театральном зале Государственного Эрмитажа чествовали ветеранов музеев со стажем работы от 30 лет. Знаменательно, что среди юбиляров со стажем 50- 65 лет большинство были из Государственного Эрмитажа. И к радостному удивлению присутствующих коллег вышла к сцене сотрудник научно-просветительского отдела Л.Н. Воронихина со стажем 70 лет! Без сомнения, это служит доказательством, что в одном из главных музеев страны ценят своих специалистов, и, согласитесь, такие примеры окрыляют. Надеюсь, в моем повествовании мне удастся показать, как и почему музейная работа становится смыслом жизни.

Меня тоже поздравили с 45-летием служения Гатчинскому дворцу-музею. Хотя мне бы хотелось считать, что я в Гатчинском музее уже 50 лет, с 1969 года, и забыть, как из-за несогласия с «целями и методами» работы очередного директора мне, как и А.С. Ёлкиной, пришлось его покинуть. В результате пять лет я трудилась сначала в издательстве, а потом в школах, а душа-то моя оставалась в любимом музее. Возможно, об этом я тоже расскажу, но позже.  

Теперь вернемся в мой первый день в дирекции парка. Если можно так назвать, «кабинет» научного отдела в «Птичнике» представлял собой маленькую комнатку в одно окно с видом на речку Колпанку, без сигнализации и телефона, но с круглой печкой в углу.

Ах, этот дух затопленной печки, смешанный с запахами старого здания и архивной пылью! Для меня он долго был «музейным». Раньше такое же ощущалось в Приоратском дворце, в библиотеках и краеведческих музеях, размещенных в деревянных домах Гатчины и страны. Как же было душевно зимой, в заснеженном, забытом богом «Птичнике», в перерыве от дел прижаться к горячей печке! И я частенько бегала в сарайчик рядом с Дирекцией за дополнительными дровишками.

В нашем кабинете с трудом помещались стол главного хранителя,  простой, но объемный черный  шкаф и крошечный столик с пишущей машинкой, за которым мне и предстояло много трудиться. В шкафу хранился небольшой архив уже не существовавшего Дворца-музея. Из почти 16 тысяч спасенных гатчинских коллекций в нашем отделе на 1 января 1970 года на учете числилось: чертежей, акварелей, графики, рукописей XVIII – XIX веков – меньше одной тысячи листов, фотографий, негативов, диапозитивов – около четырех тысяч, а также книг вместе с профсоюзной библиотекой художественной литературы – около 500, были также научно-вспомогательные материалы и чертежи послевоенных лет.

На отдельной полке в том же шкафу хранились два знаменитых Кушелевских альбома конца XVIII века с планами и проектами «павловской» Гатчины. Помню, как много позже, когда я уже заслужила эту честь, Аделина Сергеевна показала их мне, сама бережно переворачивая страницы, проложенные папиросной бумагой. Сегодня их содержание многим известно, часто публикуется, и стали популярными акварели Г.Сергеева с видами Гатчины в интернете. А вот музейных предметов у нас было всего пять, да и то на временном хранении. Даже мраморный барельеф с профилем архитектора дворца Антонио Ринальди находился в музее Ораниенбаума. Только после открытия первых восстановленных залов в 1985 году он одним из первых экспонатов вернулся в Проходную Ринальди перед Белым залом.

В первый же день работы Аделина Сергеевна безапелляционно заявила: «Через два года мы будем в Гатчинском дворце. Надо работать. А за это время никаких замужеств и диссертаций». Ну, о последнем я как-то еще не думала, а вот что так быстро увижу дворец, поверила. Аделина Сергеевна умела убеждать, и не только меня!

Хотя о том, что это не были только фантазии, свидетельствуют планы и расчеты, которые мы составляли на 5, 10 и более лет. В них было включено как восстановление парадных и жилых помещений от Павла I в Главном корпусе дворца до Александра III в Арсенальном, так и будущие выставки и массовые мероприятия в Кухонном каре. Даже был указан предполагаемый доход от посещения музея. Конечно, такие планы составлялись по аналогии с Павловским дворцом-музеем, директором которого была Анна Ивановна Зеленова, наставник Ёлкиной.  

Да, это был «свет», помогающий выбраться из «темной аллеи» истории Гатчинского дворца! Но как показала жизнь, путь оказался длиною в 15 лет.

Первым для меня заданием было разобрать огромные папки из того черного шкафа, в которых в беспорядке хранились фотографии. Сегодня, видя этот шкаф в фондах музея, мне хочется повторить за Гаевым, героем  пьесы А.Чехова «Вишневый сад»: «Дорогой, многоуважаемый шкап! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет, поддерживая в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывая в нас идеалы добра и общественного самосознания».

Признаюсь, что было нелегко разложить тысячу снимков в другие папки  отдельно по районам и сооружениям парка, по многочисленным залам дворца. Это сейчас я могу по части пейзажа или детали интерьера определить, где было снято. Но тогда я хорошо знала только Приоратский парк, так как выросла рядом, каталась по парку на лыжах, велосипеде, занималась в кружках Дома пионеров в Приорате. А вот Дворцовый и тем более парк «Зверинец» пришлось заново открывать. Уж не говоря о Большом дворце, который для меня, как и для многих гатчинцев, был «терра-инкогнито». Смутно припоминаю тот единственный раз, когда я еще пионеркой была в помещении театра Арсенального каре дворца, приветствуя на каком-то празднике курсантов военно-морского училища, которое там размещалось. Позже здание дворца было вообще недоступно из-за «секретности». Даже близко не полагалось подходить, потому что охранялось вооруженной охраной.  

В отличие от современных возможностей с огромным количеством литературы по Гатчине, сайтов, в то время приходилось конспектировать немногочисленные источники, например, такие уникальные издания, как «Старые годы» или «Столетие Гатчины», и изучать черно-белые фотографии довоенного дворца. Я была поражена, узнав, что Гатчина ничем не уступала  другим знаменитым пригородам, а до войны Гатчинский дворец по количеству залов и коллекций называли «пригородным Эрмитажем»! И как же было обидно, что даже в дирекции мы не встречали понимания. Нас с Аделиной Сергеевной считали «нахлебниками», которые ничего не производят, не зарабатывают деньги на премию, а только читают книжки и переписывают бумажки. Ну, премий мы и так не видели, в отличии от культмассового или садово-паркового отделов, а зарплата была грошовая, например, у меня 60 рублей. В то время начальники отделов все были военные отставники, и у них был установлен «потолок» в зарплате, поэтому они не были заинтересованы в увеличении ставок. 

Вскоре мы с Аделиной Сергеевной и архивом переместились дальше по коридору «Птичника» в центральную часть здания, в комнату уже в два окна и с дополнительным помещением-кладовкой.

Надо добавить, что тогда Дирекции принадлежало не все здание. Другую половину, а также 2-й этаж заселяли жильцы. Больше всех мне запомнилась одна старушка. В углу ее маленькой комнатки висели иконы, а еще пахло засушенными лекарственными травами. Она была маленькой и горбатой, я даже немного ее боялась. Старушка жила одна, но у нее была вреднющая коза. Она-то и стала причиной преждевременной смерти хозяйки. Однажды, когда старушка пасла свою любимицу на берегу Колпанки, та ее сильно боднула в бок. Я стала навещать больную, чтобы чем-нибудь помочь. Старушка не поправилась.

Помимо «Птичника» жилыми были парковые сторожевые домики и здания на территории бывшей Дворцовой фермы или скотного двора в парке «Сильвия». В основном в них селили работников дирекции. Например, дачей для хранителя Серафимы Николаевны Балаевой служила караулка № 3 у Каскадских ворот. Там же жил лесник Иван Иванович Захаров, о котором Балаева с уважением писала в своих дневниках. Рассказывали, что он, сажая елочки вдоль аллеи в парке «Сильвия», чтобы сохранить их от новогодних порубок, обрезал все нижние ветки. Так и росли елки голоногими. Сегодня это одна из красивейших Темных аллей, которую я очень люблю, и с которой связано так много воспоминаний.

Караулки были построены у ворот для охраны территории парков и проживания сторожей. Вначале они были деревянные. Проект каменных домиков разработал главный архитектор Гатчины Л.Ф. Шперер. К началу ХХ века в парках существовало 10 караулок. Сейчас их перестраивают, а я помню, что в домиках были вместительные подвалы, высокие чердаки, обширные пристройки в виде сарая.

Также дирекции принадлежал деревянный двухэтажный дом недалеко от дворца. Его для себя построил послевоенный директор А.Г. Демидов. Там был водопровод и даже ванна, что считалось редкостью для того времени.

В 70-е годы прошлого века Дворцовый парк имел статус «Парка культуры и отдыха». Специфика городского парка определяла его содержание и проводимую работу. Для обслуживания парка на территории бывшей Дворцовой фермы или как тогда называли «хоздвора» находились необходимые хозяйственные службы с оборудованными мастерскими, складскими помещениями, гаражом и конюшней. Среди рабочих были настоящие умельцы, которые могли изготовить весь парковый инвентарь, починить телегу, выполнить ремонт в зданиях и многое другое. Например, когда нам понадобился второй шкаф в кабинет, его не покупали, а сделали в мастерской хоздвора нужного размера с удобными полками для хранения наших папок.

Сейчас комплекс бывшей Дворцовой фермы по-прежнему расположен на противоположном «Птичнику» берегу Колпанки. Но история его создания до сих пор недостаточно изучена. Даже в последних исследованиях вопрос авторства главного здания-павильона «Ферма» остался открытым, и перечисляются такие архитекторы, как Винченцо Бренна, Андриан Захаров,  Петр Старов и другие.

И вот наступил мой первый летний сезон в парке. В теплые дни я выносила старенькую пишущую машинку на берег Колпанки и часами отстукивала, перепечатывая страницы исторических документов, которые стали пополнять научный архив и были необходимы для будущей реставрации. Мне нравилось смотреть на уходящую в даль парка «Зверинец» прямую дорогу Цагове, на медленно текущие воды Колпанки, думать о прежних временах и мечтать о будущих.  

Валентина Фёдорова

(Продолжение следует)