Письма из блокадного Ленинграда

Многие жители с. Рождествено Гатчинского района хорошо помнят энергичную женщину, внесшую большой научный и практический вклад в историю семеноводства – Татьяну Васильевну Вячеславову.

Татьяна Васильевна со своим мужем Иваном Александровичем Пылаевым были первыми агрономами, организовавшими государственный сортоиспытательный участок в нашем селе. К этой работе они приступили в 1937 году в колхозе «Завет Ильича».

С неудержимой энергией агрономы принялись за создание сортоиспытательного участка. Молодая семья с упорством и увлеченностью погрузилась в решение важной для Ленинградской области задачи: путем сравнительных опытных посевов определить наиболее урожайные в местных условиях сорта зерновых культур.

Вскоре сортоиспытательный участок приступил к работе. За знающими специалистами потянулась молодёжь. Применение новых агротехнических методов дало улучшенный результат в работе опытной станции. Прошло немного времени, и на скудных ленинградских землях стали получать урожаи - не хуже, чем на тучных чернозёмах в центральных областях. Это было только начало, были уверены тогда.

Но надежды колхозников и агрономов на будущие успехи прервала Великая Отечественная война.

В августе 1941 года Татьяна Васильевна Вячеславова с ребёнком эвакуировалась в Вологодскую область, где продолжила начатое важное дело.

Иван Александрович Пылаев до 22 августа оставался в селе и руководил работой на сортоучастке, и только при приближении немцев выехал в Ленинград. Но вскоре город оказался в блокаде.

Война разлучила супругов, принесла семье страшные испытания. И лишь письма давали силы и надежду им на будущее. Письма эти сохранились в школьном музее.

 

14 октября 1941 г.

Милые и дорогие Танюша и Веруся!

Шлю привет и добрые пожелания из Ленинграда. Только что получил письмо от тебя и очень рад, что недурно устроились, что уехали из Ленинграда, где сейчас не особенно легко человеку.

Фашисты-гады не брезгуют ничем, чтобы запугать ленинградцев. Ежедневные налёты и бомбёжки. Правда, жители постепенно привыкают и относятся более или менее спокойнее к этому, вовремя спускаются в бомбоубежище, но жалко ребят. Очень рад, что здесь нет тебя с Верусей.

Питание у меня неплохое. Обедаю в столовой. Хлеба получаю столько, что твоя норма равняется моей пятидневной. Для осажденного города это терпимо.  На бурчание в очередях часто приходится говорить, что мы не должны забывать, что люди в Греции и Югославии и без осады под пятой фашистов получают только 60 и 50 грамм хлеба, а мы в окружении и то получаем 200 грамм.

 С выездом сейчас невозможно. Недавно я был на медицинском переосвидетельствовании и очень рад, когда после тщательного обследования меня признали здоровым и годным для военной службы. Легкие мои вполне окрепли, так что я не являюсь каким-то ни для чего не годным человеком. Две недели я пробыл на окопах, работал и, думаю, на днях опять поехать работать. Жить без работы очень скучно, да считаю и преступным. Меня, как я тебе писал, 2 сентября сократили, так что я живу и проживаю остатки своих денег. Но да как-нибудь проживу, а как только будет возможность - выйду на работу. Меня всё сватают в Тихвин. Да туда никак не попасть. Очень жалею, что ты не можешь взять наш отчёт и показать вологодцам настоящий отчёт, какие были на Красногвардейском с/х участке.

Крепко целую. Ваш Ваня.

 

18 октября 1941 г.

Дорогие Танюша и Веруся!

Шлю привет из Ленинграда и с нетерпением жду, когда будет возможность вырваться к вам. Денисов не перестаёт сватать меня на сортоучасток в Тихвин.  Но поехать туда сейчас невозможно. Это нужно идти до ст. Волховстрой, а это, ни много ни мало, все 120 км и не всегда пропускают.

Есть ещё путь до Шлиссельбурга пешком, а оттуда на пароходе. Всё время узнаю, но ничего подходящего нет. В Тихвине мне предлагают составить отчёт, а потом могу выехать к тебе.

Как только будет возможность, сразу же постараюсь вырваться.

Сегодня был в госкомиссии, и мне показали твою открытку. Ты спрашиваешь об Иване Парфёновиче. Он, пожалуй, выйдет из госпиталя не раньше, чем через месяца три, четыре.

Коврин был проездом в Детском селе у Беляева, переправил с ним вещи семьи, а сам поехал дальше на фронт. Где он сейчас, не знаю.

Гаршин был дома после аварии с машиной, а сейчас на фронте. Заведующий Григорьев эвакуировался и сейчас устроился в Кировской области.

Там же оказались сотрудники с Островского с/х училища.

Ничего не известно о Тихомировой с Псковского с/х училища.

Ничего не известно о твоей подруге Кате с Чудовского с/х училища.

Вообще, многие из наших товарищей растерялись неизвестно где.

Жду от вас письма.

Крепко целую вас. Ваня.

 

15 ноября 1941 г.

Милые и дорогие Танюша и Веруся!

Пишу под луной, очень тяжело. Хотелось написать и Верусе, но не могу. Получу очки – напишу.

Как я рад, и какой сегодня праздник в душе при получении от вас письма. Хорошая весточка от вас это для меня всё! Хотел послать телеграмму и вдруг получаю твоё письмо от 29/X. Очень рад за Верусю, что она хорошо учится. Что пошаливает – это ничего. Не было бы грубых шалостей. Ее резвость говорит за то, что она живой человек. Хотелось бы мне быть вместе с вами, да не выскочишь.

Мишу я встретил на ст. Песочной, где я был на окопных работах вместе со своими сотрудниками. Оба мы очень обрадовались друг другу, но поговорить много не пришлось. Меня позвали идти со своей партией. Он очень беспокоился о своих родителях, которые остались в Рождествено. Таня, встреча с ним, это как встреча с родным человеком. За эти годы мы сжились с ним, как родные. Были у нас неприятности, но они все позабылись. Откровенно говоря, мне очень хочется возвращения на старое место, если не заведующим участком, то хоть просто колхозным агрономом. Я уже мечтаю о новой там работе по восстановлению колхоза, по налаживанию жизни в селе.

Наши части как будто бы начинают постепенно теснить врага от Ленинграда. Правда, налёты и артиллерийский обстрел Ленинграда продолжается, но судя по сведениям, передаваемым по радио, на некоторых участках наши части перешли в контр-наступление и выбивают немцев из окопов.  Ленинград живет напряжённой жизнью. Есть кое-какие недостатки в продовольствии, но мы ещё живём и нельзя сказать, чтобы ужасно плохо для осаждённого города.

Сейчас я работаю поденно в Театре музыкальной комедии. Приходится нести все черновые работы, и моей работой пока что довольны. Не знаю, как будет дальше. Хотелось бы работать так, чтобы моя работа ближе бы касалась фронта, но её нет сейчас.

Жалко, что у тебя плохие отношения с заведующим и помощником заведующего сортоучастком. Если нам был сделан выговор только за то, что было написано неразборчивое слово на внутренней этикетке, то за такое содержание зерна необходимо снять с должности заведующего. Ты должна сообщить инспектору о положении дела или потребовать от 2-го помощника отыскания всех документов. Её отговор на то, что она только технический работник, ни на чём не основан, т.к. зарплату она получает больше, чем технический работник, и от которой она, по всей вероятности, не отказывается. С методикой она обязана быть знакома, тем более, что работает не первый год. Описание твоё меня прямо возмутило. Видимо, кадры там очень невысоки. Недаром Денисов недавно мне говорил, что по окончании войны нужно опять собирать всех стариков. Да, распустить кадры легко, но собрать их будет трудно. Может быть, и я прибуду к тебе и поживу, пока не освободят Рождествено. Вместе с тобой и поработаем.

Верусю поцелуй за меня. Очень рад ее письму. Молодец дочка. Постараюсь ещё купить для неё книжек, чтобы привезти с собой. Крепко целую. До скорого свидания.

Остаюсь. Ваня.

Прости, что плохо написал. Пишу без очков, т.к. старые мне стали слабы, а новые только будут 30 ноября.

 

30 ноября 1941 г.

Дорогие мои Танюша и Веруся!

На днях сразу получил три письма от вас, чему был очень рад. Весть от вас – это для меня праздник. Живем мы хотя и среди людей, но отрезаны от всего остального мира. Я не скажу, чтобы уже очень плохо мы жили. Правда, продуктов не вволю, но для города в осаде ещё ничего. Бывают и жуткие минуты, но на фронте люди живут в более плохих условиях и не унывают.

Сейчас я работаю чернорабочим при Театре музыкальной комедии и даже работаю за столяра. Оказывается, физический труд для меня не так уже тяжел, как я вначале думал. Могу работать и за мастерового. Есть кое-какая смекалка. Делать приходится все: перетаскивать, работать с пилой, топором, стамеской и т.д.

Получаю рабочую карточку и думаю, как бы её выслать вам, сам как-нибудь продержусь. Как мне живется и все мои переживания, понятно, на бумаге не изложишь, когда встречусь, о многом расскажу.

Ты пишешь о своих горестях и плохих отношениях с завом. Да, Танюша, мы привыкли работать на совесть, и часто из-за этого получали не благодарность, а ругань. Но я согласен все время там работать, чтобы чувствовать, что ты делаешь нужное дело, и приносить пользу. Я знаю, как тебе тяжело работать, когда огонь этот стараются потушить. Когда люди считают, что их дело только сидеть и получать деньги, а работа, за что они получают, это не их дело, а дело кого-то другого. Я знаю, что тебе от этого хочется бежать. В этом отношении я не стал бы тебя держать, но боюсь, что, покинув работу здесь, трудно будет её найти в другом месте. То есть, работу ты найдёшь, но совершенно другую. Работать не в хозяйстве, а около хозяйства, для нас с тобой это очень трудно. Вон что меня пугает. Нам с тобой нужно работать в колхозе и нигде больше. Не знаю, может быть, я старый мечтатель, но эта моя всегдашняя мечта.

Я очень рад за успехи Веруси. Поцелуй от меня её. Пускай учится и учится, в свободное же время гуляет на воздухе.

Относительно твоего переезда я, Танюша, не протестую, но ты извести меня телеграммой-молнией, чтобы при возможности я знал бы, куда мне ехать. Если останешься на старом месте, то советую составить подробный акт с полным описанием качества принятого зерна и другого имущества. Просто так не принимай. Заставить тебя никто не имеет права. Вообще не особенно стесняйся заведующего. Ты права, и в этом твоя сила.

В такой момент, как сейчас, особенно нужно осторожно относиться к зерну. Ведь всё оно погибло, и Вологодская область должна будет снабжать не только свою область, но и области, занятые сейчас немцами.

Вот мои тебе коротенькие советы.

Прости, что сразу не написал тебе ответа, но в этом отношении я просто физически не мог этого сделать. Три недели я был слеп. Пришлось менять очки и только сегодня я их получил, и пишу тебе с новыми глазами. Ну, пока, всех благ. Верусе напишу завтра, сегодня очень поздно. Поцелуй её от меня.

Остаюсь, Ваня.

 

 

2 декабря 1941 г.

Дорогая Танюша и Веруся!

Недавно послал вам письмо и шлю второе.  Живем, как я писал - ничего. С питанием довольно сносно, если принять во внимание, что Ленинград окружён. Жду сейчас обеда, который будет в
12 ч., а затем пойду домой. Думаю, по пути заехать в инспектуру, где я не был уже около 3 недель. Не знаю, как там живут. Правда там осталось только два человека – Денисов и Крюченкова. Только что видел Желнина, жалуется, что опухают ноги от непосильной работы и недостатка питания.

Начал писать тебе письмо 2 декабря, а заканчиваю 11 декабря.

В нашем доме нет света. Целый день на работе. При свете же небольшого фитиля писать трудно. Получил твоё письмо. Очень огорочён таким отношением к тебе твоего заведующего. Это показывает его серость и некультурность. Понятно, работать с такими людьми трудно.

 Сегодня по делу был в инспектуре и нечаянно узнал, что за люди все Желнины, Денисовы и Руновские. Оказывается, они недавно подавали заявку общую на эвакуацию. Включили всех как специалистов. Денисов не преминул включить даже свою жену как агронома. Меня же они забыли включить. После такой гадости приходят и просят меня устроить их на работу. Прямо становится противно на них глядеть. Завтра, если увижу Желнина, выскажу ему всю свою обиду на него и на них. Довольно молчать. Пусть знают, что после всех их гадостей я также не буду гладить их по головке.

Да, Танюша, тебе там плохо. Но и мне здесь нелегко.

Так бы хотелось сделать, чтобы не видеть этих людей. И вспоминаю Ивана Парфёновича, насколько он благороднее и честнее всех их. Между прочим, видел Крюченкову. Она говорит, что он поправляется и к весне, возможно, вернётся на работу. Я её попросил передать ему привет от тебя и меня. Самому мне некогда заглянуть к нему. Сегодня по радио нам сообщили радостную весть. Тихвин освобождён от немца. Есть надежда, что скоро наши войска пробьют кольцо, и Ленинград опять вздохнёт, а немцы будут оттеснены.

Пойдёт продовольствие, и можно будет желающих выслать и приступить к своей работе. Черная работа мне уже стала приедаться.

Ну вот и всё. Милой Верусе огромное спасибо за все письма. Крепко её целую. Молодец она. Пускай учится, чтобы летом нам помогать.

Крепко целую вас с ней. Ваня.

 

2 января 1942 г.

Дорогие и милые мои Танюшка и Веруся.

Давно я вам ничего не писал. Отсутствие света и сильная занятость, связанные с большой усталостью, не дают возможности регулярно, как раньше, посылать о себе весточку.

Сейчас воспользовался светом и пишу это письмо.

Новый год уже наступил. Сейчас вечер - 2 января.

Поздравляю вас обеих с некоторым опозданием с Новым годом и желаю скорейшей нашей встречи и возвращения в Рождествено, где мы можем опять начать свою жизнь, полную идейной и творческой работы.

Пусть наши мечты превратятся в действительность.

Тяжело тебе, Танюша, жить там, но и нам, ленинградцам, сейчас нелегко.

Одна надежда, что не сегодня – завтра разорвут кольцо, и вздохнём опять свободно. Купи обязательно валенки за какую угодно цену.

Береги себя, так как здоровье выше, и оно нам с тобой нужно для дочки, главной нашей ценности.

Ну, пока всё.

Крепко целую тебя и Верусю. Ваш Ваня.

 

В архиве школьного музея это последнее письмо Ивана Александровича. И.А. Пылаев погиб в блокадном Ленинграде, сохраняя с другими сотрудниками ВИРА сортовую коллекцию.

Татьяна Васильевна больше двух лет заведовала сортоучастком на Вологодчине. В марте 1944 года она вернулась в Рождествено, ведь здесь её ждало начатое вместе с мужем большое государственное дело.

Татьяну Васильевну назначили заведующей сортоиспытательным участком и поставили задачу восстановить и преумножить сортоиспытание довоенного объема. Несмотря на огромные послевоенные трудности, она с бригадой полеводов блестяще справилась с этим заданием.

Вот такой сравнительный результат их работы: первый урожай опытных озимых, снятый с сортоучастка в 1938 г. - 7-9 центнеров с га, в 1945 г. – 11 центнеров с га, в 1969 г. – 26 центнеров с га. Урожайность картофеля: в 1945 г. - 10 центнеров с га,
в 1969 г. - 226 центнеров с га.

Уже в 1945 году Татьяне Васильевне было присвоено звание заслуженного агронома РСФСР. В 1947 году она была избрана депутатом в Ленинградский областной совет депутатов трудящихся.

В 1973 году Вячеславова перешла на работу в историко-краеведческий музей, где трудилась до последних своих дней.

Скончалась Татьяна Васильевна после болезни 12 октября 1987 года, похоронена на Вознесенском кладбище.

В.С. Дмитриева, руководитель школьного музея

Изображения из коллекции Рождественского филиала

ГБУК ЛО «Музейное агентство» — Музея-усадьбы «Рождествено»

 

P.S. Большая благодарность учащимся 9 класса и ученику 7а класса Ивану Чернавину Рождественской школы за помощь в восстановлении текста писем, а также сотруднику музея-усадьбы Рождествено Т. Исаевой за поддержку.