Владимир Павлов: «Стоим на страже русской песни»

Мы разговариваем с Владимиром Алексеевичем Павловым в ЦТЮ, в небольшой комнатке, оформленной в старорусском стиле. Стены плотно увешаны многочисленными грамотами и дипломами. На столике – баян и маленькая гармошка. Мой собеседник берёт её со стола.

- Вот на таком инструменте я начинал играть. Это было в Пудости, много лет назад. Мои родители познакомились и поженились во время войны, в партизанском отряде. Воевал их отряд в Псковской области. Наши корни оттуда, мы – псковские. Тех деревень, где появились на свет мои родители, уже нет на карте. Исчезает русская деревня. После войны они переехали под Гатчину, работали учителями в Пудостьской школе.

- И вы там учились?

- Естественно. Я не был отличником, но учился хорошо. Да и как было иначе? В доме, в том, что касалось учёбы, были весьма строгие порядки.  

- Когда в вашей жизни появилась любовь к музыке?

- У писателя Астафьева в повести «Последний поклон» есть замечательная сцена. Сельчане садятся за стол, выпивают, чисто символически, по рюмочке, и начинают петь. Стёкла дрожат, изба ходуном ходит, словно песне в ней тесно. И у моих родителей случались такие посиделки. Собирались учителя, знакомые, друзья, начиналась песня. Я очень любил такие вечера. Сейчас, к сожалению, традиция пения за столом практически утеряна. В моём детстве нередко люди пели на улице. Идут с работы или из клуба, поют. В песне – радость жизни и её печаль одновременно. Где-то в пятом классе я понял, что тяга к музыке необорима. Втихаря от родителей поехал в Гатчину, в музыкальную школу, то самое здание с колоннами на улице Чкалова. Там ещё продолжал работать Георгий Петрович Борисов. Он возрождал школу после войны, даже, рассказывают, писал письма Сталину по этому поводу, но, когда я приехал, он уже не был директором, только преподавал. Мне сразу сказали: «Тебе уже многовато лет, так что нужно искать другие пути». Как раз в это время открылась вечерняя школа общего музыкального образования, то есть, для взрослых или таких «детей-переростков», вроде меня. Там же, в здании музыкальной школы. У них свой директор был – Глеб Сергеевич Веретенников, завуч – Лидия Николаевна Дегусарова. Мне говорят: «Приезжай с родителями, напишите заявление, оплатите обучение». Я даже боялся рассказать родителям о своей попытке. Но учиться очень хотелось.

- Давайте здесь поговорим поподробнее. Как ребёнок понимает, что у него есть талант или призвание к музыке, литературе, творчеству вообще? В чём это проявляется?

- Не знаю, как это объяснить, просто мне нравилось. Много рисовал в детстве, играл на гармошке. Хотелось творить, как-то проявлять себя в этом мире. Есть такая присказка у нас, у православных: «по воле Божьей»! Я тридцать лет пою в церковном хоре. Всё совершается по милости Божьей. Он даёт тебе подсказку, а уж выберешь ты тот или иной путь, зависит от многих обстоятельств. Наверняка, многое решают родители. Вот сейчас только вспомнил: меня же мама, совсем маленького, уже возила в музыкальную школу, именно к Борисову. Он усадил меня на коленку, наиграл что-то на рояле, я должен был повторить. Но меня такой страх охватил, такое волнение, что я, буквально, онемел, пропал голос. Ничего не могу произнести. Меня, тем не менее, определили в хоровой класс. Родители свозили несколько раз ребёнка на занятия, но дальше дело не пошло. Дорога в Гатчину и обратно, я слишком маленьким был, чтобы ездить одному, а у них своя работа, приусадебный участок, так что, не сложилось поначалу. Но родители узнали, что я ездил самостоятельно, посоветовались и отдали меня в вечернюю музыкальную школу.

Мне повезло, я попал к замечательному преподавателю Сергею Ивановичу Фалину. Он был незрячим и, как я уже потом понял, это во многом предопределило мою судьбу. Фалин был умнейший человек, окончил Ленинградский Университет и преподавал у нас, в Гатчине, музыку по классу баяна. Вот вы спрашивали о творческом начале в ребёнке. У каждого ученика наступает в какой-то момент усталость, нежелание заниматься. Ведь все эти одинаковые упражнения, одно и то же изо дня в день, скучно! Ребёнку нужна игра, некое приключение, а не монотонное повторение одних и тех же гамм. Многие ломаются на этом этапе, теряют интерес, уходят. Сергей Иванович не давил на меня, нашёл нужный ключик и, я хорошо помню этот момент, вдруг ты самостоятельно сыграл какую-то пьесу, нашёл новое. Приходит озарение: «Я могу»!  Наступает родство с творчеством. Ты открываешь незнакомые тебе ноты, раз - и сыграл! Получилось! И вот тут уже появляются серьёзные мысли. Продолжать свой путь в музыке, или нет. Способен я добиться чего-то значительного в этом направлении?

У меня одновременно была тяга к живописи, но всё же выбрал музыку, о чём не жалел ни одного дня. Экстерном я сдал экзамены в музыкальной школе и поехал, опять-таки, самостоятельно, в Ленинград, на собеседование в училище имени Мусоргского. И, опять же, промысел Божий. Я попал, что называется, «под раздачу». Там что-то натворили ребята-ученики, обстановка нервозная, завуч злой, встретили меня недоброжелательно. Некое высокомерие сквозило. Я – деревенский парень, вечерняя музыкальная школа экстерном, угловатый, простоватый. А у них свой, очень высокий уровень. Честно скажу, было крайне неприятно. Я – со всей душой, учиться музыке хочу, а тут такое отношение. И я, помню, посоветовался с педагогами, рассказал родителям о своём намерении. Не поехать ли мне к своим корням, в Псков, там, может быть, примут по-другому. Они согласились. Псков встретил совсем иначе, нежели Ленинград. Как домой попал! Вы знаете, окончил я псковское училище в 71-ом году и с тех пор, особенно в последние годы, если я не съездил в Псков, Пушкинские горы, как будто что-то потерял. Настолько там всё своё, не знаю, зов предков, наверное, это называется. Родина есть Родина.

- Давайте ещё раз вернёмся к теме таланта. Поступая в училище, выбирая жизненный путь, вы осознавали в себе особые способности, призвание, одним словом, талант?

- Талант - понятие очень сложное. Кому он дан, и в какой мере, трудно понять, особенно в юности. Но скажу, исходя из своего опыта. Я встречал, знал здесь, в Гатчине, баянистов, значительно талантливее меня. Без фамилий скажу. Им легко всё давалось. Тем не менее, закончили они свой жизненный путь очень рано. В основном – пьянка, ранняя, нелепая или ужасная смерть. Я уверен в том, что мы должны только своим трудом добиваться всего. Ты работал, превозмогал себя, с Божьей помощью, конечно, ты чего-то добился. Если же просто собрал то, что лежит на поверхности, не погружаясь вглубь, в тяжёлый труд, то закончиться всё может очень нехорошо. Я много работал.

- Вернёмся в Псков. Легко поступили?

- Да, без проблем! Город очень красивый, аккуратный, чистенький. Много храмов и монастырей. Рядом знаменитый Псково-Печерский мужской монастырь. У меня коллега была, как раз из тех мест. Когда вышла книжка Тихона Шевкунова «Несвятые святые», она радостно позвонила мне, посоветовала, даже потребовала немедленно купить. «Это же всё мои, наши места»! Хорошая книга. И во всём, что касается музыки.

Баянисты-старшекурсники играли очень хорошо. Замечательная акустика в нашем зале, они играют, у тебя аж слюнки текут: «Вот бы и мне так»! Радостное, светлое время учёбы. Правда, там же случилась и обычная для всех, кто хочет «вырваться в люди», история. Переиграл руку. Это, как в спорте, со штангой, например. Нельзя подходить сразу к большому весу, надорвёшь мышцы. У нас - те же проблемы. В какой-то момент, почувствовал, что играть не могу. Рука онемела. Пошёл к врачу, наложили гипс, об игре на баяне пришлось забыть на некоторое время. Случилась настоящая жизненная трагедия. Очень тяжело переживал тогда. И некому подсказать было, что делать, как жить дальше… (наверное, мог бы перевестись на другое отделение, выбрать другой инструмент). Я в училище был на хорошем счету, меня вызвал за-вуч. «Володя, вам нужно продолжать обучение. Почему бы вам не попробовать теоретическое или дирижёрско-хоровое отделение?» Там всегда недобор мальчишек.  Ну, я был молодой парнишка, он мне такие сладкие перспективы расписал, что я сдался и на «дир-хор» пошёл.

- Дирижёрско-хоровое отделение?

- Да. Мне было очень сложно. У нас здесь, в гатчинской вечерней музыкальной, курса ОКФ (обязательный курс фортепьяно) не было. А там нужно сложные партитуры играть, на полтона выше – ниже… Одним словом,  владеть инструментом, роялем, необходимо. Плюс рука у меня ещё очень плохо работает. Я в какой-то момент думал, что неправильный выбор сделал. Но постепенно втянулся в  учёбу. Сейчас, анализируя жизнь, думаю, что ничего случайного не происходит в ней. Благодаря «дир – хору» я в армии служил в оркестровой роте. И, самое главное, потом попал к знаменитому Владиславу Александровичу Чернушенко. Он сейчас, как и ранее, несмотря на преклонный возраст, художественный руководитель Капеллы в Санкт-Петербурге.

- Мы чуть забежали вперёд. Чем запомнилась армия?

- Я служил в Сертолово. Ведь, как получилось: меня после окончания училища в Пскове направили работать на родину Мусоргского, открывать музыкальную школу в посёлке Наумово в Псковской области. Я там только начал работать – повестка из военкомата. Необходимо отдать долг Родине. Была возможность получить отсрочку. Но я подумал: «А чего тянуть? И так я уже был старше призывного возраста. Ну, ещё полгода, год, только тяжелее служить будет. И, получается, привезли меня прямо на Родину. Мимо Пудости проезжали, по пути в Сертолово. Сначала обычная сержантская школа, а потом уже оркестр. Не скажу, что там легко было. 7-ое ноября, майские, парады на Дворцовой площади, везде мы принимали участие. 

- Но праздники - это же хорошо, торжественно.

- Для зрителей хорошо и торжественно. А для нас – бесконечные репетиции, по ночам, как правило. Можно несколько часов ночью простоять на Дворцовой, промёрзнуть насквозь, перед ноябрьскими, например. Приятного мало. Тем не менее, благодарен армии за жизненный опыт, новые умения. Освоил несколько музыкальных инструментов, избавился от некоторых юношеских иллюзий. Ещё в «учебке» сержантской был такой случай. Дали мне пулемёт на учениях, я же высокий, физически здоровый. И вот, с этим пулемётом, по кустам, сугробам. Где перебежками, где ползком. Закончилось, смотрю, а у меня ни одной пуговицы на шинели не осталось. Подхожу к сержанту: где, мол, пуговицы достать? Он мне: «Где хочешь, там и ищи, но, чтобы к утру были все пуговки на месте!» Сам не сделаешь, никто за тебя не сделает. Извернулся, нашёл.

Коллектив

- Первый вокальный ансамбль, пусть небольшой, я создал еще, когда учился в Пскове, на втором курсе. Тогда это было нелегально – совмещать работу и учёбу, но многие находили возможности. На местной пекарне решили создать самодеятельный ансамбль. Тогда это распространено было, на предприятиях приветствовалась самодеятельность. И вот я со своим однокашником пришел на хлебокомбинат организовывать хор. Пекари, в основном молодые девчонки, активно участвовали. Кто таким образом намеревался замуж выскочить, кто просто на сцене покрасоваться. Если есть какой-никакой голосишко, то почему бы и нет? Мой приятель – на баяне, я – дирижёр: так возник первый коллектив под моим управлением. После армии особого желания возвращаться на псковщину уже не было. Хотелось перебраться поближе к Ленинграду и дому. Некоторое время проработал в районных музыкальных школах. Потом пришлось вспомнить своего незрячего преподавателя Фалина. Всё в жизни неслучайно. Свела меня судьба с местным хором слепых, и 40 лет я им руководил.

- В работе со слепыми есть, наверняка, свои особенности?

- Безусловно. Как правило, у них великолепный слух. Голосок, может, и не очень, но ушки всегда на макушке. Что-то природа или Бог забирает, но обязательно что-то даёт взамен. У нас сложился очень неплохой  коллектив. Начали ездить в Псков, Новгород, Лугу и Волхов. Это четыре наших постоянных точки. В гости к тамошним обществам слепых. К сожалению, особенностью нашей тогдашней жизни было и то, что нас негласно, но откровенно, скажем так, придерживали. Неофициально, а как говорят знающие люди, и в некоторых закрытых документах явно не рекомендовалось коллективы инвалидов приглашать на фестивали, просто на выступления на больших площадках. Мы, получается, варились в собственном соку. С одной стороны, такую позицию можно понять. У вас праздник на предприятии, или день города, народ веселится, а тут - инвалиды. Зачем людям портить настроение? С другой стороны, нам ведь тоже нужно развиваться, расти. Уже значительно позже нам удалось записать три хоровые программы на Санкт-Петербургском (тогда Ленинградском) радио, прозвучать на радио «Маяк», выпустить свои записи в мир. Только тогда к нам изменилось отношение. Но хор постепенно старел, приток свежих сил был незначительным. Коллектив, из-за особенностей участников, отличался непростым характером.

- В чём это выражалось?

- Например, иду я со своим приятелем. Навстречу – знакомый слепой. Я с ним поздоровался. Приятель, удивлённо: «Зачем ты с ним здороваешься? Он же всё равно тебя не видел?» «Как зачем, - отвечаю, - он мой знакомый и ничем не отличается от нас, зрячих!» Незрячие люди очень не любят, когда им напоминают об их дефекте. Например, когда вы собираетесь помочь слепому перейти улицу, убедитесь, что он точно нуждается в вашей помощи. Он сам знает, сколько шагов нужно сделать, где бордюр и опасность. У них девиз такой: «Смотри на меня, как на равного!» Они очень ранимы, нередко подозрительны. Вы ж поймите, у незрячих другая жизнь. Однажды я сопровождал одного из них в магазин, там очередь. Мы попробовали взять товар без очереди. Ему, как инвалиду, можно. Поднялся шум, гам! Я говорю тогда, одной особенно крикливой даме: «Вы попробуйте закрыть глаза и не на пару секунд, а на несколько минут, походить так, может быть, что-то и поймёте». Демонстративно встали с ним в хвост очереди. Женщина подошла, извинилась, нас пропустили вперёд...

Работать было интересно, но очень непросто. Мне хотелось развиваться. Добавить хореографию, костюмы. Жена Надежда хотела помогать мне в этом, но в тот момент всё это было очень сложно.

- Вы упомянули жену. Вообще, вас всё время сейчас упоминают вместе: супруги Павловы. Ансамбль «Горница» создавался тоже при её непосредственном участии?

- С Надеждой мы познакомились более 40 лет назад. Это было в деревне Сяськелево. Я там преподавал в музыкальной школе, а она вместе с другими девушками-студентками приехала на практику. Познакомились, понравились друг другу, но по-настоящему сблизила нас беда в моей семье.

Отец был ветераном, инвалидом войны, но никак свои возможности, которые предоставляло государство, не использовал. Я помог ему приобрести машину, которая ему была положена как инвалиду войны и ветерану. Пришлось использовать свои связи. Приехала моя будущая жена с подругой, и мы на Троицу поехали вместе с отцом на этой машине. На одном из поворотов он не справился с управлением, мы вылетели в кювет. Все обошлись лёгкими травмами, а папа погиб, скончался на операционном столе. Я не находил себе места, винил в несчастии себя. Слава Богу, Надежда в те дни была рядом, стала мне опорой. С тех пор и по сей день мы вместе.

- В 1996-ом году вам присвоено звание Заслуженного работника культуры РФ. Как говорили в советское время: «высокая честь, но и высокая ответственность»! И приблизительно в то же время возник ансамбль «Горница»?

- Нет, ансамбль появился в начале 2000-ых. А звание… Не мне судить. Может быть, всё случилось, как нередко происходит в нашей весьма бюрократической стране. Я незадолго до того окончил Ленинградский институт культуры имени Н. Крупской. Те, кто заведуют культурой, посмотрели мою анкету. Наград много, стаж большой, высшее образование присутствует, почему бы не дать «заслуженного»? Я к наградам отношусь совершенно спокойно.  А «Горница» начиналась с того, что несколько участниц хорового коллектива из Дома Культуры подошли ко мне: «Владимир Алексеевич, мы видим, как хорошо и серьёзно вы работаете; у вас даже хореография появилась в хоре, мы хотим к вам». Честно говоря, мне было приятно это слышать, но впереди предстояли неизбежные сложности. Город у нас небольшой, пойдут пересуды, скажут: «Павлов переманивает к себе хористов». Да и как слепые воспримут новых участниц коллектива. Всё так и случилось. И пересуды, и ревность со стороны моих тогдашних подопечных. Постепенно, сама собой, образовалась мысль: нужно создавать новый ансамбль. Название придумал я. Нужно было что-то звучное, короткое, со звонкими согласными и со смыслом - Горррница! Вот уже 22 года мы существуем благодаря помощи администрации города и руководства ЦТЮ, которое даёт нам приют под своей крышей.

- «Горница» - ансамбль русской песни. Вы развиваете фольклорное направление?

- Нет. Для того, чтобы заниматься фольклором, то есть, народным творчеством, нужно целиком и полностью погрузиться в народную среду. Жить на земле, дышать воздухом деревни. Трудно, живя в городе, в полной мере поддерживать истинно народные традиции. Они, народные традиции, у нас в стране в значительной мере, увы, утрачены. Мы бывали в Германии, ещё до пандемии и всех последних событий. Там нередко в обычном доме можно увидеть народные костюмы предков. В каждом регионе страны – разные. Люди хранят память о своих предках.

- Из ваших слов получается весьма грустная картина. Мы навсегда потеряли свою на-
циональную культуру?

- Нет, и ещё раз, нет! Культуру не истребить, она в нашей крови, в нашей памяти. Нельзя отменить Чайковского или Рахманинова, как пытаются сделать сейчас на Западе. Вы, наверное, слышали о «культуре отмены»? Более того, именно события на Украине буквально заставляют наше общество и власти обратиться к своим корням. Мы в «Горнице» исполняем русские народные песни в авторской обработке, песни композиторов-песенников, пишущих для народных хоров и солистов, нам очень дороги песни казачества. Стоим на страже своей культуры, своих предков.

- Каким образом можно приобщить молодёжь, детей к народной песне?

- Знаете, как говорил великий дирижёр и музыкант Владислав Александрович Чернушенко, о котором я уже упоминал: «Ухо нужно воспитывать». Нужно раз за разом, настойчиво, неуклонно давать слушать своим детям и внукам хорошую музыку, хорошие песни, а не ту дрянь, что льётся даже сейчас с экранов телевизоров и из интернета. «Ухо надо воспитывать»! Хороший вкус надо воспитывать, культуру. Всё в наших руках. И в руках Божьих, конечно!

Андрей Павленко