Непростая судьба Виктора Праведникова

Виктор Александрович Праведников родился 18 июля 1939 года в городе Павловске. Вместе со своей семьей он, ещё маленьким мальчиком, пережил все ужасы Великой Отечественной войны и немецкой оккупации — голод, холод, немецкий концлагерь.

Отец

Как рассказывает Виктор Александрович, его родители были родом из Ярославской области. Старшая сестра матери жила вместе со своим мужем в Павловске, туда же до войны переселилась и семья Праведниковых.

В 1933 году родился старший брат Виктора Александровича, Борис. В этом же году отца осудили и отправили в лагеря, на строительство Беломорско-Балтийского канала. Он отбыл там четыре года - «прошёл перековку», как тогда говорили.

Рассказывает Виктор Праведников:

«В 1939 году родился я. Мне было полгода, когда отец ушёл на советско-финляндскую войну. В 1940 году он погиб. Долгие годы мы не знали, что с ним — похоронку мама так не получила. Мама говорила, что он погиб где-то в Питкяранте, в Карелии. Я туда ездил. Там очень много захоронений и братских могил — около 80! Но мы его сразу не нашли.

Где похоронен отец, я узнал только недавно, когда в интернете появились базы погибших участников войны. Он покоится в братской могиле. На небольшом обелиске даже его фамилия указана. Обелиск сделан в виде купола парашюта. Оказалось, отец служил в 204-й воздушно-десантной бригаде, воевавшей в советско-финляндской войне в 1939-1940 годах.

Восемьдесят лет, как отец там лежит, и я только сейчас нашёл его. Думал, что в этом году на 9 Мая съезжу, и тут началась эпидемия... Но я надеюсь, что всё-таки побываю там, на его могиле...

Великая Отечественная

Начало войны Виктор Александрович, конечно, не помнит — уж очень маленьким он был тогда, поэтому весь его дальнейший рассказ строится на воспоминаниях мамы.

Рассказывает Виктор Праведников:

«Мы с родителями мамы, моим дедом и бабушкой, жили в Павловске. Немцы уже брали Павловск и Пушкин. В городе начался голод. Однажды дед пошёл попросить еды на немецкой полевой кухне. Его прогнали. Он пришёл домой сам не свой. Спустя какое-то время его стали искать и нашли на чердаке — повесившимся. Не выдержал... Чуть позже и бабушка умерла - от голода.

Как и других умерших горожан, их хоронили в Павловском парке, в огромной воронке от авиационной бомбы. Там был сделан такой специальный помост... Мама работала в коммунальной службе. Им давали адрес, они забирали покойника, вывозили его и сбрасывали в эту яму.

Было очень голодно. Брату Боре от истощения стало совсем плохо. Мама пришла домой, а он сидит в углу, плачет, говорит: «Ничего не вижу». Ослеп от голода... Мама собрала какие-то шерстяные клубки и пошла на барахолку. Обменяла на бутылку олифы и этой олифой брата на ноги поднимала.

Зимой 1942 года нас вместе с другими семьями - в основном это были старики, женщины и дети - погрузили в машину и вывезли в Гатчину. Так мы стали перемещёнными лицами...

Нас разместили в лагере на Хохловом поле. Полторы тысячи стариков, женщин и детей загнали в большой сарай. Внутри были кипы соломы, посреди сарая стояла плита.

Мать посылали на работу в город, где она работала в магазине. Брат, которому тогда было девять лет, рассказывал, что ему давали ножовку, и он пилил по трафарету кресты для немецких могил. Выходить за пределы лагеря было нельзя. Лагерь охраняли полицаи.

У матери в Гатчине была одна знакомая женщина по имени Мария. Она предложила маме бежать из лагеря вместе с детьми. Мария жила в старом доме на нынешней улице Соборной, рядом с Павловским собором. Там тогда был длинный одноэтажный деревянный дом. Мария сначала забрала к себе одного из нас, потом другого. Мама должна была бежать из лагеря сама.

Ночью она полезла под колючую проволоку в сторону Орловой рощи. Её заметили, стали стрелять, поймали, сильно избили. Бросили в барак. Мать встать не могла. Пришёл начальник, сказал ей, что если она завтра не выйдет на работу, ее расстреляют. Когда все ушли, женщины спрятали маму, закопав в солому. Когда полицаи вернулись, не нашли ее. И мама все-таки сбежала на вторую ночь...

Жизнь в поселке

Мария помогла маме оформить документы как беженке из Павловска. Немцы через биржу отправили ее на работу в поселок, где было торфопредприятие (сейчас это поселок Торфяное). За работу матери давали небольшой паёк: и наесться нельзя было, и с голоду помереть...

Женщины занимались тем, что резали торф на кирпичики специальными лопатами. Сушили, складывали в гурты. Потом грузили их в вагоны. Этот торф шёл на отопление землянок для немцев. За всем этим следили полицаи. Если норма не выполнялась, наказывали пайком: или лишали совсем, или урезали.

Когда никто не видел, женщины загружали вагоны особенным образом: оставляя пустой середину и заставляя торфом по краям. Полупустые вагоны куда-то отправляли, отследить этот факт долго не могли, и это до поры до времени сходило женщинам с рук.

Однажды случилось так: состав дернулся, дверь вагона, видно, была плохо закрыта, и всё посыпалось. Немцы остановили поезд и увидели полупустой вагон. Тут же всех работников пригнали, выстроили, зачитали приказ о расстреле. У одной из женщин не выдержали нервы, и она пошла вприсядку перед немцем танцевать. Помирать, так с музыкой!

Расстрел отменили, но всех работниц отстегали плетками — у немцев хорошие плётки были...

Голод

Я вообще не помню, что я ел тогда... В соседних деревнях ещё жили финны. Рядом было три деревни, где их было много — Малое Замостье, Большое Замостье и Коргузи. Финны поначалу находились в привилегированном положении, могли держать живность, даже коровы у них были.

Мама прибегала к финнам, и они что-то давали ей — немного картофеля, еще что-то. Как-то раз ей дали немного сахарного песка. Она посыпала им хлеб и дала нам. Я стал пробовать, но не понял, что это — я ведь даже не знал, что такое сладкое. Я стал стряхивать сахар на пол, а мой брат Боря, увидев это, мочил палец и собирал его с пола...

Освобождение

К приходу наших в 1944 году в поселке оставались два немца. Одного их них звали Курт. Я запомнил его: у него пальцы на руках все были в кольцах. Мама говорила, что Курт был мародёром...

Зимой 1944 года над поселком уже летели болванки от «катюш». Куда летели, откуда — было не понять. Один их немцев-охранников сказал работающим женщинам: «Завтра Иван будет здесь...». И сам ушёл. И женщины побежали домой.

Перед тем, как уйти, немцы загнали всех нас в большой старый ледник, который давно уже не использовался — кирпичное помещение, заваленное землей. Там мы и сидели — дети, женщины, старики. Немцы сказали, что трогать нас не будут, и запретили выходить из ледника. Сказали, что если через поселок пройдут зондеркоманды, которые все за собой уничтожают, то нам не жить. Не пройдут — наше счастье...

Мы сидели так сутки, вторые... Есть нечего, холодно. Помню, кто-то плакал, кто-то крестился — я еще этого, конечно, не понимал.

Потом одна женщина, тётя Тоня Гашина сказала: «А, будь, что будет! Пойду домой, хоть воды вскипячу». Она пошла, вскипятила воду. Вижу, бежит к леднику. Слышу, прилетела пуля. Она прибегает и говорит: «Идут!» А кто идёт, никто не знает, ничего непонятно.

Прошло ещё немного времени. Стали смотреть: видим, какие-то тени двигаются. Люди в белых халатах! Дошли они до посёлка, открывают ворота ледника, спрашивают: «Кто здесь?» В леднике сразу заорали: «Свои! Свои! Сынки...»

Это были наши разведчики — на лыжах, с автоматами, в маскхалатах. Сам я не помню, но мама потом рассказывала: с ними был мальчик, сын полка. Он сказал своим: «Я же говорил вам, что мы здесь встретим людей». Оказалось, вокруг все деревни пустые стоят...

В поселке была пожарка и каланча. Там дежурили два немца. Они ударили с вышки по разведке. Та ответила... Потом эти мертвые немцы до самой весны валялись...

* * *

В поселке Торфяное Виктор Александрович Праведников прожил тридцать лет. Учился в школе в Гатчине. Закончил сначала семь классов, потом отслужил в армии, в Польше. Потом окончил и вечернюю школу, получив полное среднее образование.

Работал в разных местах Гатчины - киномехаником в кинотеатрах и местных клубах, механиком в лаборатории гатчинского НИИ «Строймаш», в кабельной сети «Ленэнерго». Увлечением на всю жизнь для Виктора Александровича стало собирательство. Он находил редкие предметы — музыкальные инструменты, утварь, предметы искусства, реставрировал их, часть отдавал в музейные собрания. Некоторые из восстановленных предметов из его коллекции переданы в Гатчинский дворец.

Особенную любовь Виктор Александрович испытывает к старым музыкальным инструментам. Сам он хорошо играет на нескольких из них.

Виктор Праведников - мастер на все руки и до сих пор не любит сидеть без дела. Он осваивает новые ремесла и новые музыкальные инструменты, помогает строить дачу своим друзьям. Он очень многое может рассказать о послевоенной Гатчине, но это - уже совсем другая история, и мы ещё обязательно её послушаем...