Тёмные и светлые аллеи Гатчинского парка

Часть 4

Оказалось, не так уж это просто – писать воспоминания. Годы, люди, события, и как все разложить последовательно, логично, интересно?

Например, Аделина Сергеевна Елкина делилась со мной, что когда писала последнюю свою книгу «Мой дворец», специально выбрала форму «записок», чтобы «облегчить процесс, не связывая себя временными рамками и оставляя только нужное». Я пока полагаюсь на вдохновение. К тому же некоторые события мною упоминаются в статьях, в том числе в «Гатчинской правде». Моя первая заметка в газете появилась еще в 1969 году.

Эту главу я бы назвала «Музейное крещение». В ней будет рассказ о событиях и людях, повлиявших на окончательный выбор моего пути, длиною в 50 лет.

Все началось с поездки в Ораниенбаум на одно из традиционных среди пригородов мероприятий, где коллеги обменивались опытом, обсуждали проблемы реставрации, докладывали о достижениях, и где, конечно, блистали музейные «звезды».

Можно считать, что это был мой первый «выход в свет». Тогда-то мне открылся музейный мир как бы изнутри со всеми светлыми и темными сторонами.

Вообще-то, поехать должна была моя начальница А.С. Елкина, но она по какой-то причине не смогла и командировала меня, младшего научного сотрудника, свою единственную помощницу. Конечно, как и при сегодняшней музейной субординации, тогда подобная замена осуждалась, и мой первый директор не преминул выразить свое недовольство. Когда же я пришла, чтобы сесть в единственную в дирекции парка служебную машину газик-«козлик», который наш водитель почему-то называл «Наташкой», мне места среди начальников других отделов не хватило. Однако мужчины, проявив галантность, любезно предоставили свои коленки, на которых я благополучно и доехала.

 Хотелось напомнить, что Гатчину с Ораниенбаумом связывает общий итальянский архитектор – Антонио Ринальди. Его первой работой в Ораниенбауме был дворец Петра III, а затем ансамбль Собственной дачи с Китайским дворцом и Катальной горкой, которую он возвел для Екатерины II. Во время Великой Отечественной войны Ораниенбауму больше повезло по сравнению с другими пригородами. Его дворцово-парковый ансамбль меньше пострадал, так как наши войска смогли отстоять Ораниенбаумский пятачок. Однако после войны у этого музея тоже были свои «темные аллеи». Его дворцы и парки долго не реставрировались. Комплексная реставрация началась только в 90-е годы ХХ века. К тому же он, как и Гатчина, находился на территории Ленинградской области, что еще больше осложняло ситуацию.

Встреча музейщиков в концертном зале Ораниенбаума была посвящена командировке коллег в ГДР. Среди побывавших заграницей делился своими впечатлениями зам. директора по науке Петродворца И.М. Гуревич (после войны Петергоф назывался в русском варианте). Конечно, я слушала с открытым ртом: ведь тогда поездка в другие страны была чем-то недостижимым!

Илья Михайлович Гуревич, работая в Петродворце с 1961 года, много сделал для его возрождения, в том числе участвовал в поиске скульптуры «Самсона», которая исчезла во время немецкой оккупации пригорода.

Как известно, на протяжении истории Петергофа в Большом каскаде было три варианта знаменитого фонтана. При Петре I, в начале создания Большого каскада, фонтана «Самсон, раздирающий пасть льва» еще не было. Впервые скульптуру, выполненную Б.-К. Растрелли и отлитую из свинца, установили в 1735 году, но в 1801 году ее заменили бронзовой по проекту скульптора М. Козловского. А третий «Самсон», уже взамен утраченного во время войны, появился в 1947 году, воссозданный скульпторами В. Симоновым и Н. Михайловым.

Большой Петергофский дворец тоже горел при отступлении фашистов и, в отличие от Гатчинского, даже был взорван. Его первые отреставрированные залы открылись уже в 1964 году. Однако огромная работа по восстановлению многочисленных дворцов, павильонов, парков и фонтанной системы началась только, когда его директором стал «музейщик от бога» Вадим Валентинович Знаменов вместо постоянно сменяющихся представителей партийной номенклатуры. На встрече в Ораниенбауме он был пока только в должности главного хранителя.

Надо сказать, что в период, когда дворцы Петергофа стали активно возвращаться в мир прекрасного, у музея были проблемы по возврату коллекций из Павловска и Царского Села такие же, как сейчас у Гатчинского дворца. Например, в одном из интервью В.В. Знаменов возмущался, что из их дворцов «выгребли всё, что могли – сначала советская власть, потом крупные музеи». И, забегая вперед, хочу отметить, что единственными среди пригородных музеев, кто поддержал Гатчину в ее стремлении возродиться, были именно коллеги из Петергофа. Остальные к Гатчине относились как к «Золушке», и наша деятельность, в том числе одержимость А.С. Елкиной, вызывала у них только враждебность.

После мероприятия в Ораниенбауме И.М. Гуревич предложил мне дополнительно показать залы Большого Петергофского дворца. Конечно, разве я могла отказаться?!

Для меня и моей семьи Петергоф был любимым пригородом. В 1940 году мой молодой будущий отец с братом сфотографировались у Большого каскада перед «Самсоном» М. Козловского. А уже через год из Ленинграда они добровольцами ушли в народное ополчение и воевали в одной части. Но брат Виктор погиб в сражении прямо на глазах у моего отца, а Владимир прошагал пол-Европы до Вены и с боевыми наградами вернулся в Ленинград. В детстве родители любили вывозить меня в Петродворец на фонтаны и фотографироваться на том же месте у «Самсона». Конечно, я продолжила эту семейную традицию.

А в тот памятный день 1969 года благодаря Илье Михайловичу мне посчастливилось оказаться в музейной сказке. Был уже конец летнего дня, Большой дворец закрывался, но когда мы шли по опустевшей анфиладе, только для меня стали зажигаться люстры, фонари, жирандоли! От их завораживающего, переливающегося всеми цветами радуги хрустального света ярче становились узоры тканей, наборных паркетов, вспыхивали золотом орнаменты и оживали лица на старинных портретах. В тот день, как артисты, впервые вдохнувшие запах кулис, заболевают сценой, так и я окончательно поняла, что работа в музее – это мое!

И не случайно из всех гатчинских коллекций любимыми для меня стали осветительные приборы. Потом одним из моих заданий было изучить довоенную коллекцию, занимавшую «первое место среди дворцов и собраний», часть которой уцелела, чтобы подобрать и осветить первые возрожденные залы Гатчинского дворца. 

Экскурсия по Петергофу была продолжена через несколько дней, и меня пустили в святая святых музея – мастерские знаменитых петергофских реставраторов. Среди них были те, кто в разные годы работал и у нас в Гатчине. Например, в 60-е годы ХХ века художник Л.А. Любимов реставрировал плафон и росписи стенных панно в павильоне Венеры на острове Любви, а позже

Я.А. Казаков возрождал живописные плафоны Аванзала, Мраморной столовой, Белого зала и Парадной опочивальни дворца.

Вскоре Аделина Сергеевна представила меня Анне Ивановне Зеленовой, своей наставнице и легендарному директору Павловского дворца-музея.

Как же много А.И. Зеленова смогла сделать для Павловска! Еще совсем молодой она возглавила работу по эвакуации музейных коллекций вглубь страны и последней ушла из Павловска, причем пешком, так как свободное место в машине предпочла отдать под последние предметы. Потом работала в блокадном Ленинграде, в Исаакиевском соборе. Небольшого роста, хрупкая, с проблемами здоровья Анна Ивановна всю жизнь самоотверженно работала, и ее любимым изречением было: «В нашей стране всего можно добиться, нужно только не жалеть себя – своего времени и ног».

 В первую встречу меня поразила демократичность Анны Ивановны. Директор музея такого уровня меня легко приняла в круг своего общения. А семью ей заменили ее воспитанники, ученики, друзья военных лет, сослуживцы. В этой женщине было то общее, родное, та особенная человечность, которая объединяла настоящих ленинградцев, блокадников, чем отличались и мои родители.

Хотя у Анны Ивановны была квартира в Ленинграде, но тогда она предпочитала жить с Аделиной Сергеевной в маленьких комнатах с низким потолком на антресольном этаже Павловского дворца. Обстановка там была наискромнейшая. Как все блокадники, она считала обязательным сначала человека накормить. Конечно, угощали всем, что имелось на тот день в их незатейливом хозяйстве: чай с бутербродами и фирменное блюдо «вареные яйца под майонезом». Позже, когда в Павловском дворце открылся ресторан, мы уже с Аделиной Сергеевной позволяли себе «покутить». Причем она предлагала за свой счет заказывать все, что только пожелаю, напоминая, что в Гатчине я обычно ее «подкармливала».

Тогда же в залах Анна Ивановна рассказывала о том, как они восстанавливали разрушенный дворец, как собирали «натурные остатки» архитектурных деталей. А выйдя из дворца, объясняла методику восстановления парка, в основе которой было «совмещение исторических планов». Это когда на один лист в одном масштабе наносятся (накладываются) планы разных лет и отмечаются изменения, чтобы потом решить, какой период взять за основу восстановления. Причем все беседы велись ненавязчиво, как бы «по ходу». В этот день я впервые по-настоящему увидела неповторимую красоту Павловского парка: Парадного поля, Белой березы, острова Любви, районов, созданных Пьетро Гонзаго. Итальянский художник-декоратор, ландшафтный архитектор, он называл искусство садов и парков «музыкой для глаз». В парке Гонзаго будто рисовал живые картины природы. Разделенные пространством, его пейзажи вызывали то чувство грусти и печали, то радости и веселья. У нас в Дворцовом парке Гонзаго тоже немного поработал. Он расписал Турецкую палатку, которая находилась за дворцом на площадке для игр по дороге к парку «Сильвия».

У Анны Ивановны на всех хватало её человеческой, вернее, материнской доброты и заботы. Из своей единственной заграничной поездки во Францию она многим павловчанам привезла небольшие сувениры, а мне подарила колечко с символическим значением. Его украшал орнамент из храма так называемого Квадратного Дома в Ниме на юге Франции. Этот памятник античной архитектуры был популярен среди венценосных знатоков и любителей прекрасного конца XVIII века. Например, Гюбер Робер, певец античных руин, Квадратный Дом запечатлел на одной из картин, которая до 1941 года украшала Греческую галерею Гатчинского дворца. Реставрация этого зала была закончена в прошлом году. К сожалению, вместо подлинников художника, которые остались в Павловске, теперь на стенах висят копии.

А вот как Анна Ивановна помогала возрождению Гатчинского дворца, постараюсь рассказать дальше.