Виктор Огороднов: «Человека делают личностью цифра, буква, нота»

- Честно говоря, только от вас узнал, что в стране наступил Год педагога и наставника, - искренне удивлен Виктор Дмитриевич. – Я настолько занят насущными делами, «текучкой», что это событие прошло как-то мимо меня. Очень хорошая новость! Даст Бог, на волне мероприятий, организованных властью, найдётся возможность помочь и нашему коллективу.

Мы разговариваем с Виктором Дмитриевичем и его женой Викторией Викторовной в квартире отца, Дмитрия Ерофеевича Огроднова, - создателя уникальной методики преподавания музыки и пения.

- Деятельность вашего отца широко освещалась в прессе, его достижения, новаторский метод преподавания хорошо известны каждому, кто хоть немного интересовался проблемами обучения детей музыке и пению. Но о вас, Виктор Дмитриевич, мы знаем значительно меньше. Как вы стали композитором, основали школу «Апрель»? И вопрос, наверное, наивный, но всё же, его непременно нужно задать. Как вообще появляется у мальчишки-подростка мечта стать композитором, писать музыку? Куда логичнее, казалось бы, мечтать о космосе, море, героических свершениях. Особенно в те романтические советские годы, 1950-60-е?

- Безусловно, сказалось влияние родителей. Они оба в своё время поняли, что совершили ошибку, выбрав стандартный для советских юношей и девушек путь. Страна звала к «пламенному мотору», освоению новой техники и новых пространств. Папа окончил Горный институт, мама – Технологический. Однако, тяга к музыке, пению и преподаванию оказалась сильнее. Правда, папе потребовались долгие годы, чтобы сделать решительный шаг в новом направлении. Он прошёл войну, отработал несколько лет по специальности.

Первые мои воспоминания детства связаны с посёлком Воейково Всеволожского района. Там находилась центральная база Главной геофизической обсерватории института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн - сокращённо ИЗМИРАН. Посёлок геофизиков, вокруг - только «свои». Можно двери не запирать, все друзья, увлечены своим делом, коммунизм полный. Великолепные виды на окружающие угодья с пригорками и лесами. Они по сей день у меня перед глазами. Впечатления детства самые сильные, конечно. Эмоциональный восторг от бескрайних просторов, особой атмосферы в посёлке…

Может быть, это прозвучит сейчас смешно, но однокурсники папы, в порыве дружбы, ощущения братства, в 40-м году, по окончанию института, надрезали себе вены, обменялись кровью, скажем так, друг с другом и дали клятву вечно хранить своё «кровное братство». Книжек начитались, в кино увидели, не знаю. Договорились, что каждый год, 5-го декабря, в День Сталинской конституции, будут обязательно встречаться, где бы они не находились. Я бывал на этих собраниях. Папа брал меня и брата с собой. Вы не представляете, какие это были фантастические люди!

Уже значительно позже, когда я познакомился и сдружился с Исааком Иосифовичем Шварцем, он мне как-то сказал: «Вы не представляете, Виктор, какой народ жил в Ленинграде в 30-40-ых годах! По сравнению с ними мы все - шпана!» Я готов с этим согласиться. Однокурсники из Горного встречались 5-го декабря на протяжении почти
60-ти лет. Ряды их редели, но люди оставались такими же уникальными, неповторимыми.        

- Тем не менее, отец ушёл из института геофизики, выбрал преподавание в детском хоре. Как мама отнеслась к этому решению?

- Трудно сказать. Родители при нас с младшим братом Мишей «взрослых разговоров» не вели, тем более, не устраивали ссор. Наверное, отнеслась с пониманием, потому что сама была целиком и полностью захвачена музыкальной и певческой стихией. А вот родственники папы встретили его решение в штыки. По-моему, подозревали его даже в сумасшествии. В 40 лет, с двумя детьми! Оставить высокооплачиваемую работу, квартиру, плюнуть на карьеру, ради какого-то хорового пения? Они этого понять не могли.   

- Бытовые условия жизни сильно ухудшились?

- Категорически. Вместо тёплой двухкомнатной квартиры – маленькая комнатка, где мы ютились вчетвером. Зарплата отца сильно упала. Но он был занят, наконец-то, любимым делом и, казалось, не обращал на эти неудобства ни малейшего внимания.

- Вы сразу оказались в Гатчине?

- Нет. Отцу дали работу в школе-интернате деревни Лопухинки. Особенностью деревушки было то, что она то и дело «перебегала» из Гатчинского района в Ломоносовский и обратно.

- Непостоянная деревушка?

- Вот-вот, именно так. Название своё деревня получила от рода Лопухиных, у них там своё имение было. Я застал его в более-менее целом виде. Сейчас – одни развалины. Достопримечательностью Лопухинки считаются радоновые целебные источники. Ещё в царские времена возникали планы организации там лечебниц для военных, но как-то до сих пор не сложилось. Несколько лет отец отработал в местной школе. Организовал хор, который вскоре громко заявил о себе на уровне района и области. На него обратили внимание в Гатчинском РОНО и пригласили в Гатчину к открытию школы-интерната. Вы, конечно, знаете, большое здание на проспекте рядом с парком. Это случилось в 1959-м году. Директором школы-интерната назначили замечательную Тамару Николаевну Тархову. Ей было дано право набирать в школу-интернат лучших преподавателей со всей области. Так создавался великолепный творческий коллектив, «бульон», в котором варились мои родители и, впоследствии, я.

- Какой запомнилась Гатчина тех лет?

- Она была почти сплошь деревянной. Граница города проходила по улице Хохлова. Далее – огромный яблоневый сад. Помню, как зимой, а зимы были, не в пример нынешним, снежные, я бороздил сад, изображая из себя корабль. Снегу по пояс. Специально заправлял брюки в валенки, чтобы в них не набилось снега, и вперёд! Потом деревянные дома стали постепенно сносить, вырубили сад, и на их месте появились «хрущёвки».

- Вы были «домашним» или «уличным» мальчиком?

- Скорее, «природолюбивым». Любил ходить по саду и парку в одиночестве, слушать пение птиц, мечтать. А дома обязательно заставили бы заниматься на рояле. Я же, честно говоря, ленился, и к музыкальным систематическим занятиям относился равнодушно. 

- У вас в маленькой комнатке стоял ещё и рояль?

- С ним особая история. Отец о рояле мечтал с детства. Но позволить себе дорогую покупку он смог только в 1940-м году. Ему как студенту Горного института было дано ответственное задание от НКВД - пройти пешком со специальным измерительным прибором от Тулы до Саратова. Идти нужно было зигзагами. В сумме он прошёл около 1500 километров. Дело в том, что в этом районе расположена Курская магнитная аномалия. Она оказывала влияние на приборы пролетающих над ней самолётов. Прибор должен был зафиксировать места наибольшей активности магнитной аномалии. За выполнение этого задания ему выплатили довольно крупную сумму. Немедленно был куплен рояль и установлен в ленинградской коммунальной квартире папиной тёти. Потом блокада, рояль исчез. Это понятно, всё деревянное в блокадные зимы шло в печку.

После войны был куплен новый рояль знаменитой фирмы «Беккер». Он принял участие в обучении музыке нас с братом, затем переехал в Никольское, и несколько поколений мальчишек и девчонок обучались на нашем «Беккере». Отличительная особенность инструмента – чёрные клавиши из натурального чёрного дерева. Когда рояль совсем состарился, пришёл в негодность, клавиши эти оставались, как новенькие. Помните, как у Пришвина: «На свете все имеет конец, все умирает, и только одни дедушкины валенки вечные».

Виктор Дмитриевич во время разговора то и дело апеллирует к мировой и отечественной литературной классике, сыплет музыкальными терминами, увы, далеко не со всеми из них автор этих строк знаком. Поневоле начинаешь себя чувствовать первоклашкой на занятии музыкой.

- Простите мне моё невежество, но вот вы говорите, что у мамы был идеальный слух, даже лучше, чем у папы. Что такое «идеальный слух»? И на каких весах он взвешивается?

- Невежество ваше вполне простительно. У нас очень много заблуждений по этому поводу. Например, бытует такое устойчивое выражение: «Ему медведь на ухо наступил», мол, у человека совсем нет слуха. Это глупость! Слух есть у всех, за исключением очень редких патологий. Просто отсутствует механизм координации голоса со слухом. Всё это поправляется специальными упражнениями. У некоторых детей уже с рождения есть эта координация. Генетическая наследственность, улыбка природы - трудно сказать. Но уже в полтора года ребёнок услышит песенку и может чисто её повторить. Большинство же детишек не умеют так сразу.

Виктор Дмитриевич неожиданно запел, намеренно растягивая слова: «Пусть бегууут неуклюже пешехоооды по лужам…» Жаль, газетный формат не позволяет передавать звуки, тембр голоса. Мгновенный переход от серьёзного разговора к шутке и обратно, с абсолютно непроницаемым лицом, ещё не раз повторится во время нашего разговора.

- Ребёнок не поёт, а волочит свой голос, как мешок по земле, и не понимает, что там есть некоторые условия, в которых ты должен существовать. Однако, специальные упражнения позволяют это исправить. Как пример – школа «Апрель». У нас нет отбора. Приходит мальчик или девочка «медведь на ухо…», через некоторое время начинает петь, потом поступает в музыкальное училище, становится профессионалом. Идеальный или абсолютный слух - это не заслуга, а природная данность. Попросту говоря, очень хорошая память. Человек запоминает услышанное ровно на той высоте ноты и в той тональности, в котором ему, скажем, наиграл преподаватель. И может в точности повторить. Чем лучше память, тем точнее воспроизведение.

- Игре на рояле вас мама учила или папа?

- Мама. Но занятия наши превратились в сплошное мучение. Замечательный педагог в школе, она дома, с родным сыном, справиться не смогла. Так бывает. Я с рождения был нервным ребёнком, легко возбудимым. Во время занятий мама то и дело пыталась дотронуться до моего запястья, чтобы убедиться, что оно расслаблено, нет лишнего перенапряжения. Профессиональная болезнь пианистов называется на сленге «переиграть руку». От излишнего напряжения, многочасовых занятий или выступлений может защемить нерв в запястье, и кисть немеет. У великого Шумана, например, случилась именно эта проблема. «Переиграл руку» и как профессиональный пианист на этом закончился. Так вот, мама пытается дотронуться до запястья, а для меня это – всё равно, что удар током. Я отдёргиваю руку, начинаю нервничать, брыкаться. И так повторяется несколько раз. В общем, пришлось наши домашние занятия прекратить.

- Затем появилась скрипка. Куда более сложный инструмент?

- Самый сложный из всех, тяжело давалась скрипка. Тем более, я в музыкальную школу пошёл переростком, в 9 лет. Плюс лень. Гулять по парку и мечтать куда интереснее, чем мучить скрипку. Честно говоря, меня не выгнали из «музыкалки» только из-за уважения к папе. Лишь в 12-13 лет я внезапно полюбил скрипку. Началось взросление, брожение кровушки в организме…

- Гормоны?

- Да, именно они. К тому же именно в это время обострились отношения между родителями. В конце концов, они развелись. На тот момент это была страшная жизненная катастрофа для меня. И вот всё это напряжение чувств, всё невысказанное, тайное нашло своё выражение через звук. Я полюбил, наконец-то, сами занятия музыкой.

- Именно в этот момент вы решили стать композитором?

- Да. Захотелось выражать свои эмоции посредством нот.

- Вы сразу поступили в консерваторию?

- Что вы, нет, конечно! В консерваторию, тем более, на композиторское отделение, просто так, от сохи, не поступишь. Я, конечно, к этому времени уже кое-что сочинял. Мог записать мелодию, за мной не надо было «подметать».

- Что это значит?

- Многие композиторы могут придумать мелодию, наиграть, спеть, но записать полноценно не умеют. Просят кого-нибудь из знакомых.

- Но ведь это не нормально! Нотная грамота для музыканта, тем более, композитора, это как таблица умножения для математика.

- Не совсем так. Музыкальное искусство одно из самых сложных для обучения. С наибольшим количеством непостижимого, я бы сказал. Помимо мелодии существует и такая страшная вещь, как гармония. Искусство складывать аккорды, логика, красота сложения, как горизонтальная, так и вертикальная требуют от человека не только таланта, образованности, развитости слуха и чувств, но и невероятной усидчивости, работоспособности.   

Я сначала окончил 3-е музыкально-педагогическое училище в Ленинграде. Оно располагалось на улице Воскова, д. 1, в здании бывшего монастыря. Там в зале замечательная акустика. Преимуществом училища было комплексное обучение. Помимо пения учитель должен владеть скрипкой и фортепьяно. А у меня уже и скрипка, и фортепьяно. По правде говоря, первый - второй курсы мы там дурью маялись. В футбол гоняли, настольный теннис. У нас было всего 19 мальчишек на курсе, но все хорошо спортивно развиты, подготовлены. На соревнованиях гуманитарных училищ легко делали и Римского- Корсакова, и Мусоргского, и всех остальных!

- По классу скрипки?

- Какой скрипки? В настольный теннис! Кстати сказать, у нас в Гатчине в интернате был замечательный преподаватель физкультуры – Леонид Георгиевич Швайко. Он и сейчас жив-здоров, по-моему, работает в Минске, в специализированной спортивной школе. Мы на его уроках физкультуры получили великолепную подготовку. И формула «в здоровом теле – здоровый дух» - не просто красивая фраза. Физическое здоровье крайне важно и для творческого роста музыканта или певца. И только на третьем курсе я внезапно повзрослел. Не знаю, что стало тому причиной, но в голове вдруг появилась мысль: «Я валяю дурака, надо с этим заканчивать». Я вставал в 6 утра, в 7.02 электричка с Татьянино. Приходил в училище одним из первых, шёл по кабинетам, играл на разных фортепьяно. Там ведь механика отличается, сопротивление клавиш. Потом занятия. Я дал себе слово: день заканчивать либо в Эрмитаже, либо в Русском музее, без рассуждений! И так до окончания училища слово своё сдержал.

- К чему вы себя готовили?

- К композиторскому отделению консерватории. Я пошёл на семинар молодых композиторов при Союзе композиторов. Училище заканчивал со своей собственной кантатой. Мне подсказали замечательную идею: взять тексты, которые на Марсовом поле выбиты на каменных плитах, жертвам революции посвящены. По-моему, они принадлежат Луначарскому. Получилась композиция для хора и литавр. С ней я поступал на композиторский. И меня не взяли. Помню своё состояние после провала на вступительных. Я не понимал, где нахожусь. Наверное, слишком самонадеянным был. Теперь понимаю, что шансов у меня не было. Со мной поступали ребята куда лучше подготовленные в профессиональном смысле. Но на тот момент ощущение, что жизнь закончилась. Две самые крупные жизненные трагедии тех лет – развод родителей и не поступление в консерваторию.

- И как вы с этим справились?

- Постепенно пришёл в себя. Не скрою, при помощи связей родителей поступил на дирижерско-хоровое отделение консерватории. Но мечты о композиторском не оставил. Через год написал скрипичную сонату. Я пошел к завкафедры по композиции, знаменитому профессору Арапову, показал ему эту работу. Он принял меня на композиторский. Так я параллельно и учился на двух кафедрах. Откровенно говоря, сложно было совмещать. Совершенно разные подходы. На композиторском все студенты – индивидуалисты, если и возникает дружба, то максимум два человека дружат. На дирижерско-хоровом - один сплочённый коллектив. По сей день, если встречаемся где-то, сразу бросаемся друг другу на шею. Родные люди!

Вообще, если говорить о сегодняшних проблемах страны, то я считаю, лучшая модель устройства общества – это дирижерско-хоровое отделение. В хоре есть понятие «мы». Люди сплочены единой целью, они зависят друг от друга и всегда поддержат товарища. В то же время, здесь есть «я» - дирижер, солист. Чем ярче твое «я», тем лучше коллективу. Моя мечта – увеличить количество часов пения в школе хотя бы до двух в неделю и воспитывать детей именно по принципу дирижерско-хорового подхода. Нам нужна поющая страна.

- А русские – поющая нация? Я знаю, например, по своей давней поездке во Львов, что если за столом соберутся три украинца, то обязательно там возникнет песня. Мы анекдоты травим, о работе можем часами говорить, они поют. Так же и грузины, а мы? 

- Ну что вы, русские – очень песенный народ! Я смотрел этнографический сборник экспедиции по югу Архангельской области. Там одна пожилая женщина спела приблизительно вот так…

Виктор Огороднов одним долгим протяжным звуком «о», вдруг заставляет твой слух напрячься, пойти за колеблющимся, мерцающим распевом, улететь куда-то высоко, рухнуть вниз раненой птицей и опять взметнуться под небеса. Ощущение, что ты оказался в русской северной, занесённой метелями деревне. Жарко трещат дрова, малые детишки на печи под самым потолком, свесив белобрысые головы, завороженно слушают певца, и ты вместе с ними. Печалью заполняется комната, пока круглое «о» катится горами и долинами. Пение закончилось, но мы ещё некоторое время молчим.

- Заметьте, какая сложная форма у этой мелодии. Совершенно поразительная по интонационной сфере.

- Это песня какая-то?

- Да, конечно. «Напади-ко роса на тёмные леса». Сложная песня по интервалике, по гармонической внутренней структуре. У украинцев, раз вы их упомянули, больше внутренней пластики, эмоциональности. На чём их сейчас и взяли - одни сплошные эмоции, даже наперекор здравому смыслу.

- Но уж очень минорная песня.

- А Россия – минорная страна. И уж если мажорная, то истерично мажорная. Клочки по закоулочкам летят! Спокойного мажора, как, скажем, в Германии, у нас нет. Потом тексты песен. «Во поле берёза стояла» - это что, про берёзу? Нет, конечно, всегда про человека, его страсти и страдания. Через природу, через внешнее, всегда в самую душу человека попадает песня… Русская народная песня, романс - это же огромная, толком ещё и не прочитанная книга. Энциклопедия русской души, нашего характера.

Вернусь в интернат, где усилиями Тарховой были собраны лучшие учителя. Тогда не было такого понятия – «дополнительное образование». Люди на большой перемене выводили свои классы в холл, и вся школа пела! Поначалу нестройно, кто в лес, кто по дрова. Затем всё более слаженно, начинают раскладывать песню на два голоса, три. И обычный интернат превращается в единый механизм, одно целое. Затем уже я, возглавляя «Апрель», повторил этот опыт в Школе творческого развития. У нас тоже замечательно всё получалось. Учителя тех лет понимали, что человека делают личностью, гражданином три фундаментальных понятия: цифра, буква, нота!

- Математика, литература, музыка?

- Именно так. На этих началах держится образование. Гармоничный человек способен вырасти только на пересечении этих трёх фундаментальных дисциплин. Когда мы создавали школу «Апрель», мы преследовали одну единственную цель – вырастить из детишек, сельских и городских, гармонически развитых членов нашего общества.

Более 30-ти лет я проработал в 8-ой школе, в школах Войсковиц и Никольского. Конечно, не все наши воспитанники стали профессиональными певцами и музыкантами, но выросли порядочными, добрыми и честными людьми. Что может быть важнее для педагога?

- «Апрель» - визитная карточка Гатчины и района. Что сейчас происходит с вашим коллективом?

- Продолжаем работать в школах. Есть серьёзная проблема со взрослым женским хором, который возглавляем мы с женой, Викторией Викторовной. Наши воспитанники выросли и составляют один из лучших хоровых самодеятельных коллективов страны. Но мы существуем на птичьих правах. Слава Богу, директор 9-ой школы помогает нам, предоставляет помещение для взрослого хора. Но грубо говоря, у нас нет «крыши». Мы нигде не числимся и, по сути, никому не нужны. Остаётся только надеяться, что сейчас, в Год педагога и наставника, что-то изменится в лучшую сторону.     

Андрей Павленко