Ирма Пеннонен – счастливый учитель

- Ирма Вернеровна, недавно мы всей страной отмечали День учителя. Как вы встретили свой профессиональный праздник?

- День учителя прошел у меня в творческих муках! Я участвовала в конкурсе «Песни 100ЛИЦ». Он проводился впервые. На разных локациях Петербурга и в Комарово. Три этапа. Я решила попробовать. Вышла в финал, победительницей не стала: там много было достойных исполнителей. Но призовое место заняла. Помимо прочего, замечательная экскурсия по Комарово, посещение могилы Ахматовой. Она мой любимый поэт, так что от всего происходящего в этот день я получила огромное удовольствие.   

Многие из нас неоднократно сталкивались с любопытным фактом. На фотографии или даже видео – один образ человека, в живом общении – совсем другой. На фото Ирма Пеннонен предстает, как правило, немолодой дамой с гитарой. Руки нежно обнимают любимый инструмент, поэтическая отстраненность, задумчивость. В жизни перед вами предстает веселая девушка неопределенных лет. Румяные щечки, в глазах то и дело вспыхивают смешливые огоньки. Мы встретились в библиотеке им. Майкова поселка Сиверский. Ирма здесь частый гость. Объятия, поцелуи с сотрудниками. В помещении библиотеки стало как будто светлее с появлением нашей сегодняшней собеседницы. 

Разговор о счастье

- В недавних многочисленных поздравлениях учителей довелось услышать такое утверждение: «Хороший учитель – это прежде всего счастливый учитель. Если урок ведет сверхпрофессиональный, опытный, но несчастный человек, всё обучение впустую. Счастливый учитель способен горы перевернуть». 

- Пожалуй, соглашусь с этими словами. Но они относятся к некоему идеальному миру. Конечно же, когда у тебя дома всё в порядке, денег хватает на приличную жизнь и, наверное, самое важное, ты любима или любим и отвечаешь взаимностью, то на урок не идешь – летишь! И дети хорошо чувствуют твое состояние. Однако в реальности всё сложнее. Так сложилась моя жизнь. Точнее, я так к ней отношусь, чтобы счастливых дней, радостных было больше, чем тяжелых, несчастных. Вот дорога жизни, – Ирма Вернеровна рисует на столе некую извилистую линию, – а на ней то и дело появляются черные точки. - Но в целом дорога светлая. Другое дело, что стихи свои я пишу только из опыта собственной жизни, и написаны они в буквальном смысле моей кровью. 

- То есть для творчества необходима драма, сильное переживание?

- Счастье самодостаточно. Когда всё хорошо, то и петь не о чем. И незачем. Просто наслаждаешься жизнью. Стихи появляются в тот момент, когда душе становится тяжело, иногда невыносимо тяжело. Они и спасают в такие моменты. 

Никто о поэте не скажет лучше, чем его, в нашем случае ее, стихи. Ведь в них высказано всё самое сокровенное, потаенное. 

Но как бы ни был  путь земной тернист,

Всегда парит над сумрачными днями

И сквозь туман с улыбкой смотрит вниз

Твой ангел с золотыми волосами… 

Он отдает перо твоей судьбе,

Всю боль земную в рифмы обращая,

Чтоб ты пошла за ними по тропе,

Ни стекол, ни камней не замечая.

- Счастливая жизнь, как я понимаю, это состояние человека, который нашел свое мес-то в жизни. С радостью идет на работу и с радостью возвращается домой. 

- Это про меня. Педагогическая стезя мне была предназначена с самого детства. Достаточно сказать, что в семье целых восемь человек посвятили себя педагогике. Мама – учительница физики и математики, дедушка со стороны отца – учитель физкультуры. Многочисленные дяди и тети тоже педагоги. Даже моя дочь может стать девятой представительницей этой профессии: у нее есть диплом педагога, окончила магистратуру педагогического университета им. Герцена с красным дипломом, но она не работает сейчас по специальности. Впрочем у дочери всё впереди – никто не знает, как жизнь повернется. 

- Ирма Вернеровна, у вас довольно сложное для произношения отчество. Как ваши ученики справляются с ним?

- А я начинаю свои уроки с пятиклассниками именно так: «Мы начинаем наше знакомство с того, сможете ли вы правильно выговорить мои имя-отчество». И начинается соревнование, кто правильно выговорит. Это снимает определенную напряженность при знакомстве. По слогам произнести Вер-нер-ов-на. Им было бы значительно сложнее, если бы приходилось произносить полное имя папы. Он был Вернер-Рихард. 

- Финские корни слышатся или карельские?

- Ингерманландские. Наша династия берет свое начало с лютеранского пастора Тимо Пеннонена. Он был проповедником, то есть в известном смысле тоже учителем. Сиверская, точнее Старосиверская – древняя ингерманландская земля. Мама и папа жили в соседних деревнях. Мамина тетя была учительницей, и папин отец был учителем. Они заканчивали учительскую семинарию в Гатчине (будущее педучилище им. Ушинского), дружили, общались и познакомили моих будущих родителей. Но перед этим была война. Маму и папу, еще несовершеннолетних, угнали в концентрационный лагерь Клоога, это неподалеку от Таллина, работать на финнов. Когда Финляндия вышла из войны, советское правительство настоятельно рекомендовало вернуть всех угнанных на работы людей обратно. Им даже финское правительство выплачивало небольшие деньги за пребывание в концлагере. 

- Вы родились в Сиверской?

- Родилась я в Ленинграде, в роддоме № 1. Мои дети, кстати, появились на свет там же. Это для меня было принципиально. Но мой настоящий дом – это деревня Изора. Меня туда к бабушке привезли в трехмесячном возрасте. Маме нужно было работать: тогда ведь не было таких декретов, как сейчас. И все мои первые впечатления о жизни начинаются именно там. 

- Ходит легенда, что Толстой Лев Николаевич помнил себя чуть ли не с первой минуты рождения. А у вас какие первые воспоминания?

- До Льва Николаевича мне явно далеко. Я себя помню, как и все нормальные дети, где-то лет с трех-четырех. Может быть, одно из первых воспоминаний – это запах первого снега. Помню, как открываю дверь на улицу, а весь мир покрыт чем-то белым. Невероятное впечатление. И острый запах снега, иголочками в нос. Так жгуче пахнет осока летом. Потом липы. В Изоре очень много лип. Они даже закрывают своими листьями солнце. Когда качаешься на качелях, солнце то выпрыгивает из-за крон деревьев, то опять прячется. Головокружительный эффект!             

- Вы росли деревенской девчонкой? По натуре, по воспитанию?

- Конечно! Однозначно!

- А братья, сестры?

- У меня никого нет. Я единственный ребенок в семье. У мамы были два брата, у папиной сестры не было детей, я вот одна. Это драма ингерманландского народа. Он постепенно исчезает, растворяется. Печальный процесс этот нельзя как-то контролировать, осуждать или приветствовать. Остается только констатировать. Объективная реальность. У меня двое детей. И я лелею мечту через них восстановить свою родовую ветку, чтобы она вновь расцвела. Увидеть многочисленных внуков хочется.     

- Самый счастливый день? Если не брать, конечно, рождение детей. Может быть, какой-то творческий успех, выход сборника стихов?

- Нет, что вы! Счастье сиюминутное и крохотное как мышка. Вспомнила кстати мышку. Я маленькая копаюсь в огороде с мамой. Середина лета, жара. Мама говорит: «Иди, Ирма, отдохни немного». Неподалеку стожок соломы. Яблонька рядом. Я ложусь на солому. Смотрю, маленькая мышка копошится в соломе. Она, видимо, живет здесь. Яблоня прикрывает от палящего солнца, тихо и спокойно. Почувствовала себя на миг в раю. Это и называется – момент счастья. 

Поэзия или педагогика? 

- Ваша детская мечта, Ирма Вернеровна? То есть вы закрывали глаза и говорили себе: «Я буду…» 

- Все мои мечты исполнились. Естественно, окруженная педагогами, я с ранних лет хотела стать учителем. Пошла в школу в Ленинграде, на Васильевском острове. Там жили родители. Сначала на Большом проспекте, в коммунальной квартире, потом на улице Кораблестроителей. Папа работал на «Адмиралтейских верфях», и в 1975 году ему дали отдельную квартиру. Пришлось сменить три школы, и в каждой из них были великолепные преподаватели русского языка и литературы. Татьяна Кузьминична Бачурина, Елена Федоровна Моторная в 12-й школе и Лариса Александровна Литягина в 27-й школе имени И. Бунина. Именно эти учителя привили мне любовь к своему предмету и предопределили выбор направления в профессии – русский язык и литература. «Бунинская школа» была с углубленным изучением литературы, истории и иностранных языков – наверное, лучшая в Ленинграде-Петербурге. 

- Школа творческого направления. То есть вы уже каким-то образом заявили о себе в этом смысле? 

- Стихи я писала с детства, что, впрочем, нормально. Кто из нас не баловался стихосложением в школе? Более того, я как-то весной начала делать поздравительные открытки. Лист бумаги, фломастерами рисунок. Какие-то цветочки мастерила из кусочков ваты. Раскрашивала их, приклеивала, писала небольшой текст и разносила по случайным почтовым ящикам. 

- Делились своим творчеством?

- Скорее, хотела поделиться переполняющими меня чувствами. Весна ведь! Вторая мечта – стоять у микрофона с гитарой. И эта мечта исполнилась. На все мои запросы Вселенная дала положительный ответ. 

- Но стихи, по вашим же словам, пишутся кровью. Как-то не вяжутся судьба, в которой всё исполнилось, и трагичес-кие нотки в стихах.

- Не всё исполнилось, а еще и исполняется. Я же не перестала мечтать. А что касается стихов… Они пишутся в минуты душевного напряжения и только из моей жизни. Ничего выдуманного, вымышленных страстей. 

- Искренность, которая подкупает читателя?

- Именно так. Женские счастье и несчастье, рождение детей, взаимоотношения с друзьями. Нет ни одного стихотворения, которое не было бы написано о реальной жизненной ситуации. На том же конкурсе, о котором мы говорили в начале, ко мне подошла женщина, с которой мы знакомы года четыре, наверное. Сказала: «Как у большинства певцов происходит? Сначала проходные песни, а под конец концерта известные, хиты, зал подпевает. А у тебя проходных нет, все от души, настоящие». А иначе и не бывает, когда говоришь только о том, что тебя волнует по-настоящему, до глубины души. 

Ленинград – Сиверская 

- В институт им. Герцена я поступила в 1982-м, окончила в 1986-м. У нас был «ускоренный» выпуск. Всё обучение утрамбовали в четыре года. И пришла преподавать в 12-ю школу. Туда же, где училась, к тем преподавателям, на уроках которых сидела еще маленькой девочкой. Первые два года им было сложно называть меня на «вы» и по имени-отчеству, но потом всё наладилось. Я там провела счастливые годы.

- Как появилась мысль переехать из Петербурга в Сиверскую? Ведь чаще происходит наоборот. 

- Всё просто. Потянуло к семейному очагу. Там, в 12-й школе, всё складывалось хорошо. Я получила звание «Почетного работника общего образования». Мои ученики уже выросли, многие тоже стали учителями, некоторые продолжают писать мне письма, поздравляют с праздниками. Дочь родилась. Всё, казалось бы, хорошо. Живи и радуйся! Но неумолимо потянуло ближе к тем местам, где родились мама и папа, где прошло мое детство. 

- Может быть, сказалась общая неустроенность в стране? Перестройка, реформы и так далее?

- Нет, что вы! Мы переехали в 2012 году. Всё уже более-менее налаживалось в стране. Тем более как раз наоборот: в годы неустроенности проще жить в большом городе, но не в маленьком поселке. В поселках, тем более в деревнях, могли месяцами не платить зарплату учителям. В Петербурге с этим было полегче. Денег платили мало, зато было много творчества. В деревне у бабушки был огород. Картошка, огурцы, сливы. Мы жили с огорода. Помню август 91-го, путч, ГКЧП. А мы собираем малину. Мама сказала: «Что бы ни происходило в стране, нужно продолжать делать свое дело». И мы не побежали на митинги, не сели зеваками у телевизора. Продолжили собирать малину. Мама меня так воспитывала: «Ничего страшного не происходит, если ты утром смогла встать и пойти на работу. Всё! Остальное – мелочи жизни». Так что 90-е я почти и не заметила. Нет, именно тяга к родному очагу оказалась на первом месте. Дочери было 7 лет, с мужем я рассталась, уехала в деревню. Опять же, преподавать во 2-й Сиверской школе. 

- Вы преподаете без малого 40 лет. Общее мнение, особенно среди людей пожилых: «Молодежь сейчас не та. Уткнутся в телефоны, ничто другое их уже не интересует». Дети действительно стали другими?

- В отличие от детей и подростков моего школьного времени, они более тщательно и настойчиво отстаивают свои личные границы и личное пространство, свою независимость. А так все дети во все времена хотят приблизительно одного и того же. Человеческого к себе отношения, внимания, тепла и заботы. Я захожу в школу и пока дойду до своего кабинета, обязательно 6-7 раз обнимусь с кем-нибудь из учеников. Этого хотят все люди, во все времена.

- Обнимашки!?

- Они самые. У нас в школе так заведено. Нет ничего важнее для человека, чем тепло другого человека. Мы, учителя, обнимаем детей, и они отвечают взаимностью. 

- Но ведь невозможно любить всех?   

- Можно и нужно любить всех. Вы смотрите на меня как на представителя идеального мира. Но мой мир отнюдь не идеален. Он просто мой. В своем мире я могу любить всех детей. Иначе зачем приходить в школу? 

Мысли учителя

Как жаль, что между строк журналов 

Так редко видим взмахи крыл...

Нам достается очень мало

Лучей космических светил.

Ведь в класс должны идти без боли,

Без нареканий и обид...

Хоть нас при входе раскололи,

Но сердце с сердцем говорит!

И пусть ответ дадут нестройный,

Услышим в этом чистоту,

Ведь каждая душа достойна

Быть на особенном счету!

Мы, учителя, не святые. Совершаем ошибки, сердимся, иногда не по делу. Вот вы упомянули, что у меня 40-летний стаж работы, но это ничего не значит в отношениях с учениками. Каждый раз, каждый класс – всё заново. 

У меня был такой момент в практике. Однажды веду урок, и вдруг вбегает классная руководительница учеников и начинает производить «воспитательную» беседу с ними. Они обидели какого-то учителя, приглашают и его. Всё постепенно перерастает в настоящий скандал. Чисто технически так получилось, что именно на мой урок выпал этот разговор. И так получилось, что я сижу и весь класс сидит, а учителя-воспитатели стоят, громко выговаривают свои «воспитательные» слова. То есть я оказалась в одном лагере, по одну сторону баррикад с учениками. «Воспитатели» ушли, а у меня слезы на глазах. «Почему вы плачете, Ирма Веренеровна?» Я просто оказалась в положении этих детей. Пережила вместе с ними весь неприятный скандал. Ты должна уметь почувствовать себя на месте ребенка, пережить то, что переживает он. Мы взаимно влияющие друг на друга сосуды. Учитель и ученик. И эта связь надолго.

 Сейчас иногда встречаемся с бывшими учениками. Они говорят: «Мы взрослеем, становимся старше, а вы всё не меняетесь!» Да, я, как и сорок лет назад, с волнением захожу в класс и, надеюсь, не утрачу это чувство никогда. 

- Вы сказали, что некоторые мечты еще не исполнились, в процессе реализации. Какие, например? 

- Мне хотелось бы, чтобы сын, Леонид, пошел по моим стопам. Он увлечен сейчас созданием музея средств защиты военного времени. Противогазы, каски и прочее снаряжение прошедших войн. Очень в них неплохо разбирается. Недавно вернулся счастливый. Читал лекцию в детском саду. Несколько чемоданов разного необходимого инвентаря таскал с собой. Сияет, 40-минутная лекция прошла на отлично. И сказал фразу, которая меня зацепила: «Мой прадедушка был бы мною доволен». Речь идет об Андрее Семеновиче Пеннонене. Он был офицером и учителем. От этой фразы уже можно танцевать! Десятый учитель в семье. Почему бы нет?!

Мои внутренние терзания по поводу названия интервью закончились просто. Я повстречался со счастливым человеком. Редкость по нашим временам. Почему счастливым? Потому что она любит своих детей, учеников, весь окружающий мир.

Быть может, не стоит и петь, 

Но каплями сыплются звуки,

Целуясь со струнами, руки

Душе не дают умереть...

Быть может,  не стоит любить,

Любить без границ и условий, 

Без страхов и предисловий...

Но как же без этого жить? 

Андрей Павленко