«Небесный сверху свет»…

Вера Степановна Дмитриева – высокая немолодая женщина с короткой стрижкой светлых волос, смешливая и лёгкая на подъём. В речи её то и дело проскакивают словечки из молодёжного лексикона. Точнее, лексикона времён её молодости. Вера Степановна словно вернулась в тот период своей жизни, когда она была счастлива, и не собирается возвращаться обратно. Я деликатно не спрашивал женщину о её возрасте, но она и не пыталась его скрывать.

- Мне скоро исполнится 70, господи, как жизнь быстро летит! Но вы не представляете, как ещё хочется поработать. К тому же, внучки подрастают, надо им помогать, и в школе так много замечательных детишек учится, как их оставить?

Бывают люди, рядом с которыми светло. Автору этих строк редко, но доводилось встречать подобных «светлячков» среди пожилых фронтовиков, среди людей, переживших блокаду или какое-то очень сильное потрясение в жизни. О трагедии, случившейся с ними в прошлом, они рассказывать не любят. Но, пережив страшное, такие люди стараются каждый отпущенный им судьбой день прожить в радости. Они воспринимают жизнь как подарок от Бога и без устали благодарят Всевышнего за это простое счастье - жить и дарить радость окружающим. 

После неожиданного и трагического перелома в её жизни, о чём мы поговорим чуть позже, Вера Дмитриева попыталась обрести душевное равновесие в школьной работе, в общении с детьми и, похоже, ей это удалось.

Рождествено

Дорога от Гатчины до Рождествено на рейсовом 531-м автобусе занимает около часа. Сначала автобус долго и медленно петляет по пригородам, но, вырвавшись на Киевское шоссе, резко набирает ход. Летят навстречу рощи и дубравы, спуски сменяются крутыми подъёмами, по сторонам дороги - глубокие зелёные овраги, жёлтые и сиреневые лоскуты полей. На остановках бросаются в глаза вывески сетевых магазинов и небольших кафешек. Если в городе глаз как-то свыкся с ними, то здесь, среди лесов и полей… Так и хочется взять яркую зелёную краску, что в изобилии расплёскалась в кронах окружающих деревьев, и все эти «мини маркеты», «мини отели» и «шавермы» закрасить навсегда, настолько чужеродными они выглядят здесь...

Само по себе путешествие в пространстве постепенно превращается в перемещение во времени. Проходит четверть часа, и вот уже мы с Верой Степановной Дмитриевой стоим у поклонного креста, что возведён в парке усадьбы Набоковых на предполагаемом месте древнего храма святого Николы.

- В Новгородской писцовой книге за 1499-1500 годы упоминается, что в Грязне – Никольском погосте – за детьми, за боярскими, значатся деревни Выра, Батово. Грязно на речке Грязне – это и есть наше нынешнее Рождествено. И там же упоминается церковь святого Николы. Но где она стояла точно, сейчас не может сказать никто. Может быть, здесь, где установлен этот памятный знак, может, в другом месте. Легенда гласит, что храм был уничтожен во время нашествия шведов. Якобы они шли вместе с лошадьми в храм, и он, осквернённый, рухнул, ушёл под землю. В принципе, это вполне возможно. Здесь, под нашими ногами, множество подземных вод и даже протекает река. Провалы, подмывы встречаются постоянно.

Вот так, одним махом мы переместились на шесть веков назад. Оглядываешься по сторонам. Высокие сосны, красная песчаная тропинка уходит в чащу леса. Вековечный пейзаж. Некоторые виды настолько живописны, что их хочется заключить в рамку. Не хватает только семейства медведей, чтобы получилось «Утро в сосновом лесу» Ивана Шишкина.

- Иван Иванович снимал дачу в Сиверской, и именно местные пейзажи стали темой множества его работ. Кстати, здесь, в Рождествено, похоронена вторая жена художника – Ольга Антоновна Шишкина, в девичестве – Лагода. Мы ещё побываем на нашем старом кладбище.

Вера Степановна быстро шагает по извилистым тропинкам парка. Мы спускаемся к «святому источнику», набираем в ладони, пьём прохладную ключевую воду. Ключ бьёт прямо из стены глины огненно-красного цвета, стекает по жестяному желобку, тихо журчит по камешкам. Тут же вход в пещеру, как известно, самую крупную природную пещеру в Ленинградской области.

- Вы знаете, что никто ещё не прошёл пещеру до конца? Как-то сюда запустили двух маленьких свиней. Они исчезли в длинных лабиринтах подземелья. Проходит время, их нет и нет. Решили уже, что погибли несчастные свинки. (Глаза Веры Степановны озорно поблескивают под светлой чёлкой). И только представьте себе, через несколько дней они обнаружились в Батово! Более чем в двух километрах отсюда!

Я недоверчиво пожимаю плечами, - всё может быть. Вера Степановна смеётся:

- Это всё наши, местные, легенды. То зайцев сюда запускают, то поросят и находят их потом неведомо в каких дальних краях. На самом деле пещера хорошо исследована спелеологами. Что не исключает возможности появления новых пустот, подземные воды продолжают свою работу.

Неподалёку от грота стоит купальня в виде небольшой часовенки. Ярко поблескивает на солнце нарядным, светло-синего цвета, покрытием. Здесь, среди красных песчаных стен грота, висящих на тоненьких корнях прямо над головой сосен, она кажется почти игрушечной.  

- Конечно, кто я такая, чтобы спорить с Сан Санычем, но раньше, до возведения купальни, всё здесь выглядело более естественно, хотелось бы оставить старину, чтобы тот дух остался, - вздыхает Вера Степановна.

- Сан Саныч, это – знаменитый Сёмочкин, краевед и исследователь наших мест?

- Да, конечно. Его умом, энергией, волей создавались и сохранялись многие бесценные памятники нашего района. И я ему обязана очень многим в жизни. Именно он пригласил меня работать в усадьбу Набокова, когда там создавался музей.

- Впечатление, что всё здесь хорошо вам знакомо с самого детства?

- Нет, нет! Я родилась очень далеко отсюда. В Баку. По линии мамы моя семья из Воронежа. Но в прошлом веке, в 30-м году, на Поволжье свирепствовал голод. В поисках еды семья мамы спускалась вниз по Волге. Умер голодной смертью её брат, но семья всё же вдоль Каспия добралась до Азербайджана. Там местные люди накормили их, дали приют. Мне очень нравился Баку. Солнце, много очень интеллигентных людей, город интернациональный. Никакого национального вопроса тогда не существовало. Однако между родителями возникли разногласия. Папу всё время тянуло в Сибирь, откуда он родом. Он на 12 лет был старше мамы, но так уговаривал выйти за него, как рассказывала мама, что пришлось согласиться. У родителей вместе со мной четверо детей. В конце концов, уступая уговорам папы, мы переехали в Омск, на его родину. Там я пошла в школу. И теперь настал черёд мамы выдвигать свои требования. Она скучала по югу. Так получилось, что мы с мамой, братом и двумя сёстрами вернулись в Азербайджан, а папа остался в Омске, семья распалась.

Я, честно говоря, хотела врачом стать, собиралась в Саратов в медицинский институт, но мама твёрдо сказала: «Никаких саратовых! Только в Ленинград»! У нас здесь родственники были, ну, и город ей очень нравился. Так и получилось, что я уехала поступать в пединститут, в Герцена. Незадолго до войны вернулась, мама уже жила в Сумгаите, не в Баку, ничто, как говориться, не предвещало беды.

- Незадолго до какой войны?

- Армяно-азербайджанский конфликт тогда это называлось. Но это была настоящая война. Люди как с ума сошли. Азербайджанцы резали армян и наоборот. Доставалось, конечно, и другим национальностям, уезжали все, прежде всего, русские.

«Это было в раю, это было в России…»

С юношеских ещё лет, когда на волне перестройки прилавки книжных магазинов наполнились самой разнообразной «запрещённой» ранее литературой, мне удалось купить книжку стихов Набокова. По сей день в памяти строки стихотворения «Расстрел». Начинается оно так:

«Бывают ночи: только лягу,

в Россию поплывёт кровать;

и вот ведут меня к оврагу,

ведут к оврагу убивать… 

И заканчивается:

«…Но, сердце, как бы ты хотело,

чтоб это вправду было так:

Россия, звезды, ночь расстрела

и весь в черемухе овраг!».

Тоска по Родине, по России, невозможность вернуться, «я не сдамся!», ненависть к большевикам, «губителям России», и нежная любовь к той туманной, во многом придуманной Родине, усадьбе Рождествено, где прошло его детство. Воспоминания детства и юности, как правило, самые светлые в жизни человека. Гуляя по парку вместе с Верой Степановной, мы приходим к мысли, что затасканное выражение «райский уголок» здесь имеет самое прямое, осязаемое значение. Вековые дубы словно подпирают густой кроной синее небо, туда же, к редким белесым облакам, тянутся стройные стволы сосен. Не хватает только Адама и Евы, но, пожалуйста, вот и они! Молодые люди, он и она, в коротких шортах смеются, катятся на велосипедах по широкой дубовой аллее. В зыбком мареве полдня всё выглядит сном или кадрами старой хроники. Именно здесь, на дорожках парка познакомились Елена Ивановна Рукавишникова и Владимир Дмитриевич Набоков, будущие родители писателя. Тоже катались на велосипедах, смеялись. Время здесь словно замерло на месте. 

Мы стоим у беломраморной усыпальницы семьи Рукавишниковых, что расположена во дворе храма Рождества Пресвятой Богородицы.

- Усадьбу Рукавишниковых не разграбили во время революции и Гражданской войны. К сожалению, так мы можем сказать далеко не о всех памятниках культуры нашего края. Революции, войны, перестройка – люди сражались друг с другом, выживали, не до памятников. Усадьбу Фредерикса, например, в Сиверской разнесли дочиста. К Рукавишниковым местные жители относились хорошо. Они очень многое сделали для Рождествено. Усадьбу Набокова революционные власти взяли под охрану. Многие экспонаты уехали в Гатчинский дворец-музей, раздали по организациям. Когда мы начинали здесь восстанавливать музей, многое приходилось делать с нуля. Что-то успели сделать, что-то нет, но в 1995-м – страшный, перевернувший всю мою жизнь, пожар.

Вера Степановна надолго замолкает. Очевидно, речь зашла о трагическом и больном воспоминании.

- Мне многие говорили потом: «Ну что ты так убиваешься?! Не твой же дом сгорел, да и ущерб сравнительно невелик». Но, я не знаю отчего, весь тот период, как в тумане. Многое напрочь стёрлось из памяти. Пришлось обращаться к врачам за помощью. Мне один психиатр сказал: «Видимо, у вас всё нервное напряжение долго копилось, и пожар стал только спусковым крючком. И, действительно, муж работал начальником уголовного розыска в Сиверской. 1990-е, не надо вам объяснять, что тогда творилось в стране. Нередко сам ездил на задержания опасных преступников. Маленького сына испугала собака бродячая, он долго не мог прийти в себя потом. Всё на нервах и тут, последней каплей, пожар. Горел второй этаж, мы, сотрудники, спасали экспонаты. Мне потом даже премию выдали за участие в спасении, грамоту какую-то, но я все эти события очень плохо помню. Один чёрный провал в те дни и даже месяцы после….

- Расскажите о муже, как вы познакомились?

- В пединституте. Он учился на том же факультете, что и я - географии и биологии. Только Игорь совершенно не собирался становиться учителем. Просто мама его настояла. Она была суровой женщиной, но очень справедливой и на самом деле доброй. Игорь отучился почти три года, но не смог больше обманывать ни себя, ни окружающих. Ушёл из института, отслужил в армии, поступил в училище МВД. Потом пошёл работать в уголовный розыск. От самых низших ступеней дошёл до начальника УгРо. Очень честный и порядочный был человек. Он из Архангельска, а я из Баку. Север и юг, как там - «они сошлися, лёд и пламень».

На глазах Веры Степановны наконец-то вновь появляется привычная улыбка.

- Его по сей день поминают добрым словом коллеги. Говорят, в райотделе милиции, теперь уже полиции, где он служил, висят два портрета. Его и Высоцкого, но я не хожу туда, до сих пор больно. Мне очень его не хватает.

- Отчего он умер?

- Онкология. За год, буквально, сгорел.

Школа

- После всех испытаний, что пришлось пережить, возвращаться в усадьбу я уже не могла. Мне врач сказал: «Идите в школу, к детям. Общение с ними – лучшее лекарство для вас».

Наша беседа неторопливо перемещается вслед за импровизированной экскурсией. В усадьбе идёт реконструкция, и заходить туда мы не стали. Следующим пунктом стало старинное кладбище. Мы решили навестить могилу второй жены Ивана Шишкина, Ольги Антоновны Лагоды, и матери декабриста Рылеева, Анастасии Матвеевны Рылеевой. Дело это оказалось совсем непростым. Вначале нужно было отыскать в густых зарослях кустов сами могилки, потом пробраться к ним. Например, пройти к могиле Шишкиной дано далеко не каждому. Это просто тест на лишний вес и корпулентность фигуры. Покосившаяся оградка соседней могилы и могучее дерево образуют узкий проход, мы едва протиснулись сквозь узкие врата.

- Это мне лишнее напоминание, что нужно похудеть, - шутит Вера Степановна.

Но на самом деле общий вид могилы не даёт повода для улыбок. Общее ощущение заброшенности, ненужности. Побитое временем, дождями и метелями надгробие. Вторая, горячо любимая художником жена умерла через месяц после родов. Шишкин тяжело переживал потерю. 

По воспоминаниям современников, только работа спасала его. Он и скончается с кистью в руке. За семьями Шишкина, Лагоды стоят великие русские фамилии - Менделеевых, Крамских, с которыми они дружили. Здесь, в Рождествено, на старинном кладбище покоится частичка истории нашей страны. И вот всё в таком ужасном состоянии. 

Могила матери Кондратия Рылеева выглядит ещё более плачевно. Её даже фотографировать расхотелось. Зачем выставлять на посмешище наш общий позор? С другой стороны, и молчать об этом нельзя.

- Мне совершенно непонятно, почему так у нас относятся к могилам, к нашей исторической памяти? Скажем, при Советской власти репродукции картин Шишкина висели в каждом доме, декабристы почитались как герои, тем не менее, могилы их родственников забыты, заброшены... Хорошо, вспомнили своих дедов и прадедов, «Бессмертный полк» - яркое тому подтверждение, но ведь необходимо идти дальше, вглубь истории. Память предков – это почва, земля, на которой мы стоим. Растеряем память, забросим её - рискуем провалиться в небытие, как та церковь святого Николая. Подземные воды не прекращают свою работу, если вовремя не опомнимся - быть беде!

Вера Дмитриева как любой настоящий русский интеллигент принимает мой невольный монолог на свой счет.

- Мы всё же делаем у нас в школе, всё, что можем. И администрация нам помогает….

- Да при чём тут вы, дорогая Вера Степановна и, тем более, администрация. Мы всё время киваем на власть, на соседа, но не хотим посмотреться в зеркало. Я не хочу обобщать. Где-то есть вполне ухоженные кладбища, глаз не нарадуется, но есть места, и их тоже не мало, где можно бы навести порядок. Самоорганизации нам не хватает, или крепкого пинка сверху, не знаю.

- Во многом я с вами согласна. Вот, посмотрите, у нас введена новая дисциплина в школе «Основы духовно-нравственной культуры народов России». За 5-й класс хороший учебник, а вот 6-7-й очень тяжело идёт. Там подробный рассказ о других религиях и культуре. Много неизвестных для детей слов и понятий. И, самое важное, иногда прямо хочется крикнуть в адрес Министерства образования: «Мы уважаем иные культуры, готовы их изучать, но, прежде всего, нужно глубоко изучить и понять свою культуру, религию, историю. Без уважения и любви к своему народу не будет уважения к другим!»

Мы направляемся к школе, где работает Вера Степановна. Типовое здание, рядом со зданием школы трудятся подростки - что-то копают на грядках, поливают цветы.

- Это у них летний трудовой лагерь. Девчонки, мальчишки должны приобщаться к труду. У меня ведь печальное событие. Расстаюсь со своим 9-м классом. Очень хорошие детки. Я вас сейчас познакомлю с двумя девчонками. Только нужна небольшая предыстория. У меня после смерти мужа возникла потребность всю себя занять работой. Так я устроилась по совместительству в коррекционный детский сад №27 Петербурга, его ещё называют «Надеждой». Детсад для слабослышащих. Знакомая предложила устроиться туда ночной нянечкой. «Пойдёшь?» - спрашивает, а мне, что угодно, лишь бы работать! Заведующая посмотрела мои документы, говорит: «Куда вам нянечкой, вы же педагог по образованию, хотите у нас рукоделие вести?» Я, конечно, согласилась. Вы не представляете, какая прелесть работать с ними! Релаксация для детей, мокрое валяние шерсти, например. Цветы мы делаем, картины, всё прочее. У деток Бог одно взял, слух, другое дал. Очень острое зрение у них и руки у золотые! Я там веду плетение бисером, валяние шерсти. У них тактильные ощущения очень развиты. 

Не хочу хвастаться, но похвастаюсь. Прихожу в садик на занятие, заведующая говорит: «Вера Степановна, наши детки первое место по рукоделию заняли во всероссийском конкурсе. Это всё они, конечно, дети, но и доля моей заслуги есть. Мои девчонки, ученицы нашей школы, ездили со мной в этот коррекционный детский сад. Им очень понравилось. Шили костюмы детям, весь сад нарядили. Представляете, какие молодцы! Сейчас закончили 9-й класс, будут поступать на дефектологов в лицей. Я с печалью думаю: «Как я дальше без них буду?» Одна уже окончила школу в прошлом году, две - Алёна и Настя - уходят в этом. Очень жаль. Они так полюбили деток. И картины вместе с ними валяли, и мебель сами привезли сюда, отремонтировали – умницы девочки. Вы бы видели, как нас дети встречали! Какое счастье на лицах, что их не забывают, заботятся о них. Эти девочки – мои наследницы. 

Девочки испекли своими руками для учительницы и её гостя вкусный пирог. Скромные, воспитанные, с твёрдо сформированным пониманием, чем будут заниматься в жизни – работой с коррекционными детьми. Как там судьба распорядится, одному Богу известно, но есть надежда, что подвижническая деятельность Веры Степановны Дмитриевой не пропадёт даром.

Андрей Павленко