Детство за колючей проволокой

Здесь принудительно содержались дети, изгнанные немцами из поселков и городов, находившихся в прифронтовой полосе под Ленинградом. Только из поселка Мга привезли целый детский сад – 60 детей пяти-шести лет. Лагерные постройки включали: двухэтажное здание дореволюционной постройки, обслуживающие корпуса (дома для персонала, коменданта и охраны), фельдшерский лазарет, кухню, складские помещения и бараки, один из которых был специально приспособлен для «грудничков». Ближе к реке находилась баня.

Условия содержания были невыносимыми: старших детей заставляли работать, малолетние узники умирали от непосильного труда, голода, холода, болезней, унижений и других лишений. Имена многих из них не установлены. Детей хоронили в случайных братских могилах: на территории лагеря, в окрестном лесу на так называемом лагерном кладбище, рядом с поселковым кладбищем. Сохранившиеся свидетельства очевидцев дают страшную и невероятную своей жестокостью картину жизни маленьких рабов.

Вспоминает жительница поселка Вырица Нина Ивановна Дубинина, 1933 года рождения:

«В Вырицу, в детский концлагерь, захватчики свезли детей со всей Ленинградской области. Попали и мы туда с братишкой. Ребята постарше с утра до вечера работали на полях бывшего совхоза «Володарский» - пололи грядки, собирали камни. Нередко детей выгоняли в леса в окрестностях Вырицы и заставляли собирать мусор.

Лагерные надзиратели были из местных, начальство – немцы. Наказывали маленьких узников за любую провинность. Как-то выдернула брюкву, чтобы съесть – мне по руке плеткой. В другой раз прибегают девчонки: «Нина, твоего брата привязали к будке на цепь». Оказывается, он, играя, поссорился с другим мальчиком и… укусил обидчика. Раз кусается, рассудили «педагоги», пусть, как собака, сидит на цепи. Это в два-то года! Насилу уговорила старшую надзирательницу освободить малыша. В свои восемь лет я ухитрялась добывать еду для брата, иначе он бы не выжил. Кормили лагерных детей похлебкой из турнепса, баландой из пережаренной муки – малосъедобным «клеем» для желудка.

Мама наша в годы оккупации занималась каторжным трудом – вместе с другими женщинами строила дорогу на Лисино-Корпус, вручную вколачивая в землю тяжелые деревянные чурки. Как-то целая гора этих чурок накрыла ее, рухнув с грузовика, - после войны это аукнется тяжелой травмой позвоночника и полной неподвижностью длинною шесть лет… Папа в неполные тридцать лет погиб на фронте. Незадолго до освобождения Вырицы мама украла из лагеря сначала меня, а потом и брата. Рядом с нашим домом она загодя выкопала окоп, там мы и скрывались, и ночевали, готовили немудреную еду – дело было осенью. Сверху окоп накрывался огромной картиной «Девятый вал» Айвазовского, довоенным украшением нашего жилища, давным-давно выброшенной оккупантами на улицу.

Но, в конце концов, немцы все-таки выследили нас, схватили и увезли в Прибалтику. После освобождения мы возвращались назад в родную Вырицу целую неделю – без денег, одежды, еды. В поселковом совете маме выдали временные документы, и ей приходилось раз в два-три месяца отмечать их. Как нас только там не обзывали! Немецкие прихвостни и похуже… Умоешься горькими слезами и живешь дальше… Рассказывать о пережитом было нельзя. Тема детского ада стала запретной на долгие годы».

Из воспоминаний Г.Г. Левченко, в девичестве Ивановой, 1929 года рождения:

«В сентябре 1942 года нашу семью: мать, Иванову Елизавету Лаврентьевну, и нас, четверых детей: Галину, Нину, Александра и Павла – принудительно вывезли из Мгинского района и направили в детский лагерь в пос. Вырица. Лагерь был обнесен колючей проволокой и забором, кругом был лес. Мы были предупреждены, что за уход из лагеря полагается расстрел. Нас с десяти лет гоняли на работу на поля, в лес, в овощехранилище на территорию бывшего совхоза им. Володарского. Кормили похлебкой из турнепса. Иногда приходил врач, делал нам уколы с неизвестной целью…»

Из воспоминаний В.К. Дедовой, в девичестве Чепп, 1928 года рождения:

«Нас, трех сестер - меня, Лиду и Нину - привезли в Вырицкий детский лагерь в сентябре 1942 года. Немцы собрали нас сначала во Мге, затем всех погрузили в эшелон и привезли в Гатчину, а потом на грузовиках – в Вырицу. На территории лагеря находился двухэтажный дом и несколько бараков. Грудные дети в основном умирали, особенно те, которые были без родителей. Мы работали в лесу и на полях с надзирателем-литовцем. Немец, которого звали Бруно, ходил с плеткой и жестоко наказывал за неповиновение…»

Из воспоминаний Валентины Гавриловны Белезенковой, 1932 года рождения, довоенной жительницы Тосненского района:

«Из родной деревни, по сути дела, с фронта, 16 сентября 1942 года немцы вывезли нас – мать и четверых детей – в Вырицу, в детский лагерь принудительного труда. Все ребята – «мал мала меньше»: мне десять лет, брату Семену – девять, Наде – четыре года, Тане – год. А отца с братом гитлеровцы с семьей не отпустили – заставили перегонять скот в Тосно. В детдоме старших отправили на работу: мы убирали урожай, возили из леса дрова, летом пропалывали морковку, свеклу, турнепс. Чистили на кухне картошку на весь лагерь, но не имели права ничего съесть. Кормили нас впроголодь. Правда, заставляли молиться – утром и вечером, перед едой и после. Мама трудилась в подсобном хозяйстве и жила напротив, через речку. Я отчаянная, смелая была – много раз удирала к ней, за что наказывали немилосердно. Как-то раз сутки отсидела с крысами в кочегарке».

По рассказам бывших узников трудового лагеря, большинство женщин-воспитательниц, приставленных к детям, были местными жительницами. Чаще всего они пытались хоть как-то облегчить страдания детей и их скорбную участь. Особенно запомнили дети повара, нянь и фельдшера, у которых в лагере находились свои дети. Своей жестокостью прославились некоторые надзирательницы.

Комендантом лагеря был австрийский офицер Дель-Фаббро, его помощницей – русская Мария Кукушкина. В 1946 году решением военного трибунала она получила 25 лет. Среди ближайших помощниц Дель-Фаббро состояли также вырицкие женщины – Тамара и Вера. Особой жестокостью славилась Вера, часто наказывающая детей. Спустя много лет ее случайно встретил в поезде бывший узник по прозвищу Леша-партизан - мальчик, который не раз получал от нее по 25 ударов розгами. Во время трудовых повинностей Леша «приворовывал» мелкий картофель и другие овощи, которые собирал для младших воспитанников. Увидев и узнав своего палача, он вызвал милицию. Вере по заслугам дали 10 лет лагерей. Сам комендант был схвачен нашими войсками во время отступления фашистов в Прибалтике. Его судили как военного преступника в Ленинграде. Некоторых работников детского лагеря после войны вызывали на суд в качестве свидетелей.

Маленькие рабы, достигшие 10-летнего возраста, должны были шесть дней в неделю выходить на работу. Как и взрослые, они трудились в поле, перебирали картофель в овощехранилище, собирали грибы и ягоды в лесу, пилили и кололи дрова, носили воду. Собранные детьми ягоды: клюква и брусника отправлялись в Германию, сами же узники получали за работу порцию баланды и кусочек хлеба. Счастьем было, когда давали суп из испорченной конины. Рабочий день длился по 12 часов.

- Три сотни маленьких узников, обритых наголо, помещались в двухэтажном доме и соседних зданиях барачного типа, -  рассказывала Надежда Гавриловна Белезенкова. - В каждой комнате помещалось по 25-30 детей. Среди них выжили немногие.

«Маму пускали на территорию лагеря только, чтобы кормить грудью младшую сестру, - вспоминала одна из узниц. - Но молока не хватало, и сестра вскоре умерла. Её закопали за оградой лагеря».

Зимой лагерные здания плохо отапливались. В некоторых «летних» помещениях печи вовсе отсутствовали.

Уход с территории лагеря наказывался, но маленькие заключенные всеми правдами и неправдами убегали на часок в надежде повидать своих матерей.

Надежда Гавриловна Белезекова (ей тогда было четыре года), вспоминала, как они «подлезали под забор, от которого рукой можно было подать до моста через Оредеж». На той стороне берега жили и работали взрослые. Собаки, которые были приставлены к охране лагеря, не лаяли и детей не выдавали, так как хорошо знали каждого узника. Уже после войны Н.Г. Белезекова узнала, что «женщина, жившая в одном бараке с ее матерью, регулярно «стучала» на беглецов», и что благодаря её «стараниям», Надежда однажды чуть не умерла в карцере.

Детей наказывали самыми разными способами: избивали плетью, лишали обеда, помещали в карцер – холодный и сырой подвал каменного старого здания. У более здоровых детей фашисты периодически брали кровь для своих раненых солдат и офицеров. Как правило, эти дети впоследствии не выживали…Хотя многих эта участь, к счастью, миновала. По свидетельству некоторых узников, детей неоднократно куда-то увозили, после этого они пропадали.

Вечерами в лагерь приезжала санитарная машина, якобы для «дезинфекции». Бывший узник Александр Рослов вспоминал: «В Вырице не раз сидел в бункере (карцере), когда не так сказал, не так пробежал. Я не могу сказать, что в лагере брали кровь. Но моя сестра Лена Рослова умерла там, в лазарете. Говорила: «Саша, возьми меня отсюда. У меня уже и крови нет, а они все берут. На следующий день ее не стало».

Из рассказа Веры Павловны Зелениной:

«Тяжелей было маленьким. Они чаще умирали, их хоронили за оградой… Маленькие перед обедом садились к окну, которое выходило на кухню, и ждали очередной раздачи еды. Все слушали возглас: «Несут!» За малейшую провинность нас наказывали. Помню, как, работая на картошке, мы взяли несколько картошин для малышей. Когда возвращались мимо немецкой комендатуры, несколько немцев вышли и стали нас обыскивать. Нас отправили в холодный бункер. Помню ужас, когда мы ждали: что с нами будет. Но нас отпустили, ведь мы, работники, были нужны. Старшие дети состояли на учете в немецкой комендатуре, куда нас иногда водили отмечаться. А с четырнадцати лет отправляли уже в Германию».

Валентин Оскарович Талызинцев из Тосно попал в Вырицкий лагерь в девятилетнем возрасте. Когда ему исполнилось 12 лет, его вместе с другими «крепкими» подростками фашисты отобрали для отправки товарным эшелоном из Сиверской в Германию, где наших мальчишек, как рабов, покупали местные заводчики, фермеры и даже обычные богатые немецкие семьи.

«В Вырице был своего рода перевалочный пункт: кто постарше да посильнее, того отправляли на работы в Германию, – рассказывал В.О. Талызинцев. – Я оказался в Лейпциге на кирпично-черепичном заводе. Малолетние ребята, надрываясь, возили на себе вагонетки с грузом весом в тонну и обратно. И так каждый день. Убежать невозможно – до дома далеко, хотя некоторые убегали, но их находили неподалеку и убивали на месте… Нас освободили американцы в 1945 году».

Любимым занятием коменданта лагеря Дель-Фаббро было катание на тройке с бубенцами по Вырице. Дети очень боялись его появления. Возил коменданта парнишка Гриша Кузнецов, один из старших узников лагеря. Когда Гришу хотели по возрасту отправить на работы в Германии, комендант сочинил липовую справку о том, что мальчик умер. И Гриша возил своего хозяина почти до самого освобождения поселка. Впрочем, комендант появлялся в трудовом лагере нечасто. Дети очень боялись его появления и прятались, услышав знакомые звуки бубенчика. Был он строгим, всегда холеным, в пенсне, часто с хлыстом в руке. Рядом с ним обычно была надзирательница Вера. Некоторые наказания, например, порки провинившихся мальчишек, он проводил лично.

Немцы разрешали приходить в лагерь местной пожилой учительнице, которая обучала детей основам грамоты. После окончания войны ее обвинили в пособничестве фашистам и называли предательницей. Учила детей писать и читать лагерная няня А.С. Автономова, бывшая учительница. На Рождество надзиратели заставляли детей учить на немецком языке песню о елочке «О, Танненбаум».

По свидетельству очевидцев, существенную помощь детям оказывал старец Серафим, впоследствии знаменитый иеросхимонах Серафим Вырицкий. Он передавал маленьким узникам собранную одежду. По праздничным дням детей в сопровождении взрослых, небольшими группами, отпускали из лагеря в Казанский храм. Навещали они и старца Серафима.

«Хорошо помню, как мы приходили к нему с Вифлеемской звездой поздравить с Рождеством 7 января. Нас, детей, было тогда человек шесть-восемь. Он был очень рад нашему приходу. Лежал он в маленькой келье…Нас водили к нему несколько раз. Он много видел и знал, рассказывал нам о местах, где побывал, о своей жизни, и, наверно, хотел нас утешить от страхов и вернуть к обычным вещам. Ведь мы, дети, ничего и ни о чем не знали. Он нас и угощал тем, что ему кто-то приносил, а сам он почти не ел». 

Около ста детских жизней унесла эпидемия тифа, случившаяся летом 1943 года. Комендант лагеря в панике объявил, что если эпидемия не прекратится, то барак вместе с детьми сожгут. Рискуя своей жизнью, лагерный врач записывала в Журнал регистраций неправильные диагнозы и причины смерти: травмы черепа, ангины, ветрянки. Несколько больных детей спрятали в бане. А осенью 1943 года эпидемия каким-то чудом действительно стихла.

«Много страшного сохранила детская память, – вспоминала бывшая узница Валентина Павловна Попова, 1936 года рождения. – Одна эпидемия тифа, косившая всех без разбора, чего стоит. Заболевших детей держали в палате под немецкими шерстяными одеялами. Мы лежим, разметавшись в горячке (температура - за сорок), а огромные вши шевелятся в каждой складке покрывала и ползут, ползут. И нет сил отогнать ненавистного врага! Электричества тогда не было, одеяла проглаживали раскаленными докрасна утюгами с углем. Это помогало, но ненадолго, и насекомые снова вылезали из всех щелей».

Удивительная история случилась с Надеждой Петровной Окулич, попавшей в лагерь в возрасте около трех лет. Умирающую от тифа девочку удочерила Евдокия Ивановна Устинова, местная жительница. Каким-то непостижимым образом она уговорила немцев отдать изможденного ребенка и выходила его: «Родителей своих я не помню, знала только, что отец был партизаном. Когда по Вырице кинули клич, что привезли детей, голодных, холодных, - в концлагерь вместе с другими местными жителями пришла женщина. Она принесла какой-то еды. Не знаю уж, что мне почудилось, но я вдруг выскочила из толпы малышей: «Мама, мама!»… До войны она была судьей, добрая, отзывчивая, справедливая. Посоветовавшись с близкими, она решила меня удочерить…

Когда моя будущая мать пришла опять, я исчезла. Обыскав весь лагерь, она обнаружила меня полуживую… на горе детских трупов – немцы выкинули умирать. Детей только что куда-то увозили, по-видимому, брать кровь. После этой «процедуры» я совершенно ослабела, не могла держаться на ногах. И меня поспешно выпроводили на тот свет. Но мама отвоевала меня у смерти, принесла домой на руках, долго выхаживала, кормила с ложечки…». Здесь, в лагере, оставшаяся в живых группа детей встретила освобождение.

«Перед отступлением в ноябре 1943 года, немцы вывезли из лагеря часть старших детей и несколько многодетных семей, – вспоминает В.К. Чепп. – Осталось 30-40 детей-сирот, мало трудоспособных, и несколько взрослых с их детьми. И нас перевели в другое помещение – небольшое двухэтажное здание у впадения Мельничного ручья в Оредеж. В этом доме был большой подвал, где мы прятались от обстрелов перед приходом наших бойцов-разведчиков в январе 1944 года. После освобождения Вырицы, уже в феврале 1944 года, безродных детей (человек 30) собрали и увезли в областной детдом в Ленинград. В приемнике нам дали справки, что мы привезены из Вырицы, но в них ничего не сказано, где именно мы находились при немцах».

Фашисты пытались любым способом запутать следы существования детского лагеря. Детям строго-настрого запрещалось называть детский дом лагерем. Бежавшие гитлеровцы боялись возмездия.

«Когда немцы отступали, нас в лагере человек 30-50 осталось, всех и бросили. Опеку над нами взяли женщины, что с нами в лагере были», - рассказывала Валентина Гавриловна Белезекова. Когда советские солдаты в январе 1944 года в белых маскировочных халатах пришли в Вырицу, навстречу им выбежали дети – почти все взрослое трудоспособное население огромного поселка оказалось вывезено фашистами на работы в Прибалтику и Германию.

История этого лагеря не была предана забвению, благодаря поисковой работе, организованной директором Вырицкой средней школы №2 Борисом Васильевичем Тетюевым (1915-2004 гг.) – участником Великой Отечественной войны. В 1953 году по распределению он был направлен учителем географии на работу в Вырицкую школу №1, а в 1958 году стал директором школы №2. С 1960 года вместе с педагогами и учащимися школы он активно занимался краеведческой работой, которая тогда не очень приветствовалась и имела строгие «рамки».

Весной 1960 года в поселке случилось ЧП. Разлившаяся после обильного таяния снега река Оредеж сильно подмыла берега, обнажив в размытом грунте детские скелеты. Случилось это как раз в районе пионерского лагеря «Костер». Все это стало прямым доказательством существования детского концлагеря в период фашистской оккупации.

В результате поисков школьники выяснили, что, когда в январе 1944 года Вырицу освобождала 72-я дивизия, разведчик Петрук обнаружил в безлюдном поселке лагерь, «в котором находилось еще 50 живых детей, изможденных и больных». Юные следопыты узнали о местонахождении более 200 детских могил. В 1964 году, по инициативе школы, администрации и депутатов Вырицкого поселкового Совета, были произведены вскрытия останков умерших в лагере детей, похороненных на лагерном кладбище. Все они были перезахоронены рядом с Вырицким кладбищем на Сиверском шоссе. На могиле был установлен памятный «солдатский» обелиск.

По инициативе директора школы Б.В. Тетюева, педагогов и учащихся, в 1974 году начался сбор денежных средств на установку памятника на братской могиле погибших детей.

Ребята собирали металлолом и макулатуру, работали на уборке урожая в совхозе и на мебельном комбинате, собирали лекарственные травы. В итоге удалось собрать 40 тысяч рублей. В это же время началась работа по обсуждению проекта будущего памятника «Детям Ленинградской земли». Было предложено несколько вариантов.

Созданный по проекту гатчинского художника А.В. Васильева, памятник был торжественно открыт в 1985 году.

Дальние «отголоски» о детском концлагере мне приходилось слышать от вырицких старожилов. В 1976-1978 годах я находился в пионерском лагере гатчинских предприятий ДСК и ССК «Радуга», который находился на улице Лейтенанта Шмидта, по соседству с пионерским лагерем «Костер». Мне было 11-13 лет, но я хорошо помню встречи с ветеранами войны, партизанами и местными старожилами, которые традиционно проходили в нашем лагере. Однажды пожилой мужчина рассказал нам о существовании детского концлагеря, о котором тогда еще не было никакой официальной информации. Нам показали и место, где он находился: двухэтажный старинный, интересной архитектуры дом дореволюционной постройки, какие-то еще строения, ухоженные могильные холмики на территории лагеря «Костер», а еще следы не оборванных кусочков колючей проволоки, вросшие в вековые сосны.

Когда много лет спустя я посетил родные места своего пионерского детства и побывал в обновленной, еще действующей «Радуге», соседнего «Костра» уже не было. Лагерь исчез, как и все его постройки. Все изменилось до неузнаваемости. На месте бывшего лагеря красовались современные коттеджи и неприступные заборы…

В 1991 году, когда я уже активно занимался краеведением и на общественных началах возглавлял работу народного музея в Суйде, кто-то дал мой домашний адрес (телефонов тогда не было) бывшим малолетним узникам Вырицкого концлагеря. Они приехали ко мне в Суйду - небольшая группа пожилых женщин в надежде, что я смогу им помочь. Им нужно было письменно подтвердить факт существования этого лагеря в годы фашистской оккупации, ссылаясь на архивные документы. Из КГБ и других служб им постоянно отвечали: доказательств нет. Этот детский лагерь не попал в список среди других 359-ти зафиксированных Чрезвычайной комиссией после окончания войны.

Был летний день. Мы долго общались, сидя на лавочке, я пытался указать им путь дальнейшего поиска, но помочь так и не смог. Документальных свидетельств в моем распоряжении не было. Я очень переживал от того, что не в силах был облегчить страдания и переживания, выпавшие на долю этих людей. Уезжая, они передали мне две объемистые тетради большого формата, в которых содержались их подлинные рукописные воспоминания о детском лагере.

С 1985 года традиционные встречи бывших узников детского лагеря стали ежегодно проходить в Вырицкой поселковой библиотеке.

В 1993 году при Вырицкой поселковой администрации была создана специальная комиссия. Она занималась сбором сведений «о детском лагере принудительного труда, созданного немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны на территории поселка Вырица». Председателем комиссии был избран участник Великой Отечественной войны, подполковник в отставке Геннадий Матвеевич Бижуков.

Члены комиссии проделали следующую работу:

1. Опросили в качестве свидетелей бывших узников лагеря, вызванных повестками поселкового Совета, предупредив их, что за дачу ложных показаний они несут ответственность в установленном порядке, и убедились в том, что все опрошенные подтверждают факт пребывания в этом лагере.

2. Заслушали сообщение Б.В. Тетюева, возглавлявшего поисковую работу по розыску свидетельств существования Вырицкого детского трудового лагеря.

3. Ознакомились со сборником «Детский концлагерь», подготовленным сотрудниками Вырицкой поселковой библиотеки.

4. Приняли во внимание документальный факт, что комендант этого лагеря Дель Фабро был осужден после войны как военный преступник

5. Ознакомились с оригиналом приказа немецкого коменданта города Шлиссельбурга о принудительном выселении из города семьи Родионовых, дети которых были заключены в Вырицкий лагерь. 

На своем заключительном заседании 24 ноября 1993 года члены Комиссии приняли решение:

«Комиссия считает установленным фактом существование на территории поселка Вырица детского лагеря принудительного труда, созданного немецкими фашистами в период Великой Отечественной войны. В этом лагере насильно содержались и эксплуатировались немецкими оккупантами несовершеннолетние советские дети. Председатель комиссии Бижуков Г.М., секретарь комиссии Меньшиков Г.Г.»

Таким образом, только в 1993 году был составлен официальный документ, подтверждающий существование детского концлагеря.

...Каждый год уже совсем небольшая группа бывших узников лагеря приезжает на оредежские берега. Детская память до сих пор не дает им покоя. К памятнику «Детям Ленинградской земли» они возлагают цветы. На территорию бывшего лагеря их теперь не пускают - она стала частной, там построены коттеджи, и главным приютом для бывших узников остается поселковая библиотека. Они только хотят одного: чтобы их трагедия больше никогда не повторилась.

Фото Юрия Прокошева