Почему Овечкиных не пустили в Англию

…Капитан юстиции, бывший следователь Следственного Управления при УМВД России по Гатчинскому району Ирина Коптева сейчас живет в Гатчине: вспомнить о ЧП почти тридцатилетней давности ее заставили события последнего полугодия. Ирина была в том самолете, который в 1988 году пыталась угнать семья Овечкиных – нашумевшую историю семейного ансамбля «Семь Симеонов» помнят несколько поколений. О том, как это было, Ирина рассказала «Гатчинской правде».

…Это произошло восьмого марта. Мне тогда было 16 лет – первый курс техникума, я регулярно летала в Сибирь – к бабушке, и в тот раз возвращалась назад рейсом Иркутск – Ленинград. На следующий день мне нужно было на учебу. Неприятности начались с билета. До этого дня я постоянно летала рейсом 3741 – через Тюмень. А в тот раз билетов на мой рейс не было: два раза я подходила к кассе, и оба раза получала один и тот же ответ: «Все билеты проданы, берите на рейс 3739 – через Курган». Вот там было абсолютно свободно! Но как мне не хотелось лететь этим рейсом! И вроде бы, совершенно беспричинно. Однако пришлось взять на 3739. Вылетали мы в восемь утра. По счастью, я летела одна – папа провожал меня в аэропорту, а сам оставался в Иркутске – в отпуске.

Находясь в аэропорту, мы обратили внимание на семью с большим количеством детей, которые несли музыкальные инструменты. Папа сказал мне: «Весело полетите – с музыкой». Музыканты проходят рамку вместе с багажом – их не проверяют. Один из них – как я потом узнала, Саша – тащит контрабас. Он положил его на ленту, но контрабас не влезает по габаритам. Велели пройти вместе с инструментом через рамку. Я шла следом – прямо за ним. Контрабас запищал. Сотрудник аэропорта спрашивает: «Что там у вас пищит?» «Чточто… – отвечает Саша, – струны!». И прошел. Подошел другой сотрудник, пошептал на ухо первому, и музыкант беспрепятственно отправился на посадку.

…Пассажиров оказалось всего 75 человек – ровно половина ТУ-154. Стюардесса предложила всем перейти в первый салон – чтобы им было легче обслуживать пассажиров. Народ стал перебираться вперед. Пришла и мать Овечкиных – Нинель Сергеевна, с ней сидел девятилетний Сережа и одиннадцатилетний Миша (всего у Овечкиных было одиннадцать детей), сразу за ними сидели сестры: Ольга, Татьяна и Ульяна. Старшие – Олег, Вася, Дима, Саша – отказались перейти в первый салон, остались во втором. Так и полетели.

Я сидела у иллюминатора справа по борту – с соседкой Ларисой Николаевной, третье место осталось незанятым. Сзади сидела молодая пара – военнослужащий с женой, они летели в свадебное путешествие. Свободных мест было много. Рядом с моим креслом был запасной выход.

Мы были в полете уже около часа, стюардессы вынесли в салон на подносе бижутерию и украшения из сибирских камней: предлагали всем купить. Пассажиры брали украшения неохотно, а вот Вася и Олег покупали без разбора. Когда Олег взял в руки малахитовый браслет, Вася попытался отговорить его от покупки, но Олег пояснил, что браслет будет ему памятью о Родине.

Благополучно прилетев в Курган, мы час гуляли по аэропорту, пока заправляли самолет. Овечкины разбрелись, а я наблюдала за Сашей. Ему было лет 17-18, и он как-то отличался от остальных – ходил сам по себе, ни с кем не разговаривал. Вообще, внешне эти ребята были довольно симпатичные, Олег – очень обаятельный, а Саша был еще и в джинсовом костюме! Кто понимает – в 1988 году это было «круто». Накануне Овечкины были на гастролях в Японии – видимо, оттуда и джинсовая роскошь.

Мы заправились и полетели дальше. В 16-05 по московскому времени мы должны были приземлиться в Ленинграде. В полете я читала «Войну и мир» и поглядывала в иллюминатор. Около трех часов дня я заметила, что самолет летит как будто по кругу. Потом по салону стали ходить стюардессы с глупыми улыбками на лицах и странным выражением глаз. Они подходили к военнослужащим и что-то им шептали. А я опять смотрю в окно: самолет явно нарезает круги! Спросила соседку, что это мы делаем, та меня успокоила: «Мы горючее выматываем». Я ничего не понимаю: у нас его что, так много?

А вскоре мы услышали объявление: «Уважаемые пассажиры! Наш самолет меняет курс: мы произведем дозаправку в финском аэропорту и дальше полетим в Англию». В 1988 году это сообщение произвело ошеломляющий эффект: железный занавес, заграница – несбыточная мечта, и вдруг запросто – в капстрану? Дальше последовала нормальная реакция советских людей: «Какая Англия?! Нам завтра на работу!». Моя соседка зарыдала: «Мне отчет сдавать – завтра последний день!». Я тоже всполошилась: «Что я в техникуме скажу – почему занятия пропустила? В Англии была?»

Стюардесса стала связываться по радиосвязи с командиром корабля, и в этот момент один из захватчиков вырвал у нее трубку, и включилась громкая связь: «Слушай меня! Либо ты выполняешь наши команды, либо мы взорвем самолет, будем расстреливать пассажиров». Командир отвечает: «Это что – шутка такая? Будем считать, я ее понял». Тут и мы поняли, что наша «Англия» может не очень хорошо закончиться. Соседка говорит: «Похоже, нас захватили». Кто? Террористы.

…Это сейчас при слове «террорист», «теракт» все сразу представляют фанатика с бомбой на поясе, а тогда мы плохо понимали, что это значит, информация до нас доходила скупо. Мне захотелось посмотреть, кто такие террористы. Я встала со своего места, вытянула шею и… увидела направленный на меня обрез. Это был Вася Овечкин, он наставил на меня оружие – чтобы не высовывалась. Тогда мне стало по-настоящему страшно. Соседка велела мне достать из сумки все документы и спрятать за пазухой – потом я была благодарна ей за этот совет.

Дальше события разворачивались более динамично. Кто-то плакал, женщина, сидящая впереди, постоянно просила помощи – у нее болело сердце, я спрашивала, у кого есть валидол, сзади передали таблетки. Разговаривали, пригнувшись, не высовываясь. В начале четвертого наш самолет приземлился на «финском аэродроме». Я смотрю в иллюминатор: кругом невысокие ёлки, сосны. Я думаю: неужели финны так плохо живут? Аэродром прямо в лесу… Вижу, за елками прячутся солдаты. Мы стали ждать дозаправки. Подъезжает заправщик – машина зеленого цвета, похожая на военную. Вдруг раздается вопль Олега: «Они нас развели! Мы находимся под Выборгом – я здесь служил!». Он вглядывается в иллюминатор. Вася бежит к рации и по связи кричит командиру: «Это не финский аэродром!». Командир отвечает: «Нет, финский». «Тогда почему тут солдаты в советской форме?».

Командир потребовал: выпустите бортинженера, иначе дозаправка не произойдет. Бортинженер просочился в двери. Начали заправлять самолет. Одна машина уехала, приехала следующая, опять начали заправлять. Вася закричал: «Хватит уже топлива, взлетай!», но командир отказался взлетать без бортинженера, тогда бортинженера впустили обратно в самолет. Лестница, по которой спускался бортинженер, осталась лежать у нас в проходе.

В какой-то момент во второй салон, где сидели террористы, пошла стюардесса Тамара Жаркая и какой-то военный – договариваться с ними. Оттуда раздался выстрел. Истерически закричали стюардессы. До пассажиров начала доходить вся серьезность положения. Командиру корабля доложили, что застрелена стюардесса, военного, пытавшегося за нее заступиться, тоже убили. Овечкины заявили, что будут убивать пассажиров по одному. Я сидела и думала: по какому принципу они будут выбирать? Четного? Нечетного? Какой по счету буду я?

Вася Овечкин приказал пилотам: «Все, взлетаем – или будем расстреливать по пассажиру, на твоей совести уже есть двое!». Самолет начал движение, я вздохнула с облегчением, он развернулся, вырулил на взлетную полосу… и остановился. Овечкины-старшие схватили лестницу, валявшуюся в проходе, и начали выбивать дверь в кабину пилотов. Дверь не поддавалась. Тогда Олег говорит: давайте с разбегу. Начали разбегаться и по пути снесли спинку крайнего сиденья первого ряда. Я сидела на втором ряду и оказалась на виду у Овечкиных. Перед полетом моя соседка Лариса Николаевна поставила свои сумки под мое кресло, и когда началась стрельба в салоне, она спряталась под свое, а мне прятаться уже было некуда. Встретившись глазами с Васей, я подумала: теперь меня точно пристрелят! Многодетная мать – Овечкина – заорала: «Взрывайте самолет! Что вы с ними нянчитесь!». Ее младший сын Сережа плакал: «Не надо, не взрывайте!», мать заткнула ему рот рукой и кричала сыновьям: «Расстреливайте пассажиров!»

Вдруг погас свет, открылась дверь кабины и раздалась автоматная очередь. В салоне вспыхнуло зарево, и наступила тишина. Я лежала на своем сиденье и думала: где я – здесь или уже «там»? Затем раздались крики, и тут на меня сверху падает тело. Перед моим лицом свешивается рука с обрезом, по цвету свитера я понимаю, что это Олег Овечкин. Думаю – все, сейчас он меня убьет, и перестала дышать. Сколько он так пролежал – не знаю, минуты тянулись вечность. Потом он закашлялся, встал, согнулся и, раненный, побежал во второй салон. Я перевела дух: вроде, жизнь продолжается.

Что было дальше, я плохо помню. Крики, взрыв во втором салоне. Я очнулась, когда по салону пополз едкий дым – самолет горел, было темно, не видно ни зги. Меня придавило спинкой сиденья, сверху еще упал какойто мужчина, мне было не вылезти, и я стала кричать. Я слышала, как стюардесса, стоявшая где-то за мной, кричала: «Быстрее, быстрее!». Значит, открыли дверь запасного выхода – рядом с моим местом.

Когда я, наконец, выбралась из-под спинки своего сиденья, то увидела, как стюардесса выталкивает пассажиров из салона. А там – высоко, больше двух метров, внизу – асфальт, люди прыгать боялись. К запасному выходу было не подойти, слышу, женщина кричит: дайте мне хотя бы выкинуть ребенка – с ней девочка была двух лет. Она подошла к выходу – а куда кидать? В какой-то момент давка усилилась, и стюардесса выпала из самолета вместе с пассажирами. Я заглянула в проем – высоко, страшно! А главное, когда люди из самолета вываливались, к ним подбегали солдаты и били по голове и по телу ногами и прикладами – всех подряд. Как мы узнали позже, им дали информацию, что захватчики – молодые парни, и наши бойцы для перестраховки лупили каждого – и молодых, и пожилых, и женщин. Я вернулась в салон – дышать уже было нечем. Смотрю, от двери кабины пилотов идет свет. Заглянула, а там – трап, по которому экипаж благополучно и спустился. Я выглянула наружу: моя соседка Лариса Николаевна, увидев меня, стала что-то говорить офицеру милиции, показывая в мою сторону. Офицер стал махать мне пистолетом: выходи, я тебя не трону! Я спустилась, он тут же схватил меня за шиворот и затолкал в уазик. Там уже сидели Лариса Николаевна, еще одна женщина – голова в крови, и Сережа Овечкин – тоже в крови, ранен.

Все закончилось уже поздним вечером. Нас привезли в воинскую часть. Друг на друга было жалко смотреть: все черные, грязные, в крови. В воинской части нам дали военные бушлаты и шапки, накормили ужином, но есть почти не хотелось – все просили пить и кашляли, наглотавшись дыма. Потом нас отвезли в гостиницу, разместили в номерах, чтобы отдохнули и помылись. Утром нас автобусом повезли в Ленинград. Там мурыжили целый день: брали показания, восстанавливали утраченные документы, транзитным пассажирам давали одежду. Многие женщины при прыжке из самолета сломали каблуки – так и ковыляли на сломанных. Но каблуки – мелочи. У людей были и травмы позвоночника, и переломы. Отпустили нас поздно – в девять вечера.

Потом долго шло следствие, меня таскали на Литейный – давать показания. Я была в числе немногих ленинградцев, оказавшихся в том самолете. Через некоторое время мне пришло письмо: меня вызывали в суд в Иркутск – в качестве свидетеля. Я не полетела – я вообще с тех пор летать самолетами боюсь.

Билет на тот рейс 3739 я сохранила, лежит у меня и бирка на так и неполученный багаж; я долго собирала вырезки из газет, посвященные нашей трагедии: в тех заметках было много вранья. Пытались обелить группу захвата – якобы они не стреляли по салону и не избивали пассажиров. Про семью Овечкиных я узнала многое. Организатором и идейным вдохновителем захвата самолета была мать и старшие сыновья.

…Пару лет назад я случайно услышала по телевизору слова «Семь Симеонов». Это для меня как сигнал – я стала смотреть: шла передача Леонида Каневского «Следствие вели». Тема – Овечкины, их попытка угона самолета и тайны следствия. В передаче прозвучала такая версия. Когда наверху стало известно, что наш самолет захвачен, и его требуется выпустить за рубеж, было принято решение: самолет сбить, как только он начнет пересекать границу. Потому что в Советском Союзе не бывает терактов, и проклятые капиталисты ни в коем случае не должны были узнать про захват самолета. Так что параллельно с нами летел военный самолет и караулил: если бы наш ТУ-154 попытался пересечь воздушную границу СССР, мы бы с вами сейчас не разговаривали.