Зинаида Поята: воспоминания о блокаде

Зинаида Иосифовна — очень бодрый, жизнерадостный человек. Она помнит все до мельчайших подробностей. О страшных годах блокады рассказывает, заметно волнуясь, один за другим показывая сохранившиеся документы, словно боясь, что кто-то усомнится в том, что правда может быть такой страшной...

Зинаида Иосифовна родилась в Красноярском крае 21 декабря 1927 года. Было очень голодно, и папа уехал на заработки в Ленинград. В начале 1932 года вслед за ним в город на Неве перебралась и вся семья. Отцу, который работал на Балтийском судостроительном заводе, дали жилье — угол в рабочем общежитии для холостяков. К тому времени в семье было уже четверо детей и трое взрослых, включая бабушку.

Начало блокады

- К лету 1941 года я закончила шесть классов, причем до пятого класса включительно была круглой отличницей, - вспоминает Зинаида Иосифовна. - Новый 1940 год встречала в Москве, в Доме советов, как одна из лучших учениц нашей школы. В шестом классе съехала на «четверки», потому что у меня было много забот. Жили мы очень бедно. Мама работала уборщицей, и я помогала ей убирать в бараках. Мы работали по ночам, по два-три часа. Мама терла песком пол в длинных коридорах добела, а я смывала. Неподалеку от нынешнего Автово был большой совхоз, и я, начиная со второго класса, работала там каждое лето. Мы собирали морковь, капусту, картошку, и я зарабатывала до рубля в день.

Летом 1941 года мы жили уже в доме барачного типа, где нам дали целую комнату. В семье уже росло восемь детей, включая двоюродного братика. Мама была беременна последним ребенком — девочкой, которая родилась в августе 1941 года. Наш барак сгорел в самом начале войны, во время первых бомбежек Ленинграда, и нас переселили в бомбоубежище на проспекте Стачек.

В начале войны всю молодежь отправили на рытье окопов. Совхоз был рядом, и у нас было очень много инвентаря, но не было рукавиц — все руки у нас были в крови... Осенью 1941 года мы убирали в совхозе капусту, морковь, копали картофель — нам говорили, что все это для фронта, для воинских частей. В конце сентября начали выдавать талоны на крупу, по которым можно было получить соевые бобы. Многие не хотели брать сою, и мама покупала ее, складывала в мешок, и это нам потом очень пригодилось.

Зима 1941-го

- Немцы подступали все ближе к Ленинграду, и нам дали жилье на бульваре Профсоюзов (сейчас — Конногвардейский бульвар), в самом центре Ленинграда. Мы жили в одиннадцатиметровой кухне в совершенно пустой квартире. Все комнаты были опечатаны: жильцы успели эвакуироваться. Мы не эвакуировались, потому что забирали одних детей, и мама не захотела отдавать нас. Вместе с моим двоюродным братом мы ходили работать в Ждановский совхоз — убирать кочаны капусты. Мама запаривала в чугунках соевые бобы с мерзлой капустой и кормила нас.

Папа прошел Финскую кампанию, откуда вернулся раненый и очень больной. Он нуждался в усиленном питании, и в армию его не брали. Он работал на Кировском заводе, а мама устроилась дворником. Мы снова переехали в другую квартиру на соседней улице, где нам дали уже две комнаты. Отопление было печным, комнаты совершенно пусты — хозяева сожгли всю мебель.

В январе 1941 года было очень холодно. Чтобы поддерживать папу, мама отделяла для него часть детского питания. Он терял силы и уже не мог ходить на работу. Пищу еще принимал, но совсем не много.

Мама заболела цингой, и я стала ходить на Неву за водой сама. Там солдатики долбили лед, а вокруг то рука торчит изо льда, то нога, то вообще что-то непонятное... Воду набирала в большой деревянный ушат, затаскивала на санки, привязывала. По вырубленным ступенькам попробуй, вскарабкайся с грузом, а ведь ушат еще на второй этаж надо было втащить. Домой приносила, хорошо если пять литров из пятнадцати набранных. Вскоре у мамы начали отниматься ноги, ходить она не могла. Карточками, детьми и всей нашей большой семьей занималась я. Мне было четырнадцать лет...

Папа умер...

- Папа умер 12 февраля 1942 года. Я думаю, он сознательно ускорил свою смерть, напившись холодной воды из Невы... Мама зашила папу в простыню. Вместе с ней (она тогда могла передвигаться только на коленках) мы спустили папу вниз, со второго этажа, привязали его к саночкам. Я повезла его на сборный пункт в Канонерский переулок, куда свозили покойников из нашего района.

Я еле таскала ноги. На мне было пальто до пят с чужого плеча — люди тогда делились одеждой с нуждавшимися. На ногах - опорки, как тогда говорили, баретки. Сверху ноги были обмотаны каким-то тряпьем. Во дворе сборного пункта было уже очень много покойников. Когда я вошла туда, стала искать место, куда папу положить, чтобы его не придавили. Положила его, и, знаете, хоть бы одна слезинка упала... Мы так и не узнали потом, куда увезли папу хоронить весной. Я искала это место, но так и не нашла его в списках...

К тому времени после осложнений кори умер мой двухлетний братик. Ушел за хлебом и не вернулся мой двоюродный брат. Самая младшая наша девочка умерла в марте 1942 года. Нас осталось семеро вместе с мамой. Все дети считались иждивенцами, только у мамы была рабочая карточка. Карточки долго не отоваривали, и уже был голод. Мы добавляли соль в столярный клей и варили его. Получившееся блюдо называли студнем. Если была дуранда — был настоящий праздник!

Не помню, как шла домой после того, как оставила папу на сборном пункте. Помню, присела у забора, начала замерзать. Мимо шел мужчина в рабочей форме. Присел, спросил: «Дочка, что с тобой?». Я расплакалась, рассказала, что случилось с папой, про всю мою семью, про маму. Он выслушал, сказал: «Дочка, давай договоримся так: я здесь работаю, завтра в это же время ты придешь к проходной с кастрюлей и с крупяной карточкой».

Сил у меня будто добавилось. Я с нетерпением ждала следующего дня. Пришла к проходной, этот мужчина уже меня там ждал. Провел меня через проходную под ватником, подошел в столовой к раздаче, отоварил мою карточку. Мне положили в мою кастрюльку целых сорок порций гороховой каши! Сколько радости было дома, когда я прибежала туда с этой кашей! Я ходила туда до конца февраля...

Работа

- Я все помню: голодные глаза, бомбежки, обстрелы, тревожный чемоданчик. Ленты бумажные на окнах, которые редко спасали. Буржуйка с трубой в форточку. Сначала бегали в бомбоубежище на бульваре, потом перестали... Помню, в булочной у меня хлеб вырывали из рук. Я вцеплялась в хлеб намертво, не выпускала.

Как-то в начале 1942 года, уже после смерти папы, я несла малышку в детскую консультацию на Театральной площади. Увидела объявление: набирают учеников сантехника. Меня взяли после долгих уговоров и слез, ведь мне было только четырнадцать. Я начала работать. Знала все трубы — водопроводные и канализационные. Мы отогревали их паяльными лампами. Еще я дежурила на чердаке во время бомбежек. Там был песок и громадные щипцы для зажигалок. Но мне не довелось этого делать.

Работала на окопах на Ржевке, на лесозаготовках, на укладке штабелей дров. Если мы выполняли месячную норму, нам давали дополнительный паек — килограмм пшена и буханку хлеба. У меня нос был отморожен...

Началась весна, а это означало - вытаивание. Мы откапывали из снега умерших людей. С ломами работали, очищали дворы бульвара Профсоюзов. В 1943 году - то же самое. Я два месяца работала в отряде МПВО. Вместе с другими женщинами мы убирали покойников с улиц и из разбитых домов. К нам подгоняли полуторку, и мы забрасывали туда убитых. Я видела все...

После войны

- В 1944 году я вышла замуж за моряка-пехотинца. Мне было почти семнадцать лет. В 1946 году у меня родился сын, и мы с мужем развелись. Я пошла учиться в торговую школу, закончила ее и стала работать в Ленинграде.

В 1947 году я познакомилась с Николаем Яковлевичем Поята. Моему сыну только исполнился год. Мама меня отправила в гости к родственникам, чтобы я хоть немного развеялась. Николай Яковлевич пришел туда к своему другу и сослуживцу. Во время войны он прошел Волховский и Ленинградский фронты. Во время блокады служил в знаменитой

17-й автобригаде на Дороге жизни, а после войны остался уже на сверхсрочную службу. Наград очень много у него - ордена Красной Звезды и Отечественной войны I степени, многочисленные медали, в том числе «За оборону Ленинграда»...

…И вот, после нашего знакомства у родственников, Николай Яковлевич пришел к нам домой, совершенно неожиданно. Пришел, увидел сына, спросил, кто это. Я ответила. Он удивился - я ведь почти девочка была, мне шел девятнадцатый год. Он поиграл с сыном и ушел, а две-три недели спустя опять пришел. Вытащил что-то из кармана, дал сыну. Потом взял его на руки и спросил: «Ты скажи, кто я тебе?» Сын ответил: «Дядя». Николай Яковлевич говорит: «Не дядя, а папа!»... Я чуть дар речи не потеряла, спросила: «Зачем вы такое говорите ребенку?» И он ответил мне: «С сегодняшнего дня я - его папа».

Мы поженились в 1948 году. Николай Яковлевич на тот момент служил в Пушкине, а я работала в Ленинграде. Он приезжал из Пушкина встречать меня с работы, провожал домой, а потом возвращался на службу в часть. И так каждый мой рабочий день...

Немцы в Ленинграде

- Многие мне не верят, но я видела, как проводили пленных немцев по бульвару Профсоюзов. Это был конец весны или лето после войны. Они шли откуда-то с Большой Морской, мимо Исаакиевского собора, потом по бульвару до моста Лейтенанта Шмидта. Я их видела! Я видела их, как во сне. Они шли в колонне по четыре человека, такие страшные, ободранные, кители разорванные. Впереди шел офицер с тросточкой...

Люди вокруг стояли, как вкопанные. Все молчали. Оборванные, изможденные, еще не отъевшиеся после войны, мы молча смотрели, как они идут. Кто-то грозил кулаком. Я чувствовала только пустоту и оцепенение... За ними шла поливальная машина и смывала их следы с лица земли... (Прим. автора: пленных немцев проводили по Ленинграду, и не один раз. В первый раз это произошло осенью 1941 года, потом в августе 1942-го. Очевидцы вспоминают колонны пленных немцев и на Загородном проспекте в 1945 году, уже после 9 Мая, и в 1946 году на Васильевском острове).

В Гатчине

В 1951 году мы переехали в Гатчину, к тому времени у нас уже родилась дочь. Николай Яковлевич служил старшиной при летной части на Гатчинском аэродроме. Мы, в общей сложности, 24 года прожили в коммунальных квартирах — сначала в комнате на Красноармейском проспекте, потом на улице Киевской у Коннетабля.

Я устроилась на работу в Гатчинский торг продавцом. В 1967 году пошла учиться в пролетарскую школу молодежи в Гатчине (школа №36), закончила седьмой и восьмой классы, имея уже троих детей и должность. В 1975 году закончила Ленинградский торговый техникум. Долгие годы работала продавцом, а потом и заведующей в гатчинских магазинах. Это моя самая любимая профессия. Я продолжала трудиться и на пенсии, до 68 лет. Получила медаль «За доблестный труд», звание ветерана труда, множество грамот и благодарностей от руководства и властей разных уровней. Последние три года работала в магазине Гатчинского молокозавода. Отпускать меня оттуда не хотели, но было уже тяжело работать.

Когда Николай Яковлевич вышел в отставку, его пригласили в ЛИЯФ - комендантом общежития на улице Гагарина, 19. В том же здании находился совет ветеранов микрорайона ЛИЯФ, которым руководил Ефим Григорьевич Штемпель. Пятнадцать лет я отработала на общественных началах в Совете ветеранов заместителем председателя. Ушла оттуда, когда не стало Ефима Григорьевича — уже тяжело было мне заниматься этим.

*   *   *

Зинаида Иосифовна и Николай Яковлевич Поята прожили вместе долгую, счастливую жизнь — вплоть до 2007 года, когда Николай Яковлевич ушел из жизни. Трое детей, пятеро внуков, шестеро правнуков: в записной книжке у Зинаиды Иосифовны — телефоны и даты рождения сорока только близких родственников. Три сестры Зинаиды Иосифовны живут в Санкт-Петербурге. «Они зовут меня «мамочка наша родная, кормилица», - говорит она.

Зинаида Иосифовна как-то записала для себя: «Слабые быстро сникают, падают. Сильные борются: жизнь — это сплошная борьба. Жизнь вообще чудесна, нужно правильно ее использовать. По жизни рядом постоянно два слова — трудно, но надо».

- Знаете, где бы я ни была, я отдавала всю себя, - говорит она. - Спала по три-четыре часа — у меня же семья большая, мне же надо обслужить ее. Жизнь прожита не зря... Я хочу сказать великое спасибо тем, кто помог мне выжить, жить, заслужив уважение окружающих меня людей. Я совершенно счастлива. У меня огромная, прекрасная семья. Все дети и внуки - с отличным образованием. Можете так и написать: «Эта женщина — самая счастливая на свете...»