«Эх, путь-дорожка фронтовая!..» Алексея Степанова
Алексей Степанов – участник специальной военной операции, ветеран боевых действий.
В Гатчине прошла торжественная церемония открытия Года защитника Отечества. У стелы «Город воинской славы» выступали руководители Гатчинского округа, представители правительства Ленинградской области, молодежные творческие коллективы. Вокруг сцены – крепкие мужчины в камуфляжной форме, некоторые на костылях. У всех – ордена и медали на груди. Дети с фотографиями своих предков в военной форме – «Бессмертный полк». Для этой детворы ветераны – уже не убеленные сединами старики, как было для предыдущих поколений в нашей стране, а вот эти, сравнительно молодые мужчины в камуфляже. Они – уже ветераны. Афганистан, Чечня, Украина – как бы мы не называли эти конфликты недавнего прошлого и настоящего, мы воюем.
После торжественной части, как и заведено, полевая кухня, каша, чай. Алексей Степанов, герой нашего сегодняшнего интервью, фотографировался со своими «братьями» у музейной
45-мм пушки времен Великой Отечественной. Посмотришь на это фото – не отличить от фотокарточек 80-летней давности. Те же простые солдатики, скромные улыбки и при этом, гордость во взгляде, чувство собственного достоинства. Мы – победители! Наш разговор с Алексеем Степановым начался под песню «Эх, путь-дорожка фронтовая» в исполнении неповторимого Марка Бернеса.
- Алексей, с чего началась твоя фронтовая дорога?
- На Донбасс я собирался еще в 2014 году. Очень тяжело было смотреть по телевизору, как там мучают и убивают русских людей. Тогда не сложилось. Малый ребенок, жена против, да и общая неустроенность. Никому не советую, кстати, отправляться на
войну для того, чтобы решить свои насущные житейские проблемы. Если нет крепкого тыла за спиной, нет уверенности за дела «домашние», то и воевать будет трудно. Если уж идти, то сознательно, всё взвесив и обдумав.
- Тебя призвали как мобилизованного или пошел добровольцем?
- Добровольно. С февраля 2022-го начал потихоньку готовить жену к тому, что уйду воевать. Поначалу она: «Ты что, с ума сошел? Если с тобой что случится, кто детей поднимать будет?» У меня их трое: старшая Кристина – от первой жены, двое, Вероника и Петр, – от нынешней и, уверен, последней.
- По нашим временам трое – почти подвиг!
- Две подряд были девчонки. Я так Александре, жене, и сказал: «Пока парня не изготовим, не остановимся!» Теперь считаю, что часть своего мужского долга на Земле уже выполнил.
Алексею бы сниматься в фильмах про Древнюю Русь. Вылитый «русич». Высокий, с окладистой бородой, светлые, чуть с хитринкой глаза. Мужчина хозяйственный. С куда большим удовольствием, чем о боевых действиях, рассказывает о строительстве на пару с братом частного загородного дома.
- Мечта и моя, и жены – свой домик в деревне. Хозяйство, куры. Совсем недавно устроился на хорошую работу. Тьфу – тьфу, не хочу загадывать, но пока всё устраивает.
- Если не секрет, куда устроился и кем?
- Слесарь металло-сборочных конструкций. Предприятие в Питере, «Северный пресс». Заместитель директора по персоналу Наталия Юрьевна как-то по-особенному относится к «братишкам», вернувшимся с СВО. Я там далеко не один такой. Принимает, помогает – с душой человек.
Как по мне, помогать парням, вернувшимся с войны, дело крайне важное. Найти работу, медицина, льготы. Чтобы не получилось, как с теми, кто прошел Афган. Помните, что им говорили: «Мы вас туда не посылали». Рано или поздно (хотелось бы, конечно, пораньше) эта война закончится. С фронта вернется много мужчин, которым нужно будет найти применение в мирной жизни. И неважно, будет это государственное предприятие или частное, которое предоставит работу. Многое зависит от руководства, личных качеств человека.
Люди должны помогать друг другу. Я сейчас, например, помимо основной работы занимаюсь волонтерской деятельностью. На Донбассе осталось немало людей, с которыми я лично знаком. Например, хороший приятель, позывной которого пока рано называть. Мы с ним вместе в «Вагнере» служили. Он после всем известных событий и расформирования нашего подразделения вернулся домой, побыл там месяца три и обратно на фронт. Подписал контракт с группой огневой поддержки бригады «Пятнашка». Именно ему, из рук в руки, я и вожу гуманитарную помощь, собранную здесь.
«Хотят ли русские войны?»
Придет день и час, СВО закончится. Многочисленные социологи, аналитики, журналисты начнут подводить итоги украинской кампании, делать выводы, составлять прогнозы на будущее. Одним из главных вопросов будет такой: «Почему люди добровольно пошли на войну, рискуя собственной жизнью и здоровьем?»
Еще рано делать окончательные выводы, но на третий год специальной операции, опираясь на свидетельства героев предыдущих публикаций нашей газеты, участников боевых действий, опыт сегодняшнего собеседника, можно подвести промежуточные итоги. Прежде всего, на наш взгляд, побудительным мотивом стал поиск Большого Дела, настоящего испытания. Желание принести пользу стране и своему народу. Как бы, на первый взгляд, высокопарно это не звучало. Начав в 1990-е годы строить «новую Россию», с головой окунувшись в общество потребления, мы на некоторое время забыли о вечных ценностях нашего народа. Слова «служить Отчизне», «есть такая профессия – Родину защищать» стали произноситься с иронией, а то и с сарказмом. Но случился Крым, потом Донбасс, и тысячи российских мужчин сначала тонкими ручейками, потом полноводными реками потянулись на Восток Украины. Появилась возможность проявить себя, стать в один ряд с «героями былых времен».
В известном смысле это движение стало неожиданностью как для наших врагов, уверенных, что уже несколько поколений «пепси» напрочь забыли о своих традиционных ценностях, но и для людей в высших коридорах власти. Выяснилось, что в так называемом «простом народе» никуда не исчезло чувство Родины, желание защитить ближнего, своего, родного.
- Вернемся в 2022-й. Почему именно «Вагнер», как начиналась служба?
- В декабре месяце приехал в военкомат. Так, мол, и так, хочу служить добровольцем. Там говорят: «Куда пошлем, туда и поедешь». Я сказал, что мне все же больше сорока, не мальчик бегать с автоматом в штурмовиках, например, да и здоровье не то. Они сказали, что подумают, ну и я тоже решил подумать. Выхожу, буквально на крыльце военкомата встречаю знакомого из Сиверской. Он вернулся в отпуск по ранению, но собирался обратно. Он мне и подсказал: «Иди в «Вагнер», там волокиты меньше». Подал заявление, и 19 января
2023-го уже оказался в «учебке».
- Какая мотивация твоя лично и тех парней, с которыми познакомился в учебном центре «Вагнера»? Некоторые, особенно недоброжелатели на Западе, да и внутри страны, говорят, что наши солдаты идут воевать только за деньги – одним словом, наемники.
- Всё ровно наоборот. За деньги никто погибать не будет. Я, например, точно понимал, что иду на войну, и меня могут убить. Это не детская «Зарница», где бегают, в «пиф-паф» играют. Последние наивные представления, если они у кого и были, развеиваются в «учебке». Нам сразу сказали: «Живыми домой вернутся, дай Бог, процентов 50. А тех, кто не попадет в число «трехсотых», и вообще процентов 30». Тут ты уже вполне серьезно задумываешься: «Так, значит, я иду умирать». Уже на самой границе, перед отправкой в Бахмут, нас собрали, сказали: «Здесь у вас последний шанс и возможность «запятисотиться». Оттуда, из-под Бахмута, обратной дороги уже не будет».
Для тех наших читателей, кто до сих пор еще не слишком ориентируется в военной терминологии, кратко сообщим, что термины «двухсотый» и «трехсотый» активно применяются в нашей стране еще со времен Афганской войны. «Груз 200» относится к убитым в бою военнослужащим, «300» – к раненым. «Пятисотый» – термин сравнительно недавний. Его применяют к тем военнослужащим, кто самовольно покинул часть, уклонился от боевых действий. Если проще, к дезертирам.
- Кто-нибудь убежал, «запятисотился»?
- Нет. Мы уже прошли «учебку» – люди неготовые к боям еще там отсеялись. Те, кто остался, уже всё понимали. Отдельно хочу сказать про бывших заключенных. Всё равно спросите. У нас было некоторое количество тех, кого набрали из мест заключения. Нормальные парни, такие же, как мы. И отношение к ним со стороны начальства абсолютно ровное, обычное. Туда не брали, кого попало, без разбору. Так сказать, «нехорошие» статьи по определению не проходили к нам.
Не люблю громких слов по поводу патриотизма, долга перед Родиной, но подавляющее количество тех, с кем довелось служить и воевать бок о бок, делали это не за деньги или желания «скостить» срок, если дело касалось бывших заключенных. Я знал парней, которым оставалось сидеть несколько месяцев, а они подписывали контракт на полгода, в штурмовики, например, где вероятность смерти или ранения весьма велика.
Надо просто понимать, с кем мы воюем. Возьмем мою семью. Первая жена была с Украины, Житомирская область. Нередко ездили с ней туда в гости. Отличные люди! «О! Леха из Питера приехал с жинкой», – встречали, как родных. После 2014-го года людей как подменили. Пропаганда у них в разы сильнее работает, чем наша. Льет в головы всякое...
Или вот еще пример. У моей жены двоюродная сестра живет в Днепре, бывшем Днепропетровске. Там целая «Санта-Барбара» кто, куда переезжал в советские годы. Из Сибири на Украину и обратно – так складывалось. Мы с сестрой созванивались даже пос-ле 2014 года. Нормально общались. 24-го февраля, когда началось СВО, я говорю жене: «Звони сестре. Пусть она уезжает оттуда. Встретим на границе, привезем сюда, найдем работу, квартиру снимем. Поможем, чем можем, короче». Моя позвонила и такого наслушалась! «Вы, москали, всю жизнь нас угнетали, убивали…» и т.д. Пришлось с ней полностью прекратить общение. На глазах превратилась в зомби! И она ведь не одна там такая. Вся страна зомбирована. Пока у нас под боком такие соседи, покоя России не будет.
- Бахмут, он же Артёмовск, некоторое время назад был у всех на слуху. Сильные укрепления, ожесточенное сопротивление. У тебя, как я понимаю, одна из наград именно за взятие Бахмута.
- Да, это медаль «Бахмутская мясорубка». Наша, внутрикорпоративная награда, конкретно от группы «Вагнер». Там действительно была настоящая мясорубка. Парадокс в том, что с их стороны бьются такие же мужики, как и мы. Не отступать, не сдаваться не собирались. Характер и историческая память одни и те же. Но за 30 лет «незалежности» им полностью переформатировали мозг. Вот и получилось, что бились, можно сказать, сами с собой. Жарко бились, но город взяли мы. Им еще их собственная власть подгадила. Объявила Бахмут неприступной крепостью, фортецией. Из принципа, без всякого смысла они теряли там людей тысячами. Лишь бы не уступить «москалям» город.
- Вообще, если говорить начистоту, у многих на Донбассе и жителей «большой» России возникает закономерный вопрос: почему мы так долго бьемся в Донецкой области? Три года уже, считай, прошло.
- Опять же, на этот вопрос лучше отвечать людям, куда более высоко сидящим, чем я, простой боец. Но, глядя из окопа, могу сказать так.
Первое. Донбасс – промышленный район. Предприятия, шахты – готовые укрепы, идут они сплошной чередой. Что говорить, мы под Бахмутом размещались в соляных пещерах. Огромные пространства, настоящие дороги под землей. Танк свободно может проехать. У нас там целый подземный городок возник. С запасами воды, продуктов и прочими удобствами. Подземное озеро, баня. В баню приходилось записываться, такая очередь из желающих. Живи да живи. Если бы мы стояли в обороне, как хохлы, то попробуй нас выкури оттуда.
Второе. Они реально снабжены лучшей западной техникой, и работают там специалисты НАТО. Особенно это касается разведки, связи. Даже у нас, в «Вагнере», далеко не всегда было обеспечение на соответствующем уровне.
Третье. Морально-психологический фактор. Штурмовали их с самого начала и долгое время потом только донецкие ребята. Украинцы столько успели натворить в этих местах, что знали – пощады им не будет. Поэтому бились остервенело: у них другого выхода просто не было. То же самое и с наемниками. Наши при продвижении по Бахмуту находили много трупов без документов и опознавательных знаков. Своих ВСУшники старались всё же эвакуировать, а у этих просто забирали документы, жетоны и оставляли валятся. Кому они нужны?
- Вспомни свой первый бой. Как удалось побороть страх? Ведь он наверняка был.
- Не боятся только идиоты. У всех есть страх. Нас привезли под Бахмут, началось распределение. В «учебке» восемь дней мы изучали тактику «штурмов» и семь – работу на минометах. У меня дед, кстати, во время Великой Отечественной тоже служил разведчиком минометной батареи. Я, получается, по его стопам пошел. Взяли меня в минометный расчет. 120 мм миномет – очень серьезная штука. Могу работать и заряжающим, и наводчиком. Физически очень непросто, честно говоря. Мины у нас были четырех типов, каждая – почти по 17 килограммов. Помню случай, как наши бойцы выводили из подвалов местных. Нас подняли по боевой тревоге. Прикрывали их «дымами», ставили дымовую завесу. Хохлы били без разбору. И по нашим, и по своим. Впрочем, местных они уже за людей не считали. Раз остался под русскими, значит, предал Украину. Потом меня перевели на «Тюльпан» – это миномет 240 мм. Мины там уже подаются в ствол специальным подъемником. Но ручной работы хватает: их нужно разложить соответственно весу, упорядочить. Иногда приходилось спать по два часа в сутки.
Ты спрашивал про первый бой? Честно сказать, даже не помню. Обычная команда: «Расчет, к бою!» Встали, пошли, начали стрелять. И так изо дня в день. Война – это тяжелая работа.
- На войне есть место для юмора, шуток?
- Сколько угодно! Без этого там вообще не выжить. Шутки, правда, всё больше не для печати (смеется). Были такие случаи. Контрбатарейная борьба у них, надо сказать, очень хорошо поставлена. Мы едва успевали сделать 2-3 выстрела, нас уже засекали.
Здесь идет разъяснение на столе, как в фильме «Чапаев», правда, без картошки, где стоят их РЭБы, способные засечь наш выстрел, где укрытие, в которое нужно спрятаться в случае ответного огня. Но только по команде!
Смотришь, метрах в ста упал их снаряд или мина – значит, приблизительно нащупали нашу позицию, сейчас будут запускать сюда еще пачками. Хорошо, если звучит команда: «Расчет, в укрытие!» Тогда бежали прятаться.
- А если нет команды?
- Без команды покидать позицию нельзя. Оставалось только ждать и шутить изо всех сил. Но мы старались расположить миномет так, чтобы его очень трудно было достать. Как-то нашли очень хорошее место. Знаете, дома и хозяйственные постройки идут уступом, как бы «лесенкой». Крыша дома, стена, потом какой-то сарайчик, чуть ниже еще одна постройка. Одно плохо: где-то за спиной, в чьем-то брошенном хлеву, бесконечно и противно мычала корова. Как она там выжила, одному Богу известно. Всё простреливалось и взрывалось. Люди вокруг падали ранеными, убитыми – у нее ни царапины. Бойцы ее подкармливали, доили – свежее молоко на позициях никогда не помешает.
- Когда «Вагнер» расформировали, вы решили вернуться домой, к жене и детям?
- Александра очень волновалась за меня. Издергалась вся, и дети, конечно, тоже. За Африку я не сильно готов воевать. Только за Россию. Самым трудным по возвращении домой с фронта было привыкнуть к тишине. Почти месяц еще снились разрывы мин и снарядов, звучали команды командиров, атаки врага...
Но я там, как уже говорил, бываю часто. Вожу гуманитарку. Особое спасибо хочу сказать командам «Zов Федотовой», «Ангелы тыла», Сиверские «Плетуньи» и многим другим. Вы не представляете, как важна их помощь там, на «передке». И еще письма. Особенно детские. Я носил у себя здесь, в кармане на рукаве, иконку и письмо какого-то неизвестного мне мальчишки. Там ничего особенного: «Счастья вам, успеха, Россия победит», но слезы на глазах. Может быть, именно эта иконка и письмо уберегли меня от ран.
Сейчас много выступаю перед школьниками. Только что вернулся из Мариенбурга. Всегда вожу с собой бронежилет, какие-то предметы военного быта. Ребятам нужно всё потрогать руками, примерить на себя. Кто им еще расскажет, покажет, объяснит, если не такие, уже ветераны, как мы.
Андрей Павленко