На будущий год поисковый отряд «Искра» отметит свою
первую значительную дату – пять лет с момента официального образования
общественной организации. Хотя фактически отряд начал действовать раньше.
«Искра» занимается поиском, обнаружением и установлением личностей погибших в
Великую Отечественную войну. На данный момент в отряде 18 человек. Люди все
разные: кто-то только окончил школу, кто-то – институт, а некоторые уже вышли
на пенсию. Люди разных профессий, разных сословий, но всех объединяет одно
общее дело: проведение поисковых работ.
- Люди попадают к нам в отряд, проходя сложный отбор,
– рассказывает руководитель «Искры» Андрей Клементьев. – Попасть непросто: мы
каждого проверяем, долго общаемся. Поэтому в отряде не так много народу, хотя
желающих с каждым годом все больше и больше.
- Женщин берете?
- Девушек у нас всего две. Это тяжелая физическая
работа, не каждая сможет преодолевать такие расстояния, которые надо проходить
пешком. Девушек мы берем на тот случай, когда мы уже поднимаем бойца, и надо
заниматься перебором. Что такое перебор: если это болотистая местность, нам
приходится вычерпывать жижу ведрами, потому что идет жуткий плывун. И ничем
другим просто некогда заниматься. Вот девушки и разбирают все комки и достают
мелкие вещи, которые мы можем даже не заметить.
У нас в отряде есть одна супружеская пара: они
поженились совсем недавно, у них родилась дочка. Два замечательных поисковика.
Это Женя Алексеев – мой друг и заместитель, мы вместе начинали, и его жена.
Невесту он нашел в соседнем отряде, она тоже занималась поисковой работой.
- Когда у вас обычно начинается сезон –
весной?
- В этом году работать начали рано, в леса вышли
третьего января, на новогодних праздниках. Снега не было, погода стояла
довольно хорошая. Потом, несмотря на эпидемию, малой группой работали. Нам
некогда сидеть на месте. Все архивные документы у нас были изучены, и это дало
свои результаты. За новогодние праздники было поднято 15 погибших в районе
Кобринского поселения, а уже потом, когда зима отступила, и в леса можно было
свободно ходить, было поднято еще два десятка погибших. В Пижме есть
захоронение, где мы смогли предать земле останки 37 бойцов и командиров РККА.
Сейчас мы готовимся к летней вахте памяти, и впереди –
осеннее захоронение в Вырицком поселении, где мы сможем предать земле около 40
погибших. Среди них также есть и офицеры. Еще работы много.
- Установить личности – по смертным
медальонам – удается нечасто?
- Редко. Но в числе последних есть именные бойцы. В
этом году был найден Вязанкин, родственников которого мы довольно быстро нашли.
Еще пулеметчик Михайлов, Алексей Снежин – тоже родственники есть. И Жагипар
Кайларов – мы ожидаем, когда откроют границы с Казахстаном.
- Как вы находите места захоронений? Как
определяете, где копать?
- Нам часто задают этот вопрос: откуда вы знаете,
почему именно там. Все довольно просто: есть архивные документы, есть различные
донесения, книги, мемуары, с помощью которых складывается картинка. Но на 80% –
это рассказы местных жителей: вот там мы откопали патроны, там идут линии
окопов. Даже байки бабушек и дедушек часто бывают очень даже правдивы. Лесники
помогают, охотники, которые что-то видели. Потому что сведения из архивов – это
все-таки приблизительно.
Весной мы проводим разведку и, если видим, что здесь
явно шли бои, и все совпадает с донесениями и картами, значит, это боевой
район, и его нужно брать в разработку. Но есть еще непредсказуемые вещи. Чистое
поле, и линия обороны шла в одном-двух километрах, а здесь лежат люди. А бывает
наоборот: вот она – линия обороны, осколки, пули, а тел нет. Это все – удача,
плюс надо очень много анализировать, думать, только тогда это «выстрелит».
А еще мы сотрудничаем с историками. Активно работаем с
Денисом Базуевым – это один из наших гатчинских военных историков. Благодаря
ему мы нашли несколько захоронений, которые до нас безрезультатно искали
десятки лет.
- Металлоискателем пользуетесь?
- Конечно, это один из главных инструментов. У
поисковика должны быть три обязательных вещи: хорошая лопата, поисковый щуп –
длинный прут с наконечником, чтобы можно было щупать на глубине 180-200 см, и
прибор. Потому что еще остается много верховых останков. Верховые – это те, кто
находится в земле на глубине не более 30-40 см. Остальные – погребенные: уже
после войны местные жители находили погибших и захоранивали, как могли.
Металлоискатель – необходимая вещь, с помощью которой
можно обнаружить солдат, потому что не всегда костные останки бывают в хорошем
состоянии. Щуп может их и не зацепить. А хороший прибор, если есть железо,
обнаружит. До сих пор мы находим вместе с останками бойцов котелки, ботинки,
кожаные подсумки, ложки, противогазы, кружки...
- Вам случалось находить останки немецких
солдат?
- Находили, но очень редко. Их почти всех в свое время
раскопали мародеры. В 90-е годы немецкие вещи – так называемый шмурдяк – очень
ценились. «Черные следопыты» находили при немцах перстни, зажигалки, пряжки,
значки, пуговицы, и все это забиралось в качестве трофея. Мы немцев находили
уже раскиданных, обобранных. Был один случай в Терволово, когда мы нашли
немецкое кладбище на шесть человек, и они не сильно пострадали от мародеров.
При них были алюминиевые жетоны, но они плохо сохранились. Там такая кислая
почва, что от жетонов осталась одна фольга, невозможно было что-то прочитать.
Эти останки мы передали в Русско-немецкое общество, их потом захоранивали.
- А при наших солдатах вы что-нибудь
интересное находите – награды, оружие?
- Награду я нашел
один раз – это был значок ГТО 2 степени. В нашей местности все бойцы – 1941
года, первых месяцев войны, наград получить они не успели. Однажды только мы
нашли солдат, погибших в 1944-м, – у них была медаль «За оборону Ленинграда».
Сейчас не так много осталось в лесах нетронутых останков. Волна мародерства
80-90-х и начала 2000-х прокатилась по нашим краям. Еще встречаются отдельные
экземпляры – котелки, противогазы, артиллерийские гильзы, саперные лопатки, но
в основном ничего интересного.
- С поисковиками из других районов
сотрудничаете?
- Я работаю со многими районами области, это наше
большое поисковое братство. Каждый раз мы что-то узнаем, делимся впечатлениями.
И в основном это работа по расшифровке медальонов. Если у нас сложный случай,
помогают ребята, у которых есть специальная аппаратура, чтобы просветить
медальоны. Зачастую, это и спасает.
Многие спрашивают, почему мы выбрали Гатчинский район.
Когда я работал в центре «Патриот», я ездил по другим районам нашей области,
смотрел, как наши коллеги работают, и убедился: каждый район – это все-таки
отдельная епархия со своей спецификой. Мне больше нравится тот район, где я живу.
Да, это не Синявино, не Выборг, не Кириши и не Кировск. У нас здесь своя
особенность, и очень много белых пятен, которые невозможно разгадать. Это еще
больше затягивает.
Друзья приглашают к себе в районы: «Приезжай,
покопаем», а мне некогда. У меня здесь работы много. Пока всех не поднимем, мы
не поедем, только если действительно нужна будет серьезная помощь.
- Под Гатчиной так много ненайденных
братских могил?
- Гатчинский район еще хранит в своей земле много
тайн. И если пять лет назад – в первый год работы – мы нашли останки около
десятка бойцов, потом 14, то в последние годы мы поднимаем уже около 50
погибших каждый год.
Еще много работы, и дай бог, чтобы каждый год мы возвращали из безвестности большое количество ребят, которые в 41-м уходили на фронт. Эта война не закончится никогда, потому что найти всех нереально.
