Тёмные и светлые аллеи Гатчинского парка

Сегодня, как и раньше, назначение Гатчинских парков, их использование остаются предметом жарких споров и обсуждений. Об этом свидетельствуют доклады конференции «Музейная жизнь дворцовых садов и парков» в рамках Культурного форума, которая успешно прошла в Гатчинском дворце-музее в ноябре этого года. И я продолжу рассказ о переходе Дворцового парка из одного статуса в другой в 70-80-е годы ХХ века.

 Но вначале хотелось пояснить читателям, которые просят включать в мои воспоминания больше исторических сведений о парке и даже приводить документы по его реставрации. Это, конечно, задача путеводителей и исторических исследований, однако, и я не смогу обойтись без них по мере необходимости.

Прежде всего, мне хочется рассказать о работе научного отдела во второй половине ХХ века для нашей главной цели – возрождении музея, о людях, которые помогали, и не обязательно, знаменитых. Например, когда изучаешь архивы, и среди чертежей, рапортов, договоров попадаются документы о конкретных людях: от управляющего, архитектора  до истопника, то ярче и реальнее представляешь Гатчину того времени.

Несмотря на то, что в 1970-е годы Дворцовый парк был «Парком культуры и отдыха трудящихся», задачей научного отдела была организация выставочной работы. Для этого единственные и подходящие помещения были только в бывшем павильоне «Ферма».

Каменное здание на берегу Колпанки до сих пор впечатляет своими архитектурными формами, в которых просматривается влияние искусства Франции. Его центральная часть с широкой лестницей, рустованными стенами, украшенная треугольным фронтоном, полуциркульными окнами, выдвинута вперед и перекрыта полусферическим куполом, а крыша боковых частей – «французской» крышей с характерным «изломом» и мансардными окнами.

Внутри под куполом расположен парадный зал. Его стены, разделённые нишами, и высокий потолок с окнами-люнетами декорированы цветной росписью, выполненной клеевой темперной краской. В то время северная анфилада комнат была освобождена от жильцов, проведен косметический ремонт, а в Купольном зале была восстановлена сильно поврежденная роспись, очень чуткая к влаге и колебаниям температур. Работы выполнили художники Ленинградских специализированных научно-реставрационных мастерских В.С. Николаев, В.С. Суворов и Н.М. Синяков. 

Уже в июле 1970 года в этих помещениях мы открыли выставку работ 24 ленинградских художников из Ленинградского отделения худфонда. Экспозиция первого зала начиналась с цитаты А.М. Горького о сохранении культурного наследия народа, а также, как тогда требовалось, с «наиболее значительных по содержанию и больших по размеру» полотен, посвященных В.И. Ленину. На выставке среди живописных работ были представлены все жанры господствующего тогда соцреализма. На ряде полотен были запечатлены столь еще близкие события Великой Отечественной войны, а среди пейзажей выделялись лирические виды Ленинграда, Таллинна, Загорска, Пятигорска, Карелии и Новгородской земли.

Для меня это была первая выставка в музейной работе. И помню, как в разгар лета я выходила из павильона и, разводя призывно руки, приглашала гатчинцев, идущих купаться на «Ванночку», бесплатно посмотреть картины. Конечно, они были в большом удивлении: «На хозяйственном дворе выставка?»

Все-таки выставку посетило более трёх тысяч человек, и не только жителей Гатчины. Знаменательно, что во многих отзывах был важный для нас вопрос: «А когда же будет восстановлен дворец?», или «Нельзя ли для следующей большой выставки использовать часть нашего дворца?».

Конечно, для расширения выставочной работы помещений нам не хватало, поэтому использовались площадки городских предприятий. Например, в 1972 году к 50-летию образования СССР мне поручили под-готовить выставку «Парки нашей Родины» на заводе «Буревестник». На нашу просьбу коллеги из почти всех столиц республик прислали по почте текстовой и иллюстративный материал о своих парках. Тогда-то я узнала, как много в нашей стране парков, причем разных: парков всемирного ис-торико-художественного значения, парков Славы, парков культуры и отдыха и других.

Также осталось в памяти и другое дружеское отношение людей братских республик. Позже нас с А.С. Ёлкиной пригласили на научно-практическую конференцию в знаменитый дендрологический и пейзажный парк «Софиевка» в Умане. На конференции Аделина Сергеевна выступила с сообщением о перспективах восстановления Гатчинских парков, а на обратном пути в Киеве на два дня нам была предоставлена профессорская квартира одного из участников конференции. Причем, ключи от квартиры мы должны были просто оставить в почтовом ящике. Вот такие были времена!

Тогда же я впервые столкнулась с завистью и подлостью в наших культурных учреждениях. По линии профсоюза работников культуры нам представилась возможность поехать в Париж с целью «повышения квалификации». Представляете, Париж для советского человека? Вот уж воистину: «Увидеть и умереть от счастья!»

Но для поездки мы должны были получить характеристики-рекомендации, подписанные тремя главными «вершителями наших судеб» в Дирекции парка: директором, секретарем парторганизации и председателем профсоюза. История закончилась тем, что главному хранителю парка А.С. Ёлкиной, вообще, отказались дать характеристику, сославшись, что «не могут за неё поручиться», а мне написали, что я, как комсомолка, «нерегулярно провожу политинформацию и участвую в выпуске стенгазеты». Естественно, что такую «глупость и мерзость», как я сказала в ответ, мне стыдно было отправлять.   

В те годы многие путешествовали по стране по дешевым профсоюзным путевкам, но в нашей организации их почти не было. Пришлось подрабатывать в разных бюро путешествий.

К счастью, в последние десятилетия у меня появилась возможность увидеть и знаменитые дворцово-парковые ансамбли в Европе, в том числе во Франции, и без помощи кого-либо. Моей мечтой было побывать в тех странах и городах, которые посетил великий князь Павел Петрович во время своего заграничного турне в 1781-1782 годы, и понять, как его путевые впечатления отразились на облике нашей Гатчины. В первую очередь, я хотела попасть в замок Шантийи под Парижем, где Павлу был устроен роскошный трехдневный прием принцем Луи -Жозефом Конде, потому что многие годы занималась темой «Французские образы в Гатчинском парке».

Естественно, что первым исследованием было сравнение с французским образцом гатчинского острова Любви и павильона Венеры, который мы открыли в 1970 году как музейный объект. Затем я стала изучать, как у нас появились парк «Сильвия», историческую планировку которого мы вскрыли в эти же годы, и Карпин пруд, когда приступили к восстановлению Карпина моста.

Что касается бывшей «Молочной фермы» в Гатчине, с которой я познакомилась в начале работы, то мне удалось доказать, что идея её строительства тоже была заимствована в замке Конде, а прообразом  послужила по-французски галантная «Молочная для удовольствия». В Шантийи она находилась на территории не менее известного комплекса «Зверинец» на берегу Грант канала.

В XVII-XVIII веках «зверинцы» были необходимым атрибутом летних резиденций европейских монархов, и «молочные» домики предназначались для участников охоты, которые в прохладе изысканных интерьеров могли остудить свои разгоряченные головы и сердца, а также для гостей, которых, как и Павла Петровича, угощали парным молоком и мороженым по особому рецепту. Часто эти павильоны использовались для торжественных случаев и  приемов.

«Молочная для удовольствия» в парке Конде тоже была построена в конце XVII века, и по красоте была достойной соперницей королевской в Версале. Позже её перестроили, и собственно «Молочной» была только часть здания, которая состояла из нескольких помещений. Один зал был украшен картинами на сюжеты басен Лафонтена и «пасторальной» жизни, в другом находился бассейн с «бурлящим источником на дне». Главным залом служил Салон под куполом с беломраморными сводами и буфетом из цветного мрамора, расположенным по кругу вдоль стен, на котором выставляли сервиз, украшенный эмблемами Конде. Помещения другой части здания были украшены в «египетском» стиле и посвящены Исиде и Осирису, которые были представлены в образах коровы и быка Аписа.

Как и многое в Шантийи, «Молочная» была разрушена во время Французской революции, и сегодня на месте Зверинца находится городская территория.

Если сравнить французский павильон с гатчинским, то можно найти много общего, особенно в оформлении «зала под куполом».

Интересно, что при Григории Орлове на месте «Молочной фермы» находился «Фазанник», который представлял собой участок леса с рощицами и полянами, окруженный большим парком. Возможно, что здание фермы строилось на его старых фундаментах.

История создания павильона «Фермы» до сих пор недостаточно изучена. Даже вопрос об архитекторах остается открытым: называются Винченцо Бренна, Андриан Захаров,  Петр Старов и другие.

Комплекс зданий «Молочной фермы» начали возводить в конце 90-х годов XVIII века на берегу реки Колпанки, территория которого стала частью парка «Сильвия». Так, в мае 1797 года в рапорте по случаю приезда императора было приказано «в Сильвии молошник учредить» и для этого «особо лучших коров выбрать». Его главным зданием служил каменный павильон, предназначенный для приема владельцев и их гостей.

Хотя гатчинская ферма представляла собой хорошо организованное хозяйство под покровительством вначале императрицы Марии Федоровны, а затем и других царственных владельцев, особого дохода она не приносила и целиком находилась на содержании Дворцового ведомства. Скорее, это была любимая игра высшего света все в ту же  «сельскую жизнь».

В конце XIX века «Ферма» была популярным местом посещения приезжающих в Гатчину: «Пройдя несколько дорожек, мы достигли фермы. Здесь-то уже каждое местечко говорило о сельской жизни. Мы смотрели стойла коров, любовались устройством и опрятным содержанием их и в особенности двумя красивыми телками Холмогорской породы. Напившись молока в комнатах для приходящих, вошли в те комнаты, где хранится прекрасная посуда Китайского фарфора и разные принадлежности сельского и домашнего хозяйства. Стены комнат убраны картинами, изображающими сельские виды, быт поселян, разные съестные припасы: рыбы и раки в лотках, дичь и овощи на столах; сливы, яблоки, разрезанные арбузы и прочее. Мебель вышита шелками и такими узорами, которые тоже напоминают хозяйственные занятия: там видны Индейские петухи с красными носами, и гуси, и утки, и куры…»

Конечно, хозяйственный двор, уже Дирекции парка, мало чем напоминал бывшую «Молочную ферму». Здания были приспособлены для обслуживания парка. В них размещались слесарная и столярная мастерские, где изготавливалось различное парковое оборудование и инвентарь, мастерская художника-оформителя, склады, гараж, конюшни. Там же предоставлялось жильё работникам парка.

Отдельное здание служило конюшней. В парке служба «гужтранспорта» с лошадьми, телегами, санями, конюхами  выполняла очень важную работу, в том числе катание на лошадках ребятишек - как зимой, так и летом.

В заключение хочется поделиться забавными историями моего общения с этими замечательными животными.

Летом все работники Дирекции парка были обязаны работать на субботниках по заготовке сена, которым на зиму надо было заполнить несколько сараев. И вот однажды, когда мы на телеге возвращались с субботника, выяснилось, что разгоряченный напитками возница забыл вставить удила в рот коня по кличке Ветерок, из-за чего животное фактически стало неуправляемым. В какой-то момент Ветерок это почувствовал и «понёс». Впереди по направлению были Зверинские ворота, в  проём которых наша телега вряд ли бы «вписалась». Вот когда стали реальностью слова из песни: «Ты лети с дороги, птица! Зверь, с дороги  уходи! Видишь, облако клубиться, кони мчатся впереди!». Сидящие со мной мужички начали лихо спрыгивать, а возница, свалившись на дно телеги, безуспешно, что было сил, тянул вожжи. Но Ветерок, задрав морду, всё больше развивал скорость: «И неслась неудержимо с гривой рыжего коня грива ветра, грива дыма, грива бури и огня». Пришлось и мне прыгать и, слава богу, не попасть на пень у дороги. Но самое удивительное, что конь все-таки проехал в ворота и остановился дальше на дороге Гундиуса в парке «Зверинец».

Ветерок был нашим всеобщим любимцем, особенно баловал его конюх Саша, улыбчивый и добродушный парень, но, как говорят, с «ограниченными умственными способностями». У него для лошадок, несмотря на мизерную зарплату, всегда были угощения, а Ветерка он превратил в настоящего попрошайку.

На другом осеннем субботнике по уборке листвы кобыла Машка мне наступила на ногу, когда я, воображая себя конюхом, вела её под уздцы и,  разворачивая, не рассчитала длину ее шага. В результате тяжеленная Машкина нога с копытом и подковой опустилась на мою. Правда, все обошлось только здоровенным синяком: спас резиновый сапог с теплым носком.

Завершая свою «лошадиную» тему, должна добавить, что Ветерок был трудягой, в отличие от Машки, которая, сделав шаг, вставала и продолжала двигаться только после многократного понукания, поэтому чаще запрягали Ветерка, а Машка отдыхала. Все, как у людей:  кто-то пашет, а кто-то…

Но у Ветерка, этого покладистого коняги, был единственный недостаток: он не позволял на себя садиться. Об этом не знал мой отец. Выйдя на пенсию после многолетней работы на железной дороге, он, по моей просьбе, стал катать детишек на лошадках, т.к., живя в детстве в новгородской деревне, научился управлять ими. И вот однажды он посадил мою дочку на Ветерка. Конь, конечно, ее сбросил.

Сегодня жаль, что этих красивых, умных и работящих животных нет в парке, хотя они тоже часть истории. В предыдущие времена без них владельцы не могли обойтись. Например, у Григория Орлова на Конюшенном дворе было около полусотни лошадей, а Павел Петрович, перестраивая дворец, перевел лошадей в отдельное здание Больших конюшен, позже Кирасирских казарм. Оно тоже было построено по образцу  знаменитых конюшен в Шантийи, которое величают «Дворцом лошади». Здание отреставрировано, и там открыт музей, рассказывающий об этих животных, а в манеже устраиваются красочные представления.

Хочется, чтобы скорее закончилась и реставрация уникальных зданий Молочной фермы и Кирасирских казарм в нашем городе.