Пока не захоронен последний боец

На будущий год поисковый отряд «Искра» отметит свою первую значительную дату – пять лет с момента официального образования общественной организации. Хотя фактически отряд начал действовать раньше. «Искра» занимается поиском, обнаружением и установлением личностей погибших в Великую Отечественную войну. На данный момент в отряде 18 человек. Люди все разные: кто-то только окончил школу, кто-то – институт, а некоторые уже вышли на пенсию. Люди разных профессий, разных сословий, но всех объединяет одно общее дело: проведение поисковых работ.

- Люди попадают к нам в отряд, проходя сложный отбор, – рассказывает руководитель «Искры» Андрей Клементьев. – Попасть непросто: мы каждого проверяем, долго общаемся. Поэтому в отряде не так много народу, хотя желающих с каждым годом все больше и больше.

- Женщин берете?

- Девушек у нас всего две. Это тяжелая физическая работа, не каждая сможет преодолевать такие расстояния, которые надо проходить пешком. Девушек мы берем на тот случай, когда мы уже поднимаем бойца, и надо заниматься перебором. Что такое перебор: если это болотистая местность, нам приходится вычерпывать жижу ведрами, потому что идет жуткий плывун. И ничем другим просто некогда заниматься. Вот девушки и разбирают все комки и достают мелкие вещи, которые мы можем даже не заметить.

У нас в отряде есть одна супружеская пара: они поженились совсем недавно, у них родилась дочка. Два замечательных поисковика. Это Женя Алексеев – мой друг и заместитель, мы вместе начинали, и его жена. Невесту он нашел в соседнем отряде, она тоже занималась поисковой работой.

- Когда у вас обычно начинается сезон – весной?

- В этом году работать начали рано, в леса вышли третьего января, на новогодних праздниках. Снега не было, погода стояла довольно хорошая. Потом, несмотря на эпидемию, малой группой работали. Нам некогда сидеть на месте. Все архивные документы у нас были изучены, и это дало свои результаты. За новогодние праздники было поднято 15 погибших в районе Кобринского поселения, а уже потом, когда зима отступила, и в леса можно было свободно ходить, было поднято еще два десятка погибших. В Пижме есть захоронение, где мы смогли предать земле останки 37 бойцов и командиров РККА.

Сейчас мы готовимся к летней вахте памяти, и впереди – осеннее захоронение в Вырицком поселении, где мы сможем предать земле около 40 погибших. Среди них также есть и офицеры. Еще работы много.

- Установить личности – по смертным медальонам – удается нечасто?

- Редко. Но в числе последних есть именные бойцы. В этом году был найден Вязанкин, родственников которого мы довольно быстро нашли. Еще пулеметчик Михайлов, Алексей Снежин – тоже родственники есть. И Жагипар Кайларов – мы ожидаем, когда откроют границы с Казахстаном.

- Как вы находите места захоронений? Как определяете, где копать?

- Нам часто задают этот вопрос: откуда вы знаете, почему именно там. Все довольно просто: есть архивные документы, есть различные донесения, книги, мемуары, с помощью которых складывается картинка. Но на 80% – это рассказы местных жителей: вот там мы откопали патроны, там идут линии окопов. Даже байки бабушек и дедушек часто бывают очень даже правдивы. Лесники помогают, охотники, которые что-то видели. Потому что сведения из архивов – это все-таки приблизительно.

Весной мы проводим разведку и, если видим, что здесь явно шли бои, и все совпадает с донесениями и картами, значит, это боевой район, и его нужно брать в разработку. Но есть еще непредсказуемые вещи. Чистое поле, и линия обороны шла в одном-двух километрах, а здесь лежат люди. А бывает наоборот: вот она – линия обороны, осколки, пули, а тел нет. Это все – удача, плюс надо очень много анализировать, думать, только тогда это «выстрелит».

А еще мы сотрудничаем с историками. Активно работаем с Денисом Базуевым – это один из наших гатчинских военных историков. Благодаря ему мы нашли несколько захоронений, которые до нас безрезультатно искали десятки лет.

- Металлоискателем пользуетесь?

- Конечно, это один из главных инструментов. У поисковика должны быть три обязательных вещи: хорошая лопата, поисковый щуп – длинный прут с наконечником, чтобы можно было щупать на глубине 180-200 см, и прибор. Потому что еще остается много верховых останков. Верховые – это те, кто находится в земле на глубине не более 30-40 см. Остальные – погребенные: уже после войны местные жители находили погибших и захоранивали, как могли.

Металлоискатель – необходимая вещь, с помощью которой можно обнаружить солдат, потому что не всегда костные останки бывают в хорошем состоянии. Щуп может их и не зацепить. А хороший прибор, если есть железо, обнаружит. До сих пор мы находим вместе с останками бойцов котелки, ботинки, кожаные подсумки, ложки, противогазы, кружки...

- Вам случалось находить останки немецких солдат?

- Находили, но очень редко. Их почти всех в свое время раскопали мародеры. В 90-е годы немецкие вещи – так называемый шмурдяк – очень ценились. «Черные следопыты» находили при немцах перстни, зажигалки, пряжки, значки, пуговицы, и все это забиралось в качестве трофея. Мы немцев находили уже раскиданных, обобранных. Был один случай в Терволово, когда мы нашли немецкое кладбище на шесть человек, и они не сильно пострадали от мародеров. При них были алюминиевые жетоны, но они плохо сохранились. Там такая кислая почва, что от жетонов осталась одна фольга, невозможно было что-то прочитать. Эти останки мы передали в Русско-немецкое общество, их потом захоранивали.

- А при наших солдатах вы что-нибудь интересное находите – награды, оружие?

- Награду я нашел один раз – это был значок ГТО 2 степени. В нашей местности все бойцы – 1941 года, первых месяцев войны, наград получить они не успели. Однажды только мы нашли солдат, погибших в 1944-м, – у них была медаль «За оборону Ленинграда». Сейчас не так много осталось в лесах нетронутых останков. Волна мародерства 80-90-х и начала 2000-х прокатилась по нашим краям. Еще встречаются отдельные экземпляры – котелки, противогазы, артиллерийские гильзы, саперные лопатки, но в основном ничего интересного.

- С поисковиками из других районов сотрудничаете?

- Я работаю со многими районами области, это наше большое поисковое братство. Каждый раз мы что-то узнаем, делимся впечатлениями. И в основном это работа по расшифровке медальонов. Если у нас сложный случай, помогают ребята, у которых есть специальная аппаратура, чтобы просветить медальоны. Зачастую, это и спасает.

Многие спрашивают, почему мы выбрали Гатчинский район. Когда я работал в центре «Патриот», я ездил по другим районам нашей области, смотрел, как наши коллеги работают, и убедился: каждый район – это все-таки отдельная епархия со своей спецификой. Мне больше нравится тот район, где я живу. Да, это не Синявино, не Выборг, не Кириши и не Кировск. У нас здесь своя особенность, и очень много белых пятен, которые невозможно разгадать. Это еще больше затягивает.

Друзья приглашают к себе в районы: «Приезжай, покопаем», а мне некогда. У меня здесь работы много. Пока всех не поднимем, мы не поедем, только если действительно нужна будет серьезная помощь.

- Под Гатчиной так много ненайденных братских могил?

- Гатчинский район еще хранит в своей земле много тайн. И если пять лет назад – в первый год работы – мы нашли останки около десятка бойцов, потом 14, то в последние годы мы поднимаем уже около 50 погибших каждый год.

Еще много работы, и дай бог, чтобы каждый год мы возвращали из безвестности большое количество ребят, которые в 41-м уходили на фронт. Эта война не закончится никогда, потому что найти всех нереально.