Протоиерей Георгий Преображенский: «Господь создал человека свободным»

Отец Георгий уже двенадцатый год как настоятель храма Казанской иконы Божией Матери в Вырице, секретарь Епархиального управления с момента образования Гатчинской епархии. В Вырицу был назначен из Павловского собора Гатчины, где десять лет служил штатным священником.

- Георгий Николаевич, назначение в Вырицкий храм – это повышение?

— Конечно, стать настоятелем – это повышение, но и большая ответственность. Поначалу приходилось ездить каждый день, чтобы лучше узнать приход, познакомиться с прихожанами и работниками храма. Понять, как и чем живет приход. Наладить круг богослужений. Ты – настоятель и должен за все отвечать. Это сейчас у нас штат большой – девять священнослужителей, что позволяет совмещать работу в Епархиальном управлении и служить в храме по воскресным и праздничным дням, а в самом начале нас было всего два священника и дьякон.

- Как вы пришли к священничеству: это заслуга воспитания, генетики? Расскажите о семье, в которой вы выросли.

- Моя мама не из рода священнослужителей, но из верующей семьи, в которой строго чтили и любили Церковь, соблюдали все церковные правила и уставы. Она жила недалеко от города Валдай и часто посещала храм, где служил тогда протоиерей Иоанн Преображенский, отец моего папы. Мой папа тогда прислуживал в храме, там они и познакомились. У меня три младших сестры. Их жизнь напрямую не связана с Церковью, у всех троих светские мужья. Но тем, что было заложено в семье, никто из них не пренебрегает. Мой семнадцатилетний племянник, например, помогает мне иногда на богослужении – у него есть к этому интерес.

Папа стал священником не сразу. Сначала он был ученым (младшим научным сотрудником) – физиком-ядерщиком, окончил Политехнический институт, работал в ЛИЯФе и выбор в пользу Церкви сделал уже в зрелом возрасте. Семинарию окончил за год экстерном и сразу поступил в Академию. Сейчас там преподает догматическое богословие и служит в Казанском соборе.

- Откуда столь резкая смена курса: из материалистов-физиков – в священники?

— Он всегда был к этому готов. Другое дело, что в 60-е годы – в хрущевское время, дедушка, испытав на себе гонения за свое священничество, детям своим сказал: «Главное, оставайтесь верующими людьми, а какой вы изберете жизненный путь, это ваш личный выбор». Из-за того, что папа был из семьи священника, в институт с первого раза он не поступил, хотя вступительные экзамены сдал отлично. Пришлось идти работать на Кировский завод и на следующий год поступать снова. И тогда он пошел на небольшую хитрость: при заполнении анкеты в графе «профессия отца» написал «врач ДТ». Когда разобрались, что такое «врач ДТ» – «врач душ телесных», он уже благополучно сдал первую сессию, и не было причин его отчислять.

- А потом – бросил науки?

— Нет, не бросил. В ЛИЯФе он работал с удовольствием и до сих пор любит физику. Помимо этого, изучает историю Церкви, интересуется современными технологиями. Но, как он сам говорит, священники в нашей семье из поколения в поколение рождались. Поэтому когда встал вопрос о моем жизненном выборе, папа посоветовал мне не метаться, не искать и не мудрствовать – «все равно вернешься к этому». Время было уже благополучное – в 1989 году, когда я заканчивал школу, к Церкви начали относиться иначе.

- Ваше детство пришлось на эпоху, когда неприятие Церкви продолжалось в вялотекущем режиме. И все же – как на фоне всеобщего атеизма росли воцерковленные дети?

— Мое детство прошло в кругу большой семьи, которая собиралась по воскресным и праздничным дням у дедушки и бабушки. Как правило, это было после богослужения. Обедали, разговаривали, детей никуда не выгоняли. Поэтому я не могу сказать, что нас чему-то учили особенно. Мы росли, вращаясь в этой среде, наполненной любовью. Я даже могу сказать, что я специально не искал для себя Бога – я родился с этим чувством присутствия Его в моей жизни, за что благодарен своим родителям.

В нашей семье были правила – правила для детей, не такие строгие, как для взрослых, в том числе и поста. Мы должны были молиться утром, вечером, перед едой, после еды; когда были воскресные богослужения или двунадесятые праздники, мы ходили в храм. Естественно, это было не во время учебы – по будним дням мы шли в школу. В воскресенье посещение храма было обязательным, но нас никто не заставлял стоять от и до; мы регулярно исповедовались, причащались; я помню свое первое причастие, когда мне было семь лет, перед школой.

- И после школы…

— …я сделал выбор в пользу семинарии. Хотя и понимал, что это не освобождает меня от воинской повинности – учеба в семинарии не давала отсрочки. Так что после первого года обучения (пришлось досрочно сдавать экзамены за первый курс) меня забрали в армию.

- Где служили?

— В погранвойсках – в Карелии, в учебной части в Туле, потом в Выборге на границе с Финляндией.

- Какие воспоминания об армии?

— Хорошие. Для командиров, конечно, это была головная боль. Когда меня призывали, наш военком мне пообещал стройбат: «Ты сын попа, учишься на попа – куда тебе идти, как не в стройбат, где тебе мозги на место вставят, и ты в этой жизни все поймешь». Но вместо стройбата мне довелось служить в элитных войсках. Они относились к Комитету Государственной безопасности (по ходатайству и под личную ответственность бабушкиной знакомой – фронтовички, возглавлявшей Совет ветеранов Северо-Западного округа, Веры Михайловны Фелисовой, за что ей очень благодарен и молюсь).

Но, в любом случае, куда бы меня ни направляли, первым делом вызывал командир части и спрашивал, как и почему я оказался в армии. На это я отвечал, что Церковь никогда не была против защиты своего отечества, и я, хоть и учусь в семинарии, еще не священнослужитель, поэтому могу держать оружие в руках и защищать свою Родину. Я не считал, что это может противоречить моим убеждениям.

- В семинарию в конце 80-х легко было поступить?

— В Ленинградскую Духовную семинарию надо было сдавать экзамены, и конкурс был довольно большой – пять-шесть человек на место. Семинарий в стране было не так много – в Москве, в Ленинграде и в Киеве, а на курсе нас училось человек пятьдесят в двух классах, и местных – ленинградцев – было не больше десяти, остальные были приезжие. Брали туда обычно тех, кто отслужил армию, – для меня сделали исключение, а может, фамилия помогла.

- Что там изучается, кроме богословия?

— Священное писание Ветхого и Нового Завета, литургика (церковный устав), история Церкви, сектоведение, церковнославянский, греческий и латынь, церковное пение и многое другое. Из светских наук – психология, русский язык, история русской духовной культуры. Сейчас, может быть, другая программа, а тогда считалось, что светское – советское – школьное образование достаточно неплохое.

- Семинария дает высшее образование?

— На тот момент это было средне-специальное образование, четырехгодичное. Сейчас это считается бакалавриатом. Потом можно поступить в Академию (магистратуру). Магистратуру со степенью магистра богословия я окончил уже позже, когда появился заочный сектор обучения. А сразу после окончания семинарии в 1995 году был рукоположен.

- Поясните для непосвященных.

— Обычно на четвертом курсе семинарии совершается хиротесия во чтеца – это первая степень священства. Ты еще можешь быть неженатым, но тебя уже посвящают служению церкви, на тебя возлагаются определенные обязанности. Дальше все зависит от выбранного пути: избираешь ли ты путь обычного духовенства – женишься и становишься священником, или ты избираешь монашеский путь – готовишь себя к монашеской жизни и, соответственно, принимая монашеские обеты, можешь стать священником, если решит священноначалие, так как монах уже за себя ничего не решает.

- И все – белому священнику дальнейшую карьеру не сделать? И это решается на четвертом курсе?

— Нет. Во-первых, в Церкви карьеру не делают, в Церковь приходят служить. Во-вторых, как я уже говорил, каждый лично делает свой выбор: монашество или брак. А в-третьих, нужно понять для чего ты пришел в Церковь. Поэтому на четвертом курсе были те, кто уже определился со своим будущим, и те, кто не был готов сделать свой выбор: жениться или подумать, рукополагаться или продолжить учебу дальше, или вообще – нужно еще в себе разобраться.

- Каков же уровень образованности православных священнослужителей?

— Все зависит от желания учиться. Как я уже говорил, после семинарии можно пойти учиться и дальше, в Академию, например. Не буду говорить о других приходах, а на нашем приходе в Вырице все священники имеют семинарское образование, некоторые академическое, консерваторское и высшее светское. Есть даже два доктора богословия – иеромонахи Кирилл и Мефодий Зинковские. Помимо того, что они получили высшее светское образование – окончили Политехнический институт с ученой степенью, после этого они окончили семинарию, Академию, аспирантуру и докторантуру и дальше продолжают образование – теперь хотят свою докторскую степень подтвердить и в светском высшем учебном заведении на теологическом факультете. Это ученое монашество, ими можно гордиться и ставить в пример. Кстати, в этом году молодой человек из нашего храма в Вырице (инженерпрограммист по первому высшему образованию) оканчивает семинарию. Сначала будет в нашем храме псаломщиком, алтарником, а дальше видно будет, на какое служение его Господь призовет. Надеюсь, что таких ребят сейчас будет больше, как и раньше много было тех, кто приходил в семинарию с университетским дипломом.

- Вы сознательно отказались от карьеры, избрав путь белого духовенства?

— Как я уже говорил, карьера и Церковь вещи несовместимые. Вы, возможно, имеете в виду, что женатый священник так и останется батюшкой на приходе, в лучшем случае станет настоятелем храма или Кафедрального собора, а монах может стать в будущем епископом, управлять Епархией или Митрополией. Когда я поступал в семинарию, об этом даже не думал, но семью хотел всегда. У каждого семинариста рано или поздно встает вопрос: что выбрать? Где полезней буду я? Вот здесь и нужен опыт мудрого духовника, и митрополит Антоний Сурожский так и говорит, что высшая задача духовника состоит в том, чтобы человек, наконец, сам дорос до способности самостоятельной нравственной и духовной оценки происходящего.

- Жены священников – матушки – обычно подвизаются на церковном поприще: в хоре поют, работают в воскресных школах. Это обязательная программа?

— Нет. Много священников, жены которых никак не связаны с храмом, где служит их муж. Моя жена работает в государственной компании менеджером, по образованию она филолог. Наша дочь сейчас оканчивает школу, собирается учиться дальше в светском университете.

- Вы не требуете от своих домочадцев соблюдения церковных правил – поста, молитвы?

— По молодости и глупости требовал. Думал, что строгостью можно чего-то добиться. Забыл, что «невольник – не богомольник», и меня-то лично никто не заставлял: я сам захотел испытать правила, которые предлагает церковный устав. Господь создал человека свободным. Поэтому в раю и было древо познания добра и зла – чтобы всегда был выбор. Помести человека в идеальные условия, где нет выбора, – не будет свободы. Поэтому сейчас я так же стараюсь действовать по отношению к своим близким.

- Георгий Николаевич, а как быть тем, кто вырос в среде агностиков, безграмотен в вопросах веры и теперь пытается как-то приобщиться, но духу все время не хватает?

— Начать интересоваться христианской жизнью. Приучить себя к тому, что ты не обязан ходить в церковь, а ты хочешь туда ходить. Появилось желание – зайди в храм, постой; может быть, в следующий раз придешь и отстоишь хотя бы часть службы. И потом, Церковь ничего не навязывает – она предлагает. Человека, который находится на тяжелой работе, нельзя заставлять соблюдать пост – он просто физически не выдержит. Не можешь отказаться от каких-то продуктов – замени это другими ограничениями, например, не злословь, прояви себя с лучшей стороны по отношению к ближнему. Помни, что пост – это, прежде всего, духовное упражнение.

- Вы были, наверно, одним из самых молодых священников в Гатчине. Страшно было первый раз служить?

— Представьте: мне было двадцать три года. И хотя я этому учился, я к этому готовился, но я не думал, что это произойдет так скоро. Я пришел в Павловский собор псаломщиком, а нужен был священник. Сначала меня рукоположили в дьяконы и через месяц – в священники. Хотя в дьяконах обычно служат по несколько лет.

Но самое страшное было первый раз принять исповедь у кающегося человека. Это не просто: понять, простить и не осудить.

- Вам каялись в преступлениях?

— Да.

- Епитимью накладываете?

— Очень редко и по такому принципу: накладываешь на человека то, что сам можешь понести. Бывает, что человек просит: хочу исправиться, благословите, сам не могу себя заставить.

- Как вы проводите отпуск?

— Люблю море, чистый горизонт и тишину.

- Георгий Николаевич, как воспитать истинного христианина?

— Быть примером – самому быть христианином!