Посвящается 105-летию со дня рождения Бориса Васильевича Тетюева

Это человек, обладающий добрым сердцем и огромной любовью к детям. Многие годы своей жизни он посвятил изучению истории Вырицы, увлекая детей краеведением. Мы обязаны Борису Васильевичу памятью. Памятью о той огромной работе, которой он посвятил себя, собирая по крупицам историю детского концлагеря в Вырице.

Сейчас о детском лагере есть много информации, есть книга С.И. Дмитриевой «Это было в Вырице», есть стихи поэта А. Молчанова и др. Но мы совсем мало знакомы с судьбой человека, открывшего для нас всех страшные факты военного времени в Вырице. Мне захотелось больше узнать об этом замечательном человеке, всем сердцем полюбившем наш поселок, его жителей, детей и прожившем в нем 50 лет.

Знакомство с сыном Бориса Васильевича Тетюева, Александром Борисовичем, проживающим в городе Боровичи Новгородской области, позволило мне глубже окунуться в мир, окружающий эту семью. Я благодарна Александру Борисовичу за ту информацию, которой он поделился со мной об отце, и с большим желанием хочу донести ее до читателей.

Из воспоминаний Александра Борисовича Тетюева:

«Мой отец, Тетюев Борис Васильевич, родился 2 августа 1915 года. Его отец, Василий Максимович работал приказчиком в сельском магазине. Во время Первой мировой войны был призван в армию и примерно в 1916-17 году пропал без вести. Поэтому моя бабушка, Надежда Максимовна, воспитывала папу и двух его сестер, Людмилу и Юлию одна. Чтобы как-то выжить, она со своими детьми вынуждена была вернуться на хутор к своему отцу, сельскому учителю  Максиму Базову. Землю под хутор прадед  получил от крестьян за то, что после отмены крепостного права нарезал  для них землю в селе Ерга (ныне село Воскресенское Череповецкого района Вологодской области) 1-й в Петриневской волости Череповецкого уезда Новгородской губернии. На хуторе, названном «хутор Красное», прадед построил дом, вел хозяйство: сеял хлеб, держал скотину, вырастил сад. Но в основном учительствовал, учил грамоте крестьянских детей. У моего  прадеда была огромная, по нынешним меркам, семья – то ли 17, то ли 19 душ детей, большинство девочки. Моя бабушка Надежда Максимовна была из младших. Увы, большинства моих двоюродных дедушек и бабушек я не знаю и никогда не видел.

Детство моего папы было не очень счастливым. Он рос без отца. Дед последний раз был в краткосрочном отпуске в семье где-то в конце 1916 года. Возвращался к месту службы через Петроград, в тот период уже бурлящий. По всей видимости, там он и пропал.  Так что папа рос в семье моего прадеда. По его воспоминаниям, прадед Максим любил и даже баловал внука, а вот прабабушка была весьма строгой. Старшие сестры отца тетя Люда и тетя Юля, как более взрослые, помогали маме и бабушке по хозяйству. Малолетнего Бориса бабушка с утра выставляла на улицу, чтобы не вертелся под ногами и не мешал. Папа часто вспоминал, как в одной длинной  рубашонке,  босой, он ранней весной сидел и грелся под утренним  солнышком на завалинке дедова дома и с нетерпением ждал, когда бабушка позовет его в дом завтракать.

Где-то в начале коллективизации прадед скоропостижно умер. Прабабушка пережила его совсем немного. И моя бабушка с тремя детьми осталась на хуторе одна. В селе был организован колхоз. Бабушка, как и все односельчане, в него вступила. В колхозе было решено завести на хуторе Красном пасеку. Видимо по доброй памяти сельчан к прадеду и потому, что бабушка жила на хуторе, колхоз назначил ее пчеловодом и отправил учиться на соответствующие курсы, которые она окончила и работала пчеловодом до нашего отъезда из Ерги. Я и сейчас помню стоящие перед нашим домом в Ерге ульи и бабушку с дымарем в руках, в белом халате и сетчатой защитной маске, ходящей между ними.

Старшие сестры отца уехали учиться в Череповец. Старшая, тетя Люда, получила сельскохозяйственное образование и вышла замуж за Александра Александровича Трошичева, ставшего довольно успешным художником. Средняя, тетя Юля, училась в Череповецком педагогическом училище  и  посоветовала папе поступить туда же. Впоследствии, тетя Юля, Юлия Васильевна, окончила матмех  Ленинградского  университета, участвовала перед войной в разработке «Катюши», пережила блокаду, защитила диссертацию и долгие годы преподавала сопромат и математику в различных  военных вузах Ленинграда.

Отец окончил училище по специальности учитель труда и был направлен учителем в г. Мончегорск. Там он работал до призыва в армию. В те годы Мончегорск только строился, стране была нужна медь. Так что город был молодой, интересный. Папа часто вспоминал его с теплотой и любовью.

Срочную службу отец проходил под Ленинградом в зенитной артиллерии. Там, по всей видимости,  и окончил он курсы офицерского состава и по демобилизации получил звание младший  лейтенант. После армии отец вернулся к матери на хутор в село Воскресенское (официальное название села Ерга), которое к тому времени стало райцентром  Петриневского района Вологодской области. Работал учителем географии в Воскресенской средней школе. Дом прадеда, который стоял на хуторе Красном, отец перевез в село.

Наш дом был самым крайним, последним на одной из пяти улиц села. Эта улица переходила в дорогу, которая недалеко от нашего дома, уже за селом, расходилась на две: на Кириллов и на Белозерск. Между нашей улицей - краем, как было принято называть, и следующей, которая была центральной улицей села (там находились все учреждения райцентра – райком, администрация и др.) располагался склон довольно высокого, но пологого холма. На его вершине, на пересечении всех пяти краев, когда-то находился главный храм села. При мне его уже не было. Купол был снесен. Осталось только нечто в форме куба, где был оборудован кинотеатр. Отец рассказывал, что жители неоднократно пытались разобрать это строение на кирпичи, но старая кладка никому не поддалась! Разрушили эти остатки храма в 90-е годы. Увы, без этой центральной точки село как бы перестало быть чем-то целым.  Да и жизнь в нем постепенно угасала. Недалеко от церкви находился комплекс школьных зданий. Какая там была фисгармония! Когда я с папой приходил в школу, директор Арсений Викторович разрешал мне извлечь с помощью этого загадочного для меня сооружения несколько чудесных звуков. К школе от нашего дома по склону холма вела тропинка. По ней мои папа и мама ходили на работу, а зимой я катался вдоль нее на лыжах. От дома, правее основной дороги, через перелесок и небольшую речушку Молотки лежала дорога на прадедовский хутор Красное.  Хутор, его поля и оставшиеся сараи были видны из окон нашего дома. Летом на хуторе в первые годы моего детства еще стояла бабушкина пасека и она все лето жила там.»

Участие в Великой Отечественной войне. Из воспоминаний Александра Борисовича:

«С началом Великой Отечественной войны отца, как и многих других мужчин, призвали в армию. На фронт отец сразу не попал. Его, как офицера-артиллериста и учителя по профессии, направили в учебную часть. Часть дислоцировалась в одной из Советских республик средней Азии, как я теперь понимаю, скорее всего в Узбекистане. Часть готовила для фронта командиров противотанковых орудий. Обучались призванные в армию жители среднеазиатских республик из числа грамотных. Это были, как рассказывал отец, председатели местных колхозов. Прибывали в часть они в халатах и соответствующих головных уборах и оставались в таком «обмундировании» практически весь период обучения до отправки на фронт. Время было тяжелое, на всех даже шинелей не хватало. Благо, тепло в тех краях было почти круглый год.

Кормили в тылу не очень. Бойцы в тюбетейках и восточных халатах голодали и всеми способами стремились «подхарчиться». На их беду и беду моего отца вблизи от места их занятий частенько появлялись местные жители на осликах с тюками урюка. Увидев такого наездника, бывшие  председатели стихийно прекращали занятия и кричали «Урюк бар?» Услышав в ответ заветное «Бар!», подобрав  полы халатов и зажав в руках деньги, бежали за заветным урюком и тут же его ели. К санитарии в тех краях отношение весьма своеобразное, а тогда и тем более, в толпе голодных мужиков и говорить о гигиене было некогда. Потому, наряду с обучением новобранцев  артиллерийскому мастерству отцу приходилось всерьез заниматься состоянием их здоровья и обучением основам личной гигиены.

Жизнь и служба в учебном полку отцу быстро показалась слишком угрюмой и монотонной. Он стал писать рапорты с просьбой направить его в действующую армию на фронт. Но фронту были очень необходимы обученные солдаты, и рапорты отца оставались не удовлетворенными. Чтобы хоть как-то разнообразить жизнь и занять свободное время, папа стал проводить его в артиллерийских  мастерских полка, где наряду с отечественными орудиями находились несколько трофейных немецких пушек. Как говорится, от нечего делать стал осматривать и изучать. Освоил их работу и обращение с ними.

Минула кровавая Сталинградская битва. Наступил 1943 год, и командование направило отца в действующую армию, в одну из частей Брянского фронта. Лейтенант Борис Васильевич Тетюев прибыл в часть в начале 1943 года. О первых днях на фронте отец рассказывал немного. Из его рассказов я помню только, что у него был конь, этакий конек-горбунок, монгольский жеребец небольшого росточка, весь покрытый рыжей густой шерстью. Очень преданный и ходивший за папой буквально по пятам. Как-то раз он проследовал за папой по лестнице на второй этаж дома, где проходило какое-то совещание офицеров, чем очень удивил присутствующих. В общем, отец воевал, как все. Видимо, были бои, марши по прифронтовым дорогам, бомбежки, обстрелы. Обычные военные будни. Главные события знаменитой Курской битвы были впереди.

В один из таких дней папина батарея вступила в бой с танковой группой немцев. Танки поддерживала немецкая пехота. 4 танка батарея подбила, но в ходе оказалась подбитой сама. Почти весь личный состав вышел из строя. Все наши орудия тоже были выведены из строя, стрелять из них оказалось невозможно. А немецкие танки продолжали наступать. Однако недалеко от расположения батареи, перед линией фронта папа еще до начала боя заметил несколько брошенных немецких орудий и с двумя уцелевшими бойцами перебежал – переполз к ним. Направил одну из пушек на немецкие танки, зарядил орудие и выстрелом подбил один фашистский танк, затем второй. По нему открыли огонь, отца ранили в левую руку. Рука оказалась перебитой выше локтя. Папа лежал раненый на земле, прижав к груди трофейный автомат.

Дальше приведу его рассказ: «Лежу. Вижу, в мою сторону идет немец, рукава по локоть закатаны, в руках автомат. Я не шевелюсь, притворился мертвым. Он подошел, посмотрел на меня. Видимо, поверил, что я мертвый и повернулся дальше идти. Тут я его и полоснул из автомата».

 

За этот бой мой отец, Тетюев Борис Васильевич был награжден Орденом Красной Звезды.

Тетюев Борис Васильевич, 1915г.р.

Звание: лейтенант

В РККА с 29.07.1941г

Место призыва: Петриневский РВК Вологодская обл Петриневский р-н

Место службы: 30 олбр БрянФ

Дата подвига:21.03.1943г

Номер записи 47084999

 

«Лейтенант Тетюев, будучи командиром батареи 45 мм пушек 30 отд лыжной бригады, участвовал в наступлении западнее г. Дивны. Огнем своей батареи вместе с частью, не давая передышки, преследовал отступление противника. За хорошее несение службы имел ряд благодарностей из частей. При обороне города Севска батареей лейтенанта Тетюева была отбита танковая атака противника и подбито четыре танка. В ходе дальнейших  действий лейтенанту Тетюеву было приказано лично открыть огонь из трофейного противотанкового орудия, которое находилось перед передним краем обороны наших войск и под пулеметным огнем противника. Лейтенант Тетюев с 2-мя бойцами своей батареи открыл огонь из трофейного орудия уничтожив до 10 гитлеровцев, вступив в единоборство с 2 танками, был тяжело ранен 21.03.43г. После излечения признан не годным к военной службе. Инвалид 2 группы. В настоящее время работает преподавателем географии Воскресенской средней школы. К работе относится добросовестно.

За участие в боях по защите Родины и получение при этом тяжелого ранения, ходатайствую о награждении лейтенанта Тетюева Б.В. орденом «Красной Звезды».

Командир А/С капитан АКИЛОВ    22августа 1944года

 

С поля боя отца вынесли, и его было решено попуткой отправить в тыл, в госпиталь. Посадили в кузов машины с пустыми бочками из-под бензина и повезли. По дороге - авиационный налет, бомбежка. В бочки попал осколок, остатки бензина вспыхнули. Раненая рука помешала отцу быстро выскочить из кузова, и он сильно обгорел. Особенно пострадала спина, которой он опирался на бочки. Ранение и ожоги оказались серьезными. В прифронтовом госпитале отца перевязали, погрузили в санитарный эшелон и отправили  в тыл.

В тыл эшелон двигался медленно, пропуская встречные, следующие к фронту составы с войсками и техникой. К концу недели у отца начала подниматься температура, видимо, началась гангрена. С многочисленными ранеными не очень-то и цацкались: умрешь – так умрешь, выживешь – так выживешь. У папы сохранились при себе часы, и ему удалось  уломать доктора за эти часы дать ему пенициллин и доехать остаток пути живым. В госпитале отец пробыл довольно долго. По выписке, уже в 1944 году был признан негодным к военной службе, получил инвалидность 2 группы и вернулся домой в Ергу».

Возвращение домой. Из воспоминаний Александра Борисовича:

«Отец опять стал работать в школе, учить детей географии. В 1946 году отец женился на моей маме, Тетюевой (Смирновой) Елизавете Ивановне, в этом же году на свет появился и я, Александр Борисович.

Мои предки по материнской линии были крепостными. Моя мама – старшая дочь гончара Смирнова Ивана Ивановича и крестьянки Екатерины Филатовны, живших в д. Некрасово в 4 км от Ерги. До войны это была большая деревня – около 50 дворов. Война выкосила практически все мужское население деревни. К концу 50-х годов там оставалось всего 5-7 жилых домов. Сейчас деревня умерла окончательно. Мама окончила до войны 10 классов и в 1940 году поступила в Ленинградский педагогический институт им. Герцена. В августе
1941 г. ей, студентке 2-го курса, нужно было прибыть на практику на Вырицкую биостанцию института. Война уже шла, но она на последнем поезде, доехавшем до станции назначения, прибыла в Ленинград, где и осталась выживать в первую блокадную зиму. Ее вывезли по льду Ладоги зимой 1942 г. Первым, кого она встретила в родной деревне, оказался родной отец, мой дед Иван Иванович. Она, расплакавшись, бросилась к нему. Старик дочку не узнал. Мама, чуть окрепнув, стала работать в Воскресенской начальной школе. После войны она окончила педагогическое училище в Вологде и работала учителем начальных классов до пенсии.

В 1953 году отца, тогда уже члена партии, руководство Петриневского РОНО решило направить директором в отдаленную школу в 30 км от Ерги по Белозерскому тракту. Все доводы об инвалидности, т.к. его левая рука практически не работала, об отсутствии там жилья, об уже престарелой матери, жене и ребенке, о болезнях, которые всерьез тогда начали беспокоить папу, во внимание не принимались. Встал вопрос либо об исключении из партии, либо об увольнении. Последнее было более рациональным и правильным решением. Отец покинул школу и уехал в Ленинград, где жили его старшие сестры. Они как-то помогли ему устроиться на работу в Вырицкую школу № 1 воспитателем в общежитие для старших школьников. Мама, я и бабушка Надежда Максимовна остались в Ерге. Мама тогда была беременна моим младшим братом Сергеем. Несмотря на это, ее лишили класса и оставили практически без работы. Спасибо Арсению Викторовичу, директору школы. Вопреки желанию РОНО хоть как-то еще наказать непокорного учителя, он дал маме часы черчения в 5-7 классах и вдобавок принял ее на работу школьным библиотекарем.  Весной папа приехал. Началась подготовка к переезду. Помню, как мы продавали нашу корову Липу, как продавали дом, как собирали вещи и грузили их в контейнер. Все, прощай Ерга!»

Вырица. Из воспоминаний Александра Борисовича:

«В Вырицу мы приехали в конце августа 1954 года. Маму взяли на работу учителем начальных классов 3 школы, дали ей первый класс. Папа по-прежнему оставался воспитателем школьного общежития для старшеклассников, начал преподавать географию в 1-й школе и был там классным руководителем 8 класса. Жили мы в том же общежитии, где папа был воспитателем. Школа снимала частный дом на ул. Льва Толстого. Проживали там мальчики старших классов (8-10), жившие в близлежащих деревнях и поселках, где были только начальные школы и семилетки: Введенское, Новинка, Слудицы, Чаща и др. Девочек почему-то не было.

Семья наша: бабушка, папа, мама, брат Сергей и я жили в комнате площадью 12 кв. м. Там была печь с плитой. Я, как почти взрослый, спал в комнате с ребятами, проживающими в общежитии. Питались они кто как, кто что из дома привезет. Помню, что бабушка варила им картошку и как один из ребят решил однажды измерить температуру картошки медицинским градусником, а потом собирал из картошки капельки ртути. Помню, как маленького Сережу ребята по очереди качали на пружинном матрасе кровати с помощью привязанной к нему снизу за веревочку доски. Малыш взлетал почти до потолка. Были и другие развлечения. В общем, в будние дни жизнь текла весело. По субботам ребята разъезжались по домам до понедельника, становилось скучно. 

К весне отец решил вопрос о выделении ему участка под строительство дома. Остановились на приобретении тогда еще совсем не привычной новинки - сборного щитового дома. Решающими факторами такого решения стали, наверное, цена, практически полная комплектация дома. Стоил такой дом по тогдашним деньгам 20 000 рублей. Не очень и дешево! Но зато в комплект входило все, что было необходимо. Вот только специалистов по сборке таких домов в Вырице было не найти. В Вырице наш дом был в числе первых «финских» домов. Из-за этого ошибок при его сборке было сделано множество. Зато потом отец стал довольно хорошим специалистом по этой части и в бригаде из таких же, как он, коллег-учителей собрал в Вырице не один стандартный дом. Тогда учителям платили мало. Правда, отношение к ним было более уважительное. Да и учителя были все же другими. Необходимость постоянной физической работы и связанные с этим нагрузки практически вылечили отцу его больную руку. К началу 60-х годов к руке практически полностью вернулась работоспособность, хотя она до конца жизни у отца постоянно мерзла.

Весной отец привез бревна для обвязки, и я после школы ходил топориком корить их. Папа прибегал на переменах из школы их переворачивать. У меня для этого силенок еще не хватало. Благо участок нам выделили рядом с первой школой на тогда еще Сквозной (ныне Ефимова) улице. В мае дом быстро собрали. На лето общежитие (дом на Льва Толстого) должны были освободить, и нам жить было негде. Фундамент заливать было некогда. Отопление устанавливать тоже. Поэтому дом первоначально стоял на сложенных в квадраты чурбаках, которые школа выделяла учителям на дрова. Поскольку сборка финского щитового дома была делом абсолютно новым, нанятые отцом плотники твердо следовали чертежам, а в непонятных случаях действовали по своему разумению.

Особенно не повезло с кровлей. Гвозди не хотели никак заколачиваться в опалубку, плитки с крыши съезжали. В общем, кое-как покрыли! В первую же зиму со снегом полкрыши на нашем доме съехало на землю!

К осени 1955 года отец, а в основном мы с мамой залили под домом фундамент, в сентябре нашли специалиста, который установил котел, трубы отопления и батареи. Мы окончательно поселились в своем новом доме. Примерно в те же годы в школах СССР опять ввели уроки труда. Я тогда учился в 4 классе, это был 1957 год. Отцу пришлось вспоминать свою первую учительскую специальность. В школе появился класс с верстаками и даже с токарным станком по дереву. За год до этого, старшеклассников на школьном дворе учили управлять трактором, а на летних каникулах в п. Антропшино был организован трудовой лагерь для учеников 1-ой Вырицкой школы. Отец и еще ряд учителей организовали там быт и трудовую деятельность школьников. В лагере было три смены. Каждая смена  длилась около месяца. Все прошло вроде бы удачно, но на следующий год это начинание продолжения не получило. Наверху было принято решение обучать детей в советских школах реальным трудовым профессиям. В нашей школе для девочек этой профессией стала профессия ткачихи, для мальчиков – токарь по дереву.

Пользуясь тем, что учителем труда у нас в школе был мой отец, я в четвертом и в начале пятого класса частенько пробирался в кабинет труда и через некоторое время уже довольно уверенно, правда, не очень качественно мог выточить нечто похожее на матрешку.  Радость моя быстро закончилась. В начале 1957 учебного года отца назначили директором Вырицкой школы № 2, тогда еще семилетки. А учить географию у папы, быть его учеником я имел счастье раз или два.  Уже в середине сентября 1958 года он стал директором и из нашей школы ушел. Моему младшему брату повезло больше с этим. Его перевели в папину школу сразу после начальной, в 5 класс. К тому времени школа №2 стала средней. Зато мне больше повезло в том, что я после окончания 8 класса каждое лето работал вместе с отцом. В эти годы отец принял решение переделать наш финский домик. На начальном этапе на помощь отцу пришли его коллеги-учителя, с которыми он собирал щитовые дома. Основные дела, в которых требовалась мужская сила, были выполнены быстро. Окончательно ремонт мы закончили с отцом уже на следующий год.

Именно эти годы особенно сблизили нас. Я стал относиться к папе совершенно по-другому.  Почувствовал в нем не только отца, но и друга, товарища, стал лучше его понимать и чувствовать глубже его отношение, его любовь ко мне. Именно тогда он привил мне любовь к простому труду, научил основным навыкам плотницкого и столярного мастерства.

Во время учебного года я иногда заходил в папину школу. Признаюсь, делал это не очень охотно. Видимо, своим поведением и своим видом боялся как-либо подвести отца. Там, в школе, он был для меня слишком официален, немного даже чужой, совершенно не похожий на моего такого близкого и доброго папу, каким он был дома. Его вид требовал там к нему особенного отношения, именно как к учителю, как к директору. А вот провожать или встречать его по дороге с работы мне очень нравилось. Приятно было практически молча идти рядом с ним, приноравливаясь к его быстрому широкому шагу. Приятно было просто находиться рядом с ним!

Наверное, поэтому я знаю о событиях в отцовской второй школе не много, в основном из разговоров о работе отца с мамой. А вскоре я стал  студентом и стал общаться с папой меньше, в основном летом. У меня были каникулы, у папы отпуск.

 

(Продолжение на стр.8)

 

(Начало на стр.6)

Я по мере возможности помогал папе как в домашних делах, так и по работе: ходил пару раз с его школьниками в поход, помогал в работах по ремонту школы. Именно тогда была организована папой деятельность по изучению военной истории Вырицы.»

 

Детский лагерь в Вырице

Стоит обелиск печальный

в курортном поселке Вырица.

Склонись пред ним в молчанье,

пусть горечь слезами выльется.

 

Что скрыто за врезанной в камень суровой немногословностью:

«В память убитых врагами Детей Ленинградской области»

 

Сюда, в дачный рай притихший свезли со всей ленинградчины

Четыреста с лишним детишек, не ведавших, что им назначено.

 

Их ждал здесь концлагерь «Донер», спецлагерь «ДОНЕР-Тринадцатый».

В нем каждый узник был донор -
с шести лет до двенадцати.

 

Раненым ганцам и фрицам нужна была кровь экстра-качества,

И здесь господа арийцы ее у детей выкачивали.

 

О, сколько же перелили солдатам врага детской кровушки!

А юные доноры гибли, увянув, роняли головушки.

Страшная память не скоро из этого места выветрится.

Спаслись живыми лишь 40 из лагеря «Донор» в Вырице…

 

Отец Серафим, священник, их спас от участи грозной…

Он немцам при посещении солгал, что барак тифозный…

 

Полвека прошло, но порою к нам тянет былых захватчиков.

Быть может, текущей в них кровью девочек наших и мальчиков.

 

Да, время летит над миром, и многим уже не верится

Ни в гитлеровских вампиров, ни в их изуверства в Вырице.

 

Храни, обелиска камень, слова печальной суровости

В память убитых врагами детей Ленинградской области.

                         А. Молчанов

 

30 августа 1941 года фашистские войска вошли в Вырицу. Место им понравилось, и летом 1942 года в Вырице на базе дома отдыха Ленинградской швейной фабрики им. Володарского, создается детский концлагерь, лагерь принудительного труда для советских детей. Фашисты не афишировали «учреждение». Говорили о «детском доме», так он проходил по документам. «Приют» тайно просуществовал до конца 1943 года. Оккупационные власти насильно свозили туда детей из зоны ожесточенных боев Шлиссельбург-Мга. Советские дети были донорами крови для раненых и больных немцев.

Об этом долго молчали и, может быть, до сих пор мир не знал бы о детском лагере в Вырице, если бы не доброта и любовь к детям Бориса Васильевича Тетюева, фронтовика, раненного в Курской битве летом 1943 года.

Правда о лагере выплыла после постройки гидроэлектростанции на реке Оредеж, когда поднявшаяся высоко вода стала подмывать берег, и местные ребята время от времени находили останки – хрупкие косточки умерших в лагере детей. Этим фактом и заинтересовался директор Вырицкой школы № 2 Борис Васильевич Тетюев. Ему удалось выяснить, что Вырицу в январе 1944 года освобождала 72-я дивизия. Разведчик Григорий Кузьмич Петрук рассказал ему, как солдаты обнаружили дом с 50-ю измученными детьми. Дети были найдены в доме на углу улиц Коммунальный и Кирова. Сам лагерь располагался в другом месте, в лесу на другом берегу р. Оредеж, почти напротив Казанской церкви.

Борис Васильевич, став директором школы №2 п. Вырицы, увлекал школьников краеведением. С 1960 года вместе с ними стал изучать историю Вырицы. Один класс занимался поисками на территории, где предполагалось существование лагеря, другой класс разыскивал тех, кто мог знать о нем.

В 1964 году детские останки, обнаруженные школьниками-«поисковиками» на бывшем кладбище за оградой лагеря, перенесли и захоронили между Сиверским шоссе и поселковым кладбищем. Над могилой поставили скромный металлический обелиск, какие ставили после войны погибшим воинам.

Вырицкие школьники, под руководством Бориса Васильевича, решили поставить погибшим детям памятник. Средства на этот памятник собирала вся школа.  Государственных средств на этот памятник не выделялось ни копейки! Чтобы заработать необходимые для этого деньги, они трудились на уборке урожая в совхозе, мебельном комбинате, собрали 17 вагонов металлолома. Так накопили 40 000 рублей и заказали памятник, который был установлен в 1985году. Надпись на нем гласит: «Детям Ленинградской земли, погибшим от рук немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны в 1941-1945 г.г.»

20.06.1985 года, по решению исполкома Вырицкого поселкового Совета, состоялось перезахоронение детских останков уже на то место, где установлен памятник. Стелу хорошо видно справа от Сиверского шоссе при въезде в Вырицу, перед мостом через реку Оредеж. Стела эта – как вечный знак над могилой неизвестного солдата. Ведь кто из погибших детей лагеря лежит здесь – неизвестно. Хочется привести выдержку из книги С.И. Дмитриевой: «Стелу в Вырице надо воспринимать как память о детях – узниках всех лагерей минувшей войны, и как памятник благородным добрым людям, которые отдали годы своей жизни заботе о погибших».

На пенсии. Из воспоминаний Александра Борисовича Тетюева:

«Последние несколько лет работы директором были для отца, по его словам, не очень легкими. Отец попросту устал и в августе 1975 года написал заявление о выходе на пенсию.

Без работы отец оставался не долго. Окончил соответствующие курсы и стал работать кочегаром в детском санатории «Салют». Работа ему нравилась. Помню, как он с оттенком гордости говорил: «Я теперь его величество рабочий класс!» Котлы автоматические, нужно было только следить за их работой, так что на работе отец много читал. В основном историческую литературу о Великой Отечественной войне.  В свободное время мастерил что-то по дому, часто бывал в школах, участвовал в деятельности ветеранских организаций. Я до сих пор поражаюсь его жизнерадостности, любви и стремлению к труду, силе и здоровью, несмотря на возраст и пережитые невзгоды и лишения! Уже в начале девяностых, когда ему было уже за восемьдесят, он несколько месяцев прожил в Козельске, где доделывал дом моего младшего брата Сергея. Строители там здорово напортачили. Я тогда несколько раз приезжал туда из Москвы повидать его и немного помочь. Помню, подхожу к дому, а дом был высокий, с крутой высокой крышей, а отец на лестнице стоит, прибивает доски под самым коньком! Я это и сейчас себе даже вообразить не могу, не то, что сделать! А он сверху увидел меня, кричит: «Здравствуй, Саша! Подожди, сейчас заколочу пару гвоздей и слезу»

Увы. Возраст брал свое. Мама стала жаловаться на отца: «Надо ему непременно идти на встречи ветеранов! Уйдет, там начнутся разговоры, воспоминания! Он разволнуется, забудет все! Дорогу домой самому не найти, чужие люди домой приводят».

  Последний раз я с папой работал летом 2003 года. Я приехал в отпуск. Дома дрова куплены, но не распилены и не расколоты. Я электропилой пилил их, а папа мне «помогал», приходил с палочкой из дома и старался одной рукой держать полено. Смотрел, как я управляюсь с пилой. Вспоминаю, и слезы наворачиваются! Казалось, совсем недавно мы с ним на пару строгали двуручным рубанком доски для пола. И вот, рядом со мной немощный старец. Папа, я помню и люблю тебя!

В марте 2004 года папы не стало. Его отпели в церкви Казанской Божьей матери, совсем рядом со второй школой, где он работал. Похоронен папа рядом со своей матерью на Вырицком кладбище. Совсем недалеко от его могилы стоит памятник детям-узникам и жертвам фашистских лагерей!»

 

Записав эти воспоминания Александра Борисовича, сына Бориса Васильевича Тетюева, я подумала, а помнят ли что-либо об этой семье его земляки из Ерги, ныне села Воскресенского? Надежды было, конечно, мало, ведь время уходит, стирает все из памяти, да и люди уходят от нас.

Однако, я решаюсь воспользоваться знакомством с Нелли Николаевной Успенской, председателем общественной организации «Дети войны» города Череповца. Меня уже несколько лет связывает дружба с этой замечательной женщиной. Я неоднократно обращалась к ней с просьбами, касающимися нашей музейной и Клубной работы и ни разу не получила от нее отказа. Она помогла нам во многих вопросах, так как судьба поиска того или иного материала несколько раз приводила нас в город Череповец. Так и в этот раз Нелли Николаевна по нашей просьбе, сразу же отправляет в газету «Сельская новь» статью «Отзовитесь, кто помнит!» 24.12.2020 г. выходит данная газета. Я была не совсем уверена в положительном результате, но надежда, как говорят, умирает последней. Удивительно - откликнулись! Разные люди из разных мест Вологодской области, но вспоминали одинаково душевно, с теплотой о семье Тетюевых и конкретно о самом Борисе Васильевиче. Я познакомилась с этими людьми и записала их воспоминания, за что очень благодарна им.

 

Балаева Марина Дмитриевна (г. Череповец)

«За домом в деревне есть небольшая гора, но вид с нее чудесный, и очень хорошо видна Красная поляна. Она притягивает взоры, дает энергию и отдых душе и телу… Частенько я прогуливалась туда. Рядом школьный стадион, красиво! Даже стихи писались в непростые времена, наверно я подпитывалась здесь…

На пасеке работала чудесная женщина Тетюева Надежда Максимовна, а моя мама помогала ей в работе и подкармливалась в военное время. Каждое лето она приезжала на несколько дней на родину и останавливалась у нас. Это была красивая пожилая женщина с приятной улыбкой, красиво ухоженными седыми волосами, спокойная, доброжелательная. От нее исходило тепло и любовь, даже не чувствовалось, что у нас в доме гости, так было с ней уютно! Мама была всегда рада этой встрече. Уже значительно позже, я узнала, что на улице Совхозной был раньше у нее дом, сейчас в этом доме проживают дачники.

Когда не стало Надежды Максимовны, к нам в гости каждое лето приезжал ее сын, Борис Васильевич. Прекраснейший человек!  Такой же открытый и дружелюбный, интеллигентный, интересный и улыбчивый, как мать. Он раньше работал в нашей школе учителем географии. Он так интересно и с такой любовью преподносил ученикам материал, что они словно путешествие вместе совершали. Так вспоминала о нем моя мама Уролова (Круглова) Нина Михайловна.

Затем Борис Васильевич приезжал с сыновьями, и для них всех посещение Красной поляны было обязательным!

 

Сивкова (Миловидова) Лилия Семеновна (село Яганово Череповецкого района)

«Семья Тетюевых переехала из ближней деревни Красное в село Ерга, когда пришел домой с фронта Борис Васильевич. Дом перевезли и построили на краю улицы по дороге на Ивановское по правую сторону. Усадьба была в очень хорошем состоянии, а также и дом. В огороде находилось много домиков с пчелами. Занималась этим хозяйством мать Бориса Васильевича, Надежда Максимовна. Елизавета Ивановна, жена Бориса Васильевича, тоже была учительница, учила детей в начальных классах. Мои младшие сестренки учились у нее. Наша семья Миловидовых была в далеком родстве с Тетюевыми. Наш отец Семен Петрович часто советовался с Надеждой Максимовной по вопросам ухода за пчелами. Борис Васильевич был учителем географии. Мне пришлось учиться у него в 5 и 6 классе в 1952-1953 годах. Ученики очень любили его, уважали. Во время войны у Бориса Васильевича была контузия левой руки. Он ходил в черной кожаной перчатке до запястья. Была у него указка очень длинная (по нашим детским меркам), самодельная, с сильно заостренным концом.

Семья Тетюевых была воспитанная, интеллигентная, чему мы, дети, учились. В школе был установлен порядок – учителя ходили по деревням, собирали матерей, чьи дети учились в школе. Сообщали об итогах учебы по четвертям учебного года. К нам в деревню Ракольское приходил Борис Васильевич. Собрание матерей проходило в нашем доме, а нас, детей, отправляли на улицу. Учитель рассказывал об учебе детей и о делах в стране. Время-то было лихое, и мы не должны были много знать, кроме учебы.

Недалеко от Ерги в 1945-46 годах находился лагерь военнопленных немцев офицерского состава. Борис Васильевич нас, учеников, водил на экскурсию в старое заброшенное здание позже. Он рассказывал нам о войне.

В 1953 году Борис Васильевич нас уже не учил. У него появились разногласия с бывшим директором нашей школы Беловым Арсением Викторовичем. Когда мы повзрослели, наш отец скупо сказал нам, что семью Тетюевых хотели перевести в дальнюю северную деревню Вологодской области учителями в школу».

Ветеран Великой Отечественной войны, отдавший в послевоенные годы всю свою любовь и энергию воспитанию вырицких детей, изучению военной истории Вырицы, раскрывший тайны детского концлагеря в Вырице, организовавший строительство памятника-стелы детям - узникам этого концлагеря, достоин того, чтобы о нем знали и помнили!

Вечная всем ушедшим от нас ПАМЯТЬ и БЛАГОДАРНОСТЬ!

Светлана Корешкова, директор народного музея «41-й стрелковый»