Его служба и опасна, и трудна

Завтра Владимиру Николаевичу Клеопину исполнится 90 лет. В Гатчине он живет более полувека, из них почти тридцать лет и три года отданы работе в гатчинской милиции. Владимир Николаевич – ветеран войны и органов МВД; милицейская служба сменила другую – армейскую, которая началась для него в 1943 году.

Ветеран живет в однокомнатной квартирке в старом деревянном доме на улице Хохлова – в счастливом браке с супругой Валентиной Митрофановной они разменяли уже полстолетия. Ее поддержка и энергия помогают обоим преодолевать испытания временем. Валентина Митрофановна пережила всю блокаду, после войны оказалась в Гатчине, где и встретила будущего супруга. Через два года ей тоже «стукнет» девяносто, но кто бы в это поверил, глядя на деятельную волевую женщину, привычно руководящую домом и домочадцами?

На стене у Клеопиных – старые фотографии: молодой Владимир Николаевич в военной форме, с братом, с однополчанами. Ничто не забыто…

Гостей встречает главный член семьи – серьезный кот по кличке Заяц; физиономия у него, как клавиши фортепьяно: черная – белая. У Зайца – ритуал: лобызать всех незнакомых визитерш. Для представительницы СМИ он не сделал исключения: запрыгнул на стол, лизнул в щеку шершавым языком и удалился. Традиция соблюдена.

Визита журналиста Клеопины ждали. Для фотографии приготовили на выбор: милицейский китель с наградами и пиджак, тяжелый от орденов и медалей. Свою военную биографию Владимир Николаевич помнит в мельчайших деталях: номера воинских частей, фамилии однополчан, хронику событий. А началось все в Архангельске…

Сталевар в женских туфлях

Отец мой работал в милиции, он был партийный, и его постоянно гоняли с места на место, один сельсовет сменял другой. А я пошел в школу с шести лет и очень переживал, что плохо успеваю – из-за бесконечных переездов, один учебный год вообще пропустил, – так начал свой рассказ Владимир Николаевич. – Война застала нас в Архангельске. Отец ушел на фронт, следом забрали старшего брата; мать выбивалась из сил – нас у нее осталось трое. В сорок первом мне исполнилось пятнадцать, и меня из седьмого класса школы забрали в трудовые резервы на Урал, в ремесленное училище. Учили на сталевара. Я стоял у доменной печи, куда ни ступишь – горячо, везде шлак, а ботинок не было. Нам выдали женские туфли: оторвали каблуки – и вперед, так все начинающие сталевары и ходили.

Доучились до весны 1942 года, и мастер нам радостно объявил: на вас – бронь, на фронт не пойдете. Мы опешили – как так не пойдете?! И мы с ребятами сговорились и сбежали. Я вернулся в Архангельск, пришел в военкомат, объяснил: мне скоро семнадцать, пора на фронт! Велели подождать…

Первая получка, первая кровь

В 1943 году в ноябре пришла повестка. Меня взвесили – 49 кг, и определили на флот, но к назначенному дню я оформиться не успел, и меня 13-го ноября (вот уж несчастливое число!) отправили в пехоту. Определили в роту ПТР – противотанковых ружей. Для справки: противотанковое ружье Дегтярева весило 16 кг, Симонова – 20 кг, их надо было на себе таскать и стрелять. Заряд большой, убойная дальность полета пули – два с половиной километра. В нашей роте были все мои ровесники – 1926 года рождения. Стояли морозы, мы мерзли в плохом обмундировании и все время ходили голодные. Наконец, у нас приняли зачеты по стрельбе и отправили на фронт. В тылу оставили самых нужных – хлебореза и печника.

А нам выдали новые шинели, американские ботинки – красные, жесткие и невероятно скользкие; фляги дали – стеклянные, обернутые в ткань, и деревянные некрашеные ложки. Мы переправились через Северную Двину, погрузились в эшелоны, предназначенные для перевозки скота, и двинулись на запад. Тогда я получил первую получку – 17 рублей. Рядовому пехотинцу давали три рубля, а нам – семнадцать, за противотанковые ружья, бронебойщиками считали нас.

По дороге к Белоруссии я увидел первую кровь – прифронтовую. Поезд остановился, нам дали команду выходить, готовить пищу, и все, конечно, ринулись в поле, кто-то уже успел развести огонь под котелком, и тут началась бомбежка. Я увидел стоящего на четвереньках бойца, раненного в голову, с торчащим осколком… Сразу раздалась команда: «Отставить! Все по вагонам!», и больше уже нас до самой Белоруссии не выпускали.

Hände hoch!

На фронт продвигались через Калининградскую область. Шли на запад день за днем, ноги все стерли с непривычки в портянках. Дошли до Литвы. Освободили один город. Добрались до Елгавы – и наткнулись на колонну немецких танков.

Мы заняли огневую позицию, немцы начали наступление. Командир взвода велел отходить к лесу – здесь нам не удержаться. А сам взял меня связным – искать, где батальон, и мы побежали. Добежали до березовой рощи, оглянулись – никого. И тут вокруг нас завизжали трассирующие пули. Что сделал командир взвода? Бросив меня, сиганул в траншею и скрылся…

…Сейчас Владимир Николаевич вспоминает этот эпизод спокойно, рассказывая, как чудом не попал в лапы к немцам, потерявшись между своими и чужими. Того командира он потом разыскал – через много лет, в Москве. Навестил, пообщались. Командир признался, что таких случаев в его практике было много…

Траншеи шли перекрестно. Я взял карабин и пополз. А затвор закрыть забыл, и все пять патронов высыпались. Ползполз, а куда? Там – танки, мотоциклы, грузовик едет. Смотрю – каски! Значит, немцы. Я прижался к земле, но они меня заметили, подъехали ближе, кричат: «Hände hoch!». Тут меня осенило: я схватил с земли камень, встал и кричу: «Стой, не стреляй!». И бросил камень в кузов. Немцы – ничком на землю, думали, граната, я – бежать из этой несчастной канавы. Сзади засвистели пули, автоматная очередь, но они меня не достали. Подбежал к роще – а дальше куда? Я остался один, с пустым карабином и …комсомольским билетом. Пополз в ту сторону, куда убежал командир взвода…

Когда нашел своих, за меня взялась СМЕРШ – не дезертир ли, не шпион? Спас комсомольский билет и красноармейская книжка. Меня оставили в механизированном корпусе, определили в пушечный расчет.

День Победы – в госпитале

Дело было под Ригой. Шел бой, и вдруг меня как будто палкой ударило в бедро – никакой боли сначала. Но я понял, что ранен. В медсанбате разрезали, хотели вытащить осколок, но не смогли – отправили в полевой госпиталь за Неманом, в Даугавпилс. В госпитале прооперировали под наркозом, извлекли минный осколок – даже предложили взять его на память. Наложили тринадцать швов, но заживало плохо. Еще один осколок остался внутри. И через полгода, уже в Восточной Пруссии, у меня открылась рана. Пришлось снова отправляться на операцию – доставать последний осколок, а это уже шел 1945 год. Так что Победу я встретил в госпитале. Ранение же обернулось инвалидностью II группы.

В Ленинграде я оказался в конце 1945-го, зимой – вместе со своим полком. Мне сказали: «Вам служить еще долго, а страну восстанавливать будут другие товарищи». В 1948 году шла агитация: фронтовиков 1926 года рождения набирали на годичные курсы лейтенантов-артиллеристов. Я написал рапорт, меня приняли и по окончании курсов отправили в Германию – на пять лет.

Из Красных казарм – в Гатчинское УВД

Потом была служба в СевероКавказском военном округе, Ростове и Забайкалье, а после предложили место (с понижением – старшим лейтенантом) в Гатчине, в Красных казармах. Так Владимир Николаевич оказался в нашем городе. В 1959 году его вызвали в кадры: «Сколько можно вам мотаться? Переходите на гражданку».

— Армию стали сокращать. Я решил, как и отец, пойти в милицию. В кадрах мне посоветовали начать с должности участкового – познакомиться с народом, с обстановкой «на земле». Послали учиться на три года; в школу милиции взяли без экзаменов, посмотрев мой аттестат без троек.

На службу в гатчинскую милицию Владимир Николаевич пришел в 1961 году – старшим лейтенантом. Сначала был участковым (участок – на Хохловом поле), потом три года – оперуполномоченным уголовного розыска, и 18 лет – в дежурной части помощником начальника. На пенсию он вышел в 1993 году в чине полковника милиции.

— Сказался возрастной ценз. На должности дежурного можно было работать только до 45 лет, а мне исполнилось 57. Руководство предложило перейти на понижение или увольняться. Я подумал, что понижение в моей жизни уже было – и ушел…

Владимир Николаевич – ветеран и инвалид Великой Отечественной войны. У него редкое по нынешним временам удостоверение инвалида войны II группы. Группа – нерабочая, но это не помешало ему пройти большой и сложный трудовой путь – и в армии, и в милиции, и на «гражданке». У него есть военные награды: орден Отечественной войны II степени, медали «За взятие Кенигсберга», «За отвагу», медаль Жукова; среди ведомственных наград самая дорогая – «За верность долгу и Отечеству».

Завтра Владимиру Николаевичу Клеопину исполнится 90 лет. Его будут поздравлять бывшие сослуживцы и новые начальники; и мы уверены, что все, кто придет к нему на юбилей, и просто гатчинцы, прочитавшие о нем в газете, испытывают чувство глубокого уважения и благодарности к человеку, который в семнадцать лет отправился побеждать фашизм. И победил!