Марина Карпунина: «Мы выбирали педагогов, которые дают результат»

Школу «Олимпия» возглавляет танцор международного класса, лауреат Всероссийских конкурсов по спортивным танцам, судья всероссийской и международной категорий, отличник физической культуры и спорта, президент Федерации танцевального спорта Ленинградской области Владимир Карпунин. Хореографы школы – мастер спорта Марина Карпунина и отличник физической культуры и спорта Людмила Карпунина, владеющие уникальным мастерством в преподавании бальных танцев.

Как не задавить авторитетом, не заласкать, не забаловать, а с ранних лет оказать ребенку помощь в понимании и развитии своих талантов? О своих наставниках в жизни, спорте и профессии рассказывает дочь Владимира и Людмилы Карпуниных, мама двоих юных танцоров Марина Карпунина.

- Танец – это ваша детская мечта? Кем вы хотели стать?

- Зубным врачом. Так всем и говорила, что бальными танцами заниматься не буду, а буду зубным врачом, а еще – балериной. Эти два пункта были четко обозначены. И я даже не заметила, как выбрала другой профессиональный путь. Не понимаю, как стала серьезно заниматься танцами. Во всяком случае, не ставила такой цели. Все произошло как бы само собой. 

Я ходила на хореографию в клуб завода «Гатчинсельмаш». Как сейчас помню, зал с паркетом и красные стулья. Помню, как преподаватель вызвала маму и предложила отправить меня в хореографическое училище имени Вагановой. Мама испугалась и забрала меня.

- Какое образование вы получили? 

- Я училась в Гатчинском лицее №3, потом в институте физкультуры им. Лесгафта. На кафедре гимнастики была хореография и совсем немного бальных танцев. Диплом предоставлял возможность преподавать в школах и спортзалах. 

- Почему все-таки вы пошли по стопам родителей?

- Все, что я слышу, вижу, чувствую, и то, что я работаю здесь – в «Олимпии», чего я добилась в танцах, в тренерской работе – это все каждодневная работа родителей. 

Моя история такова, что я всегда была при родителях. Я жила, думая о танцах, слушая разговоры о танцах, постоянно погружаясь в бурную танцевальную жизнь. С раннего детства вместе с родителями приезжала на конкурсы, смотрела выступления, а потом где-нибудь в уголочке танцевала одна. 

Помню свое первое «выступление» на аудиторию. Мне было примерно 6-7 лет. Шел турнир, который снимало телевидение. Камера увидела, как я у стеночки самозабвенно исполняю все танцы подряд, и стала снимать попеременно: то конкурс, то меня. Было неловко, а потом я вошла в такой кураж, который сама от себя не ожидала. 

Когда родители целый день проводили занятия, от усталости я засыпала прямо на паркете. Как-то они меня даже потеряли. Видят, нет Марины в зале. Стали звать, искать. Нашли за дверью: я свернулась на полу клубочком и спала. 

- У вас не было рядом бабушек?

- Папины родители жили на Украине. Как только наступало лето, меня отправляли в «ссылку». Это была пора фруктов: а все самое лучшее – Мариночке. Дедушка Федя очень любил меня, с удовольствием водил на прогулку. Конечно, я многого не помню, мне же было три года, но говорят, я на него очень похожа. Бабушка Валя – заботливая. Помню, как она любила всех накормить и что у нее всегда было накрахмалено белье. Я ходила там в садик. Даже немного выучила украинский язык и пела украинские песни. Папина сестра тоже была директором. Боевая женщина, с характером! За время ежегодных летних каникул она для меня становилась второй мамой. 

Мамины родители, Анна и Александр, жили в Ленинграде. Дедушку вообще не знала, они расстались с Анной. А бабушку помню: как болела, ушла из жизни. Светлая память им. 

Поэтому мои основные воспитатели, наставники и помощники – родители. 

- Когда с вами стали заниматься танцами?

- Поздно. Сначала я просто фантазировала. В мое детство в семье было очень много видеокассет и дефицитный видеопроигрыватель. Уверена, ни у кого в Санкт-Петербурге такого не было. Эти кассеты смотрела до дыр! И пыталась повторять, придумывать. 

Я вообще творческая натура. Помимо того, что танцую, могу петь. Просто ради удовольствия! Люблю рисовать, много что умею делать своими руками. Когда танцевала, сама делала макияж и прическу. Когда на европейские чемпионаты стали во-зить наших ребят, причесывала и красила всех девочек. И сейчас для меня это отдушина.

Когда учат родственники – это всегда сложно. Что касается танца – тем более. Я была очень упертая. Характер – слова не скажи. Только в десять лет начала танцевать в паре. Не ставили в пару не потому, что не хотели, а потому что раньше, если у кого-то партнера заберут, могли и пожаловаться… Родители не могли этого допустить, тем более для своей дочери. А «девочка с девочкой» я не танцевала. К тому же очень быстро росла: мне трудно было найти мальчика по росту. 

И вот, случилось. В 12 лет я уже танцевала молодежную программу, соревнуясь с 16-летними. В гриме, с прической, в серьезном платье со стразами я выглядела гораздо старше своих лет. 

Моими партнерами были сначала Сергей Попов и Тимур Кобяков, потом – Станислав Гальпер, через год – Павел Бартосевич. Когда Паша приехал из Пензы, родители устроили его в гатчинскую школу, он отучился 
11-й класс и поступил в институт им. Лесгафта.

- Кто из родителей больше участвовал в вашем профессиональном становлении?

- Я очень многое получила от отца, который до сих пор предан своему делу, и от мамы, которая до сих пор является наставником детей. Она – технарь, строгий и очень грамотный педагог. Именно она была наставником нашей самой фееричной пары – с Павлом Бартосевичем. 

Для меня главное – методика. Личного опыта спортсмена недостаточно. К сожалению, сейчас иная тенденция. Дети сидят в гаджетах. Смотрят и копируют движения. А должен быть обязательно педагог, который ведет тебя, который знает тебя, чувствует твою индивидуальность и подскажет то, что нужно именно тебе. Ты двигаешься так, как он тебе говорит, и добиваешься успеха. А когда начинаешь строить карьеру только на собственном опыте, тебя надолго не хватит. 

Я застала уникальное время. В нашей танцевальной сфере ребята были не только яркие и красивые, но они были индивидуальные. 

Выезжая на судейство, общаясь с коллегами, узнала, что нас с Пашей ассоциировали как цветы. Так и говорили: «А вот цветы приехали!» Да, это был мой образ и мой стиль. Мне нравились цветы в объемных формах. Мы всегда пытались сделать что-то интересное. Следили за модными тенденциями. 

- Сколько часов в день длятся тренировки? 

- У нас было три тренировки в неделю по два часа. Считаю, что этого достаточно. Сейчас в Петербурге тренируются каждый день по пять часов. Можно и так, но нужно понимать, что организм работает на износ. Наверное, тогда лучше вообще не учиться. Или только экстерном. 

Нужно понимать, что не всегда талантливый ребенок в детстве, идя по ступенькам вверх, сохраняет свой талант и мотивацию. Бывает наоборот: добивается чего-то, потом наступает разочарование, он не выдерживает стресс, падает и ему не подняться. 

У нас в школе «Олимпия» гораздо больших успехов ребята достигают во взрослом возрасте. 

- Помимо Гатчины вы тренировались в Петербурге и Москве. Кого кроме родителей вы считаете наставниками в жизни и в профессии?

- Если говорить о нашей паре с Павлом, мы выбирали тех педагогов, которые дают результат. Все наши наставники – люди разные: по-разному указывали на ошибки, по-разному объясняли, как правильно сделать.

По латиноамериканской программе долго работали с Андреем Игоревичем Наумовым и Оксаной Сергеевной. Андрей Игоревич нас сильно давил. Мог сказать, например: «Ты – толстая!» И я благодарна ему: кто еще скажет правду. Приходить на тренировку, чтобы тебя гладили по головке – не вариант. Тебе должны указать, что нужно делать. 

По европейской программе сначала с нами работал Юрис Бауманис из Литвы. Он часто приезжал в Петербург и Москву, и мы с ним делали вариации. Своеобразный человек, тоже достаточно строгий, и всегда добивался поставленной цели. Потом был мастер танца Владимир Владимирович Штода.

Когда у нас не шла «латина», мы очень расстраивались и даже думали от нее отказаться. А когда попали к Илье Викторовичу Данилову, у нас открылось второе дыхание. Получается, все зависит от человека, который будет тебя наставлять, вдохновлять и отмечать заслуженный успех.

- А как вас поощряли за успех в детстве? 

- Просто говорили, что молодец. Мои родители не сюсюкались со мной. Не знаю, хорошо это или плохо. Такое время было. Все было очень конкретно. По их мнению, пусть лучше другие их ребенка хвалят. И меня хвалили. Папа если ругал, то по делу: редко – но метко. А мама всегда по чуть-чуть. 

Благодаря родителям я всегда была в тонусе. Считаю, что это очень верный путь. Потому что сейчас дети настолько балованные, что это не редко приводит к психическим срывам. 

Что касается моих детей, три шкуры с них не спускаю. Диме уже 15 лет, он занимается плаванием. Арине 11 лет, она танцует у меня. Могу ей что-то сказать, но не пристаю. Она девочка ранимая, реагирует импульсивно. И я ее понимаю. Сама была такой. Жду, когда попросит помощи. Пока у Арины пары нет. Но у нее хорошо получается хип-хоп – возможно, она будет развиваться в этом направлении. 

- Вы жили в творческой среде и наполнялись творчеством. А у вас есть кумиры?

 - Они из моего детства. Это взрослые пары, я их видела в основном на кассетах. Легенды танцевального мира – Брайан Ватсон и Карен Харди, Донни Бернс и Гейнор Фейвезэр… А самые первые кумиры – Пол Киллик и Ханна Карттунен. Конечно, больше обращала внимание на девочек. Для меня Ханна Карттунен – это девушка-кошка. У нее красивый рельеф тела, красивые руки, ноги, она растянутая. Мне нравились все ее костюмы.

- Как получилось, что, находясь в зените успеха, вы закончили танцевать? Когда поняли, что станете тренером?

- В 2009 году я родила Диму, а спустя три месяца у меня онемели пальцы на руке. Потом началась сильная слабость в конечностях. Руки не слушались: не могла даже соску ребенку вставить. Я все убеждала себя, что ничего страшного, все пройдет. Мне же 24 года, я спортсменка. Пошла на плановый осмотр к гинекологу в поликлинику на Урицкого. А раздеться не могу – руки не действуют. Врач меня сразу направила к неврологу, она прописала уколы на 10 дней. А через неделю – «меня не стало». В ЦРБ муж нес меня на руках. Оттуда отправили в областную больницу. Мне сделали тесты и поставили диагноз – синдром Гийена-Барре, а потом отправили домой. На отделении никого не было, рабочий день закончен. Наутро я уже не могла даже сесть. За меня боролись мои родные и близкие люди. В областной больнице пролежала 21 день. Делали чистку крови – плазмоферез. 

Синдром Гийена-Барре – это патологическое состояние, при котором иммунная система организма поражает собственные периферические нервы. Это редкая патология. Причина его возникновения до конца не ясна, но в большинстве случаев этот синдром развивается после вирусной или бактериальной инфекции.

Выписали долечиваться в Гатчину. Но мои родители приложили все усилия, чтобы меня отправили в 40-ю больницу Санкт-Петербурга. Папа очень переживал. Каждый день привозил приготовленное мясо, так как нужен был белок.

В эту больницу я приехала на коляске, а вышла своими ногами. Мне делали всевозможные процедуры, обучали ходить. И потом в течение года я каждодневно восстанавливалась. Все пришло в норму, кроме стоп. Если бы этого не произошло, я бы не бросила танцы. 

А так я стала тренером. Павел начал преподавать еще раньше. А ансамбль бального танца «Олимпия» мы уже создавали вместе. Папа сначала сомневался, это было хлопотно и затратно. Но мы своим напором добились результатов. Мы возили ребят на чемпионаты России, Европы и мира по формейшен. Я любила фантазировать, Паша – отрабатывать. И у нас сложился успешный дуэт. 

Хотя, наверное, путь в тренерскую профессию начался уже тогда, когда после просмотра танца на кассете я прорабатывала движения в паре с папой. Иногда он брал меня на занятия ассистентом, чтобы я показала женскую партию. Причем это нужно было сделать так просто и внятно, чтобы правильно запомнилось теми, кто на тебя смотрит.

- Вы стали наставником уже для десятков воспитанников школы «Олимпия». Кто они, ваши ученики?

- За это время прошло очень много учеников: сколько – и не сосчитаю. Дети у нас спортивные, координированные, пластичные, ритмичные, слышат музыку. Опытные – понимают с полуслова. К новичкам ищу подход. 

Конечно, дети сейчас другие. Плохо запоминают. Переходя на более сложные движения, не помнят, с чего начинали. Они даже копировать не могут: посмотреть и сделать. Нужно танцевать в паре, делать общее дело, а некоторые разговаривать не могут. Изучаю современную психологию. Использую различные игровые подходы, в том числе через образы, объединяю, вывожу на коммуникацию.

- А чему могут научить вас современные дети?

- Работе с гаджетами, новым прикладным компьютерным технологиям. Они не хотят думать, но знают куда нажать. Когда нужно оформить что-то красиво и быстро, прошу их – и они сделают. И, возможно, у них нужно учиться жить легче.

- Благодарю вас за откровенный разговор. Желаю новых творческих и личных успехов!

Татьяна Можаева