Доктор красноречия

Пациентам, перенесшим инсульт и черепно-мозговые травмы, нередко приходится заново осваивать речь. В Гатчинской клинической межрайонной больнице на отделении для больных с острым нарушением мозгового кровообращения работает медицинский психолог, логопед Оксана Юрьевна Филипская. Свой путь в логопедии она начинала с детской поликлиники, помогая «ставить речь» маленьким пациентам, и сегодня продолжает работать и с детьми, и со взрослыми.

- Оксана Юрьевна, чем отличается медицинский логопед от обычного?

- Разница в образовании и не только. Как медицинский психолог я оканчивала медицинский вуз – факультет клинической психологии, но это было мое второе высшее образование. А первое – это дефектологический факультет педагогического вуза, в последующем я прошла переподготовку на медицинского логопеда, и, кроме того, как и все логопеды системы здравоохранения, каждые пять лет я обязательно прохожу курсы повышения квалификации на базе медучреждений – Санкт-Петербургского НИИ уха, горла, носа и речи, Центра патологии речи и нейрореабилитации и других.

И так получилось, что моя трудовая деятельность сразу началась в больнице. То есть как логопед я всегда работала в медицинской сфере, в детской поликлинике. И с каждым годом категория детей, с которыми я занималась, стала усложняться. Логопед – это ведь не просто поставить звук «Р»…

- А в чем еще загвоздка?

- Зачастую, это детки со сложными сочетанными диагнозами. При нарушениях речи нередко страдает не только звукопроизношение, но и другие высшие психические функции: внимание, память, мышление. Есть определенные нюансы, которые человек компенсирует поведением. Постепенно я углубилась в медицинскую клиническую психологию и расширила рамки своей работы как логопеда – со взрослыми.

- Вы работаете на неврологическом отделении с больными, перенесшими инсульт. Чем тут может помочь логопед?

- Речь – это высшая психическая функция, и когда происходит мозговая катастрофа, часто – как вторичное нарушение, в зависимости от того, какой участок мозга задет – идет распад речи, нарушение дикции. И, что самое нехорошее, бывает нарушение витальных функций, таких как глотание, например. И вот здесь прямая задача логопеда помочь человеку вспомнить, как глотать, показать и рассказать, что надо делать с языком – куда его правильно поставить, чтобы четче произносился звук. Напомнить, как правильно дышать во время приема пищи, во время говорения. Это как раз функция логопеда. 

- Много сейчас таких пациентов? 

- На отделении для больных с острым нарушением мозгового кровообращения – да. Есть пациенты, у которых, к счастью, не нарушено ни глотание, ни дыхание, ни звукопроизношение, но таких все-таки меньшинство. Опять же, довольно много крайней степени, когда нарушено все настолько, что ставится назогастральный зонд – тонкая трубка, которую вводят через нос в пищевод и желудок для обеспечения питания или введения лекарств, если человек не может глотать самостоятельно. Это временное решение для таких пациентов. И тут логопед и психолог помогает пациенту и родственникам, объясняя, для чего этот зонд нужен, и как активизировать глотательную функцию. Так что работы в любом случае хватает. 

- Насколько успешно ваше участие в реабилитации? 

- По-разному, потому что логопед – это все-таки инструмент. Мы учим, объясняем, показываем, что и как делать, но результат достигается, когда в этот процесс сознательно включается сам пациент, и когда рядом родственники, которые готовы помочь. Потому что зачастую при нарушении мозгового кровообращения страдают и другие высшие психические функции, такие как внимание, память, мышление, плюс еще мотивационный компонент пропадает. И специалист хочет помочь, готов объяснить человеку, а он – в силу степени поражения или физически – не может или не понимает уже, зачем ему это надо. Но если помимо логопеда участвуют родственники, которым объяснишь, покажешь, расскажешь, и она начинают помогать, то шанс на восстановление увеличивается. Мы, конечно, не боги, но, по крайней мере, эти занятия помогут поддержать то, что осталось.

- Восстановление речи зависит от возраста?

- Зависит, потому что наш мозг стареет вместе со всем организмом, и клеткам становится сложнее учиться и переучиваться. Это в детстве мозг более пластичен, вот эти знаменитые нейронные связи вырабатываются легче, быстрее закрепляются, а функциональные особенности взрослого мозга уже слабее. Тем не менее, шансы есть, и многие пациенты прекрасно восстанавливаются после реабилитации. Если пациент хочет, положительная динамика будет всегда, просто иногда люди хотят вернуть все, «как было», а это не всегда возможно. 

Но с острой стадией инсульта я работаю не так давно – лет десять. До этого ко мне обращались люди, уже прошедшие какой-то этап реабилитации, чтобы поддержать на должном уровне достигнутые результаты. И до сих пор взрослые приходят не только с нарушениями речевой функции после инсультов или черепно-мозговых травм, но, бывает, и звукопроизношение исправить надо – почистить дикцию. 

- А корни дефектов речи лежат, наверное, в детстве? Правда ли, что раньше дети говорили лучше, и логопедическая помощь требовалась гораздо реже?

- Правда. Если вспомнить начало моей трудовой деятельности, когда я работала в поликлинике детским логопедом, мы выходили на профосмотры прямо в детские сады, и из 25 человек в группе направление к логопеду получали меньше половины. А спустя десять лет приходишь в группу из 25 человек и двадцати трем из них выписываешь направления к логопеду. 

- С чем это связано? 

- Видимо, с улучшением жизни и, как следствие, снижением физической активности. Функция речи, скажем так, не настолько значима для организма. Сначала организм должен развиться физически, подготовиться к движению, взрослению, потреблению пищи. А детки год от года появляются часто болеющие, мало двигающиеся, не умеющие нормально жевать и глотать, потому что заботливые мамы до третьего класса измельчают пищу блендером, и все это проглатывается ребенком, не жуя. Артикуляционный аппарат не тренируется. А что такое язык? Это мышцы. Если мышцы не тренировать, они атрофируются. И поэтому ребенок и глотает неправильно, а уж поднять язык, чтобы выговорить пресловутую букву Р, да еще и повибрировать, это вообще тяжело. То есть блага цивилизации в этом плане сыграли отрицательную роль. Раньше – как? Пошел на грядку, морковку достал, пожевал – работают мышцы. 

- Дефекты речи зависят от наследственности?

- Да, наследственный фактор прослеживается, но не критично. Тут больше срабатывает эффект подражания: дети учатся тому, что видят и слышат у себя дома. Поэтому если папа с мамой картавят или шепелявят, велика вероятность, что и ребенок это переймет. 

- Значит, если с ребенком нормально разговаривать, есть шанс, что у него будет чистая речь? 

- Если нет каких-то других отклонений, если ребенок физически здоров, интеллектуально сохранен, то – да. Большую роль все-таки играет социальный аспект. Ребенок кушает – ему телевизор включили, нарушение пищевого поведения на будущее уже формируется. И то, что ребенок видит глазами, не воспринимается так, как ушами. Раньше же бабушки песенки пели, а телевизионные передачи шли раза два в неделю – за счастье. А остальное время – игры, беготня на улице плюс разговоры. Речь тренировалась, развивалась, она носила свою коммуникативную функцию. 

Сейчас, опять же, телефоны, гаджеты. Родители предвосхищают все потребности и желания ребёнка. Он промычит, ткнет пальчиком – мамочка, папочка, бабушка прибежали, планшет подали. Подростки тоже не разговаривают – только переписываются. Сейчас все жалуются, что дети не читают книжки. Откуда же ребенку читать, если родители – в телефон, и чадо – в телефон… Они в садик уже с телефонами приходят. С ребенком надо общаться – вербально, причем начинать еще до рождения, потому что и в утробе он все слышит и считывает биологические показатели мамы. 

- Оксана Юрьевна, с какого возраста можно и нужно обращаться к логопеду?

- Я работаю от нуля – и до бесконечности, в том числе даю консультации и как миофункциональный терапевт – правильно ли глотает ребенок, как работают мышцы артикулярного аппарата, делаю логопедический массаж. Самые маленькие пациенты, с которыми проводились регулярные занятия, были семи месяцев отроду. Кроме того, я очень долго работала как сурдопедагог с детками с нарушениями слуха – после кохлеарной имплантации, просто со слуховыми аппаратами. Когда родитель впервые сталкивается с такими проблемами, он растерян, напуган, и я могу проконсультировать родителей малышей с различными особенностями развития и, по крайней мере, направить – куда обращаться дальше.  

Екатерина Дзюба

Реализуется при поддержке Комитета по печати Ленинградской области