Фотохудожник Виктор Васильев: «Жизнь, освещённая вспышкой»

«По сути, фотография – это жизнь, освещенная вспышкой», - сказал однажды знаменитый американский фотограф Сэм Абель. Хороший фотограф способен остановить время, запечатлеть мгновение, которое никогда не повторится. Коренной житель Гатчины Виктор Васильев более полувека профессионально занимается фотографией. Какими ему запомнились наш город и его обитатели, Гатчина послевоенная и сегодняшняя? Что удалось сохранить, а что мы, может быть, безвозвратно потеряли? Об этом и многом другом наш сегодняшний разговор.

Рубрики:  Люди и судьбы

Из подвала на чердак

- Виктор Николаевич, фотография – это ведь не только изображение на фотобумаге или, как сейчас, в цифре. Иногда закроешь глаза, и в памяти мгновенными вспышками всплывают картинки из прошлого. Фотографировать можно не только техникой, но и при помощи памяти. 

- Безусловно. Хороший фотограф на самом деле редко нажимает на спуск затвора фотоаппарата, но постоянно «делает снимки» окружающего мира. Вот дерево с необычной кроной, вот интересные черты лица случайного прохожего или знакомая с детства улица в необычном освещении. Есть под рукой камера - можно и щёлкнуть, нет - откладываешь в копилку памяти. 

- Ваша знакомая с детства улица Гатчины – это?..

- Соборная, конечно. Раньше - Советская. Я родился в 1950-м. Город моего детства сплошь деревянный с редкими вкраплениями каменных зданий. Вспоминается такая пасторальная картинка. По Советской, от проспекта в сторону Павловского собора, гоняли стада коров. Они паслись за храмом, там, где сейчас рынок. Куры, гуси, всё в порядке вещей. 

Или было такое: вдоль улицы носили гробы на отпевание в церковь. Похороны. Носили гробы, как правило, на руках. Машин было мало, с гужевым транспортом тоже проблемы. Не каждый день хоронили, конечно, но частенько. Город рос: 20 тысяч, потом 30. Люди умирают, ничего с этим не поделаешь. Вскоре городские власти запретили носить покойников по центральной улице. Стали от церкви, через переезд и на Солодухина носить. И это запретили. Я думаю, правильно. Не слишком приятное зрелище. 

- С другой стороны, считается ведь, что встретить похороны к счастью, а, например, свадьбу, наоборот. 

- Выходит, раз я почти всю жизнь снимаю свадьбы, должен быть абсолютно несчастным человеком?! Ерунда всё это, конечно. Но я никогда не снимал похороны и другим не советую. У вас останутся очень тяжёлые воспоминания. Я понимаю, похороны Сталина, людей известных, знаменитостей. Тут уж никуда не денешься. Но для себя - нет. 

И ещё одно воспоминание, может быть, самое раннее. Я выхожу во двор, скорее всего, мама выводит, мне года три. Молодой человек запускает в небо самолёты. Тогда было модное увлечение – аэропланеризм. Люди, в основном подростки, мастерили своими руками планеры с моторчиками, проводили соревнования. Интересное такое соседство – коровы пасутся в центре города, и над ними летают самодельные самолётики. Впрочем, не только самодельные. Гатчинский аэродром тогда ещё действовал. У меня в альбоме «Гатчина – город воинской славы» есть уникальная фотография дворца и аэродрома, снятая с высоты птичьего полёта. Я только начинал тогда профессионально фотографировать. 1975-й год. Уговорил вертолётчиков пролететь над парком и дворцом. Они сначала ни в какую. Нам нельзя – и точка. Пообещал им классные цветные фото всего экипажа на фоне вертолёта и каждого в отдельности. Согласились. Волшебная сила искусства! 

Виктор Николаевич открывает роскошный альбом «Гатчина – город воинской славы». 

- Вот дворец под нами, а там, где сейчас микрорайон «Аэродром» и всё застроено, видите, чистое поле и крестом две взлётные полосы. Вроде, не так много времени прошло, а всё изменилось до неузнаваемости. 

- Не будем забегать вперёд. Расскажите немного о своей семье. 

- Родители - самые простые люди. Мама, когда мы с братом (он на два года старше) ходили в детский сад, работала там нянечкой. Потом стала вышивальщицей. Ажурные воротнички вышивала и тому подобное. Так картинка и стоит перед глазами: белое полотно, мама на швейной машинке строчит различные узоры, вышивает. По нынешним временам, жутко дорогая вещь, с руками бы оторвали! Мужу, мне с братом она всё шила сама. Само собой, и себя обшивала. Экономия. Потом, когда мне исполнилось уже лет 13, окончила техникум, стала закройщицей. Её многие в городе по сей день помнят. Закройщицу Марию Ильиничну Васильеву. Папа – Николай Васильевич. Он работал грузчиком. Помню наш переезд на той же Советской, из одного дома в другой. Отцу дали служебное жильё. Прежде мы жили в подвале, а тут переехали на чердак. Вы не представляете, какое это было счастье. Хоромы на чердаке! Потолки, правда, невысокие, метр восемьдесят, сейчас я ходил бы пригнувшись, но тогда это было не важно. Даже печка была. В подвале, на земляном полу, не было. А тут – хоромы с печкой. 

 

Художник или хулиган? 

Виктор Васильев из тех, о ком говорят «крепкий мужчина». Голос высокий, в моменты особо эмоциональные - острый, пронзительный. Человек он энергичный, порывистый. Резкий в оценках. От таких в минуты гнева желательно держаться подальше. Думаю, его коллеги и подчинённые согласятся с моими наблюдениями, но лишь убедившись, что Виктора Николаевича нет поблизости. 

- Я в детстве подраться любил. Спортом занимался, не по годам высокий, крепкий. Как потом оказалось, человек я, в сущности, добрый, но за справедливость. Вспоминаю такой случай. Я в 9-й школе учился, директором тогда был Булкин Пётр Васильевич. 

- Не вы первый о нём вспоминаете. Говорят, суровый был человек?

- Строгий, да, но очень умный и справедливый. Иду я утром в школу. На крыльце стоит паренёк из младшего класса, плачет. Спрашиваю: «Что случилось?» Он объясняет, что, мол, старшеклассник деньги отобрал. Тот заставил малыша попрыгать, мелочь в карманах зазвенела, он её и отобрал. Известный приём. Спрашиваю: «Кто?» Он назвал имя девятиклассника. А я, надо заметить, в восьмом учусь. Нашёл класс, где учится обидчик малыша. У них перемена, ученики в классе, учительница. Я захожу, ни слова не говоря, со всего размаху пару раз ему по физиономии тресь, тресь!

- Сурово!

- Будет знать, как маленьких обижать. Через десять минут прибегает завуч: «Васильев, к директору!» Классная руководительница того парня рассказывает, что я ворвался в класс, избил её ученика. Требует самых жёстких наказаний. Вплоть до отчисления из школы. Пётр Васильевич спрашивает: «Васильев, за что ты избил Петрова? При учительнице, учениках?» Я отвечаю: «Пётр Васильевич, а вы его вызовите и спросите». Приводят Петрова. Мы стоим с ним рядом. Булкин спрашивает Петрова: «За что тебе дал по физиономии Васильев?» Тот молчит. Директор повторяет вопрос, Петров опять молчит. Я говорю: «Пётр Васильевич, вы, когда он ответит, меня позовите!» Развернулся и ушёл. Больше меня по этому поводу не вызывали. Современные правозащитники, идиоты, крик бы подняли на весь мир. Но тогда всё было проще, по-человечески. После восьмого класса я перешёл в 4-ю школу, на Чкалова. Директором там был Павел Васильевич Резвый, можно сказать, мудрый человек, но очень, бесконечно добрый. Никогда голос не повысит, внимателен к каждому. Везло мне на директоров и учителей! 

 

Фотография – это случайность 

- Когда к вам пришло понимание себя как творческого человека? Как правило, это в детстве происходит. 

- Нет. Всё моё детство – это спорт. Лёгкая атлетика и баскетбол. Днями и ночами мы с пацанами пропадали в парке. Раньше там, у Берёзового домика, действовали спортплощадки. Две волейбольные, одна баскетбольная, городки и пять столов для пинг-понга. Летом, во время каникул, днём приходил туда и только вечером уходил. 

Там я баскетболом увлёкся по-настоящему. Шестнадцать лет играл за сборную Гатчины. До пятидесяти за сборную Ленинградской области. Лёгкая атлетика. Тренер - Наталья Михайловна Целищева. Гениальная женщина! В десятиборье у меня очень неплохо получалось. В 18 лет от Ленобласти выступал на всероссийских соревнованиях. В армии служил в спортивной роте, в Ленинграде. Казарма наша располагалась в Басковом переулке. Через стенку с Путиным жили. Если вдруг доведётся встретиться с Владимиром Владимировичем, расскажу, он сразу вспомнит. Рядом с его домом стояла наша казарма, там жили солдаты. В смысле спорта это было, пожалуй, лучшее время в моей жизни. Ежедневные тренировки по несколько часов. В увольнение или на выходные можно даже домой смотаться. 

- Вы человек целеустремлённый, настойчивый. Если спорт занимал так много места в вашей жизни, то почему не пошли по этой дороге дальше?

- Всё верно, я отдавал себя полностью лёгкой атлетике. Но всё же я человек практический. Для того, чтобы добиваться серьёзных успехов в десятиборье, мне не хватало роста. Норматив кандидата в мастера я выполнял, но пробиться, например, в сборную Союза шансов не было никаких. Зато познакомился с замечательными людьми благодаря спорту. Например, с великим нашим тренером, человеком-легендой Гатчины Олегом Бакановым. Сколько замечательных мастеров он воспитал! У него многие дети стали чемпионами мира, Европы, а один мальчик, Денис Гулин, чемпионом Олимпийских игр. В тройном прыжке. Пара-
олимпиец, слепой. Это был фурор! Через вашу газету хочу передать огромный привет Олегу Дмитриевичу Баканову, пожелать ему всяческих успехов. У нас огромные традиции в этом виде спорта. 

Понимаю, в нашем детстве увлечься спортом было легче. Сейчас у детей телевизор, интернет. А тогда либо спорт, либо шляться по дворам, выпивать, хулиганить. Ну, или учиться усердно. Я учился ни шатко, ни валко. Мне особенно тяжело давался русский язык. Стыдно, очень стыдно. Правила знал на зубок, но в любом сочинении или изложении под двадцать ошибок. Жена правила знала плохо, но писала практически без ошибок. Дочка с золотой медалью школу окончила, жена с золотой, один я раздолбай такой в семье. 

- С женой, кстати, как познакомились?

- В 4-й школе. Я перешёл в девятый класс, она училась в десятом. Когда вернулся из армии, поженились. Через год на свет появилась дочка. Ранний ребёнок. Ни грамма не жалею, что женился в 20 лет. Мне 40, а она уже взрослая. Потом вторая дочка. Две дочери – такое счастье! Ни секунды никогда не жалел о своём выборе. 48 лет прожили с женой, каждый день помню. Она ушла несколько лет назад. 

- Как её звали?

- Света, Светочка… 

Недолгая пауза. Фотоальбом Виктора Васильева об истории Гатчины словно третий собеседник за нашим столом. Молчаливый собеседник, но великолепные его фотографии красноречивее всяких слов. Почти каждая из них снабжена стихотворной строчкой, воспевающей наш город. Здесь и Игорь Северянин, и наши современники - Виктор Шутилов, Николай Терентьев, Геннадий Михеев, Елена Виткина, многие другие.

- Идея снабдить фото стихотворными строками принадлежит именно Светочке. Несколько месяцев она отбирала стихи. Оказалось, что хороших стихотворений о Гатчине не так уж много. К сожалению, некоторые из поэтов малоизвестны даже у нас в городе. Хотя заслуживают гораздо большего внимания. Например, Геннадий Михеев. 

Надо вспомнить заветы тех зодчих,

Кто в болотах нашёл красоту, 

Среди дел очень важных и прочих, 

Создал Гатчину, город-мечту…

 

Отыскать красоту даже в болотах, в мусоре повседневности, наверное, и есть главная задача художника.

- Вы сказали, что большую часть жизни фотографировали свадьбы. Но когда, собственно, появилась в вашей жизни фотография?

- Случайно. Первый фотоаппарат мне подарили в детстве на день рождения в 9 лет, но я бы не сказал, что слишком увлёкся фото. Походил некоторое время в фотокружок при Доме пионеров. Он тогда располагался в Приоратском замке. Руководил кружком Георгий Михайлович Циунелис. Известнейшая личность тех времён. Он снимал практически все школы Гатчины. Помните, школьное фото - обязательно у каждого выпускника. 90 процентов всех фото тогда снимал Циунелис. Но я из кружка ушёл. Не зацепило. 

Профессионально стал заниматься фотографией в 1982 году. Начал работать в фотостудии, но перед этим 11 лет отработал на рембазе, 218 авиаремонтном заводе. Там хорошо платили по тем временам. После армии и свадьбы надо было куда-то устраиваться. Друзья по спорту подсказали, что на ремонтном есть вакансии. Приходим с приятелем, Толиком, он на свадьбе у меня свидетелем был. Нам говорят: «Есть два места. В лабораторию фотографом или в клуб пластинки крутить». Я говорю Толику: «У меня есть фотоаппарат, пойду в лабораторию, а у тебя магнитофон дома - прямая дорога в клуб». Так и началась моя трудовая деятельность фотографа. 

- А что там снимать? Доска почёта, герои передовики?

- Вы не понимаете. Доска почёта на 28-м месте. Первое и самое главное - детали двигателей, поступающих на ремонт. Повреждения в лопастях, засоры микроскопические. Тоньше волоса иногда трещина, но ты должен её зафиксировать, отснять. В профессиональном плане – великолепная школа! Параллельно окончил в Питере курсы фотокорреспондентов. Преподавал там Илья Абрамович Наровлянский, легенда ленинградского фото. Он делал шикарные альбомы. У него я многому научился именно в плане создания слайдов, с которых потом печатается фото. Там разница в одну десятую градуса проявителя может полностью изменить цвет слайда. Стал заниматься самостоятельно, горы литературы прочёл. Понравилось! 

 

«Ах, эта свадьба!»

- С 1982 года я работал в Гатчине в «Фотографии» на Карла Маркса. Выездная фотобригада. Школы, детские сады, предприятия - всё снимали. Профессиональный фотограф тех лет должен был знать и уметь в своём деле всё. Химия, тонкости постановки света, проявки и так далее. Моим сектором ответственности стал ЗАГС. У них своих фотографов не было, приглашали нас. 

Атмосфера там, в 80-е, была просто идеальная. Заведующей работала Сильвия Ивановна Лиски, чудесная женщина. И коллектив ей под стать. Одна дружная семья. Праздники, горести - вместе. Но были там два крайне жёстких условия работы. Первое – вкалывать, не жалея себя. Многие не выдерживали темпа. За пятницу-субботу 35–40 свадеб. Нужно всё отснять, проявить, напечатать за неделю. Естественно, при этом и другая работа идёт. Тут ведь психология. Допустим, фото нужно забрать через неделю. А ты не успел. Приходит вчерашний жених, а нынче муж за фото, ему говорят, что фотограф заболел, всё такое, приходите ещё через недельку. Он ещё раз приходит. Уже злой, раздражённый. Даже если фото блестящие по качеству, он придирается ко всяким мелочам. А если, не дай Боже, ещё через неделю просят прийти, жуткий скандал! Я таких задержек в производстве не допускал. 

Второе условие, самое страшное. Свадьба - это же как похороны: покойника закопали, не вернёшь. Допустил брак на съёмке или проявке – не восстановишь. Нельзя допускать косяков. Я не допускал. Результат был гарантирован. Правда, пахал при этом, как раб на галерах! Зарабатывал при этом вполне солидно. Плюс-минус 500 рублей в месяц. Иногда и до 700 доходило. Многие завидовали. Но как ты пашешь с 8-ми до полуночи, они же не видят. Видят только, когда к кассе приходишь. И в ОБХСС писали доносы о моих, якобы, нетрудовых доходах, нервы трепали - чего только не было. Но меня ценили в 
ЗАГСе именно за выполнение главных условий. Пахать и не косячить. Поэтому и по сей день там иногда работаю. Приглашают, не забывают.

 

Мой дом 

- А вы знаете, что наша Соборная улица относится к историческим памятникам раньше всесоюзного, теперь всероссийского значения? Наряду с дворцовым ансамблем исторический центр города включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. И любая постройка на улице должна проходить утверждение в ГИОП, Комитете по охране памятников. Как вы думаете, можно ли на Красной площади или на Дворцовой поставить сарай? Правильно, нельзя! А у нас на Соборной поставили, например, шаверму. Как вам она с архитектурной точки зрения? Правильно, никак! Если бы они построили характерное для ансамбля Соборной двухэтажное здание, то делайте внутри всё, что хотите. Но внешне улица должна соответствовать своему историческому облику. Я её называю конюшней. В те годы, когда наша семья жила на Соборной, прямо напротив, на её месте, стояла конюшня. Запасы сена, всё прочее. А в нашем доме, рядом с нынешним магазином «Центральный» (бывший обувной) в подвале располагался склад Гатчинторга. Из конюшни телеги переезжали улицу, загружались товаром, развозили по магазинам. 

Мало кто помнит, на месте бывшего обувного располагался центральный универмаг. Со стеклянной крышей, как в Пассаже. Прекрасное здание было. Правда, за те годы, что я там жил, универмаг трижды обворовывали. Один раз вообще смешно получилось. Мужик приставил лестницу, забрался на крышу, вырезал в стекле дыру. Сигнализации же ещё не было, только сторожа ходили. По верёвке спустился вор вниз, набрал себе всё, что нужно, полез наверх. А там его уже ждут милиционеры. Он, дурак, лестницу не убрал. Сторож заметил. Убери он лестницу, не попался бы!

- Вам впору книжку писать. Что-то вроде «Легенды и были улицы Соборной».

- А почему бы и нет? Но вернёмся к нашим баранам. Я иногда даже завидую москвичам. У них есть замечательный мэр Собянин. Помните, с чего он начинал? Снёс одним махом все ларьки, павильоны у метро и исторических памятников. Визгу было! «Неприкосновенность частной собственности» и всё такое. Зато теперь все говорят: «Как Москва похорошела!» Просто уродство с улиц убрали, вот она и похорошела! Знаете, как я строил свой дом на Соборной, 20а, рядом с Павловским собором? Два с половиной года ушло только на утверждение проекта. На печать ГИОПа. Заставили все документы поднять. Не было ли здесь часовни, исторического памятника какого-нибудь. Всю душу вынули. Спасибо замечательному нашему художнику, он уже ушёл от нас, Мише Ткаченко. Миша работал главным художником дворца, нашёл для меня в архивах документы подлинные: план Соборной, подписанный императорами. Когда я принёс копии документов, они ахнули. Тут же поставили все подписи и печати. Начал строить в 2000-м году, а сдал в 2005-м. 

- Это бывшая «Фотография», сейчас там кафе?

- Да. Как только сдал дом, открыл фотоцентр, ко мне подходит фотограф знакомый. Он профессиональный человек, но имени называть не буду. Спрашивает: «Витя, это твой дом?» Да, говорю, сам построил. И он, вы знаете, говорит: «Ну, ты наворовал!» А я шёл с сумкой, фотоаппарат в ней. Протягиваю ему сумку: «Иди, наворуй!» Три года в одних ботинках ходил, не было денег новые купить. С женой Светланой экономили на всём, но дом построили. У меня на пике было 15 сотрудников. Но, как только массово появились мобильные телефоны, нам пришлось закрываться. Смартфон убил фотографию. Но дом я построил не зря. Мужчина должен что-то после себя оставить. Кстати, когда я подводил коммуникации к дому, обнаружилась преинтереснейшая вещь. Оказывается, нынешний уровень тротуара Соборной на пятьдесят сантиметров выше первоначального. Культурный слой. Первые булыжники на полметра под землёй сейчас. 

- То есть, настоящая, первородная Гатчина ушла, скрылась от нас, как та Атлантида или сказочный град Китеж?

- В известном смысле да. Если Гатчина моего детства кардинально отличается от современной, что уж говорить о 1796-м годе, когда император Павел I подписал указ об основании города.

Мы опять смотрим альбом. Открывает его, естественно, копия указа о переименовании мызы Гатчины в город. Памятник Павлу, дворцовые залы, интерьеры, подземный ход, озёра. 

- Лучшее время для съёмок Гатчины и парка – осень. Водовороты листвы, туман, сказочно всё, невесомо, призрачно. Это наш город. Мы его и любим таким. 

Задавать Виктору Николаевичу вопрос, любите ли вы Гатчину, после таких слов и фото бессмысленно. Только любовь его деятельная. Иногда выливается в раздражение, упрёки властям за что-то сделанное, по его мнению, неправильно. Но мы ведь и защищаем, готовы броситься в драку, пожертвовать собой только за тех, кого любим по-настоящему.   

Андрей Павленко