Крестьянин из Большево, увековеченный кистью Крамского

Генеалогические исследования 2021 года открыли ранее неизвестные подробности жизни Мины Моисеева, позировавшего великому художнику И.Н. Крамскому.

Рубрики:  Культура

Посёлок Сиверский и его окрестности – воплощённая живопись, и, кажется, что кисть мастеров здесь особенно легка и поэтична. В конце XIX века в этих местах отдыхают и пишут выдающиеся полотна И.Е. Репин, И.И. Шишкин, а также И.Н. Крамской, который с 1874 по 1887 годы сначала снимает, а затем строит в Сиверской собственную дачу с мастерской. Мастерская же была, по отзыву Репина, «превосходна».

Здесь Крамской, наряду с другими произведениями, создаёт серию крестьянских портретов. Это, например, «Полесовщик» (1874), «Мина Моисеев» (1882), ставший этюдом к следующей картине с тем же персонажем - «Крестьянин с уздечкой» (1883). «Крестьянин…», одно из известнейших творений художника, находится сегодня в Киевской картинной галерее. Есть сведения, что за него между киевским и московским меценатами - И.Н. Терещенко и П.М. Третьяковым - развязалась настоящая война в письмах. Но этюд «Мина Моисеев» остался в России и принадлежит Русскому музею.

В своих шедеврах Иван Крамской доказал, что его кисти подвластно не только царственное сияние императрицы Марии Фёдоровны в восхитительном жемчужном ожерелье. Спустя годы его психологичная, вдумчивая кисть коснулась простого русского мужика. Крамской хотел создать тип, но сам признавал, что «мы не знаем народа». Однако, по мнению историка культуры В.И. Порудоминского, мастеру удалось создать не просто «этюд мужичка», но характер - не подсмотренный, а изученный.

…Мину позвали к барину-художнику. Пришёл он в простой серо-голубой рубахе, сел и замер, обхватив себя руками, дивясь, видимо, что барин решил писать его. Искорка этого удивления - в добрых и задумчивых глазах Мины. Прожитая жизнь забрала юность лица, посеребрила густые волосы. Как телега, промчалась она по дороге – вначале летела бойко, а вот и на ухабах скрипит… Крамской увидел сердце благодушное, терпеливое - и с уважением это подчеркнул. Как пишет Порудоминский, художнику писалось легко, весело…

Нельзя сказать того же обо всех крестьянских портретах Крамского – в них есть черты печали и усталости народа. Однако Мина Моисеев, видимо, действительно был душевным, мирным человеком. Его полноростовой портрет «Крестьянин с уздечкой» рисует его крепким, сильным стариком, по пословице: «Нашего Мины не проймёшь и в три дубины». Но в глазах – те же незлобие и мудрость.

Архивные исследования 2021 года в рамках авторского проекта «Генеалогическое древо Вырицы и окрестностей» впервые выявили метрические записи о рождении и смерти Мины Моисеева, о его браке, о событиях из жизни его семьи и предков; были установлены его родственные связи со многими жителями Гатчинского района.

Мина родился в Большево 4 декабря 1803 года. (Таким образом, крестьянин позировал Крамскому в 78-79 лет). В выявленной нами метрике указаны крёстные: «Деревни Большево Логин Сергеев. Той же деревни крестьянская жена Анна Леонтьева». За 16 января 1823 года отмечено: «Царскосельского уезда вотчины графа Петра Крестьяновича (Христиановича) Витгенштейна деревни Большева крестьянский сын отрок (т.е. юноша) Мина Моисеев от роду 18 лет» венчался с «деревни Даймище крестьянской дочерью девкой Агафьей Павловой, оба первым браком». Здесь нужно отметить, что указанный в документах возраст нередко мог отличаться от реального даже на несколько лет, поэтому жениху Мине было предположительно 18-20 лет. Одним из свидетелей на венчании был его крёстный отец Логин Сергеев.

 В исповедной росписи 1858 года Мина Моисеев указан вместе с женой и детьми: Савва (28 лет), Варвара (19), Матрона (18), Никита (30), указана и его невестка, жена Никиты - Агафья Александрова (31), и внуки Акилина (9) и Константин (1). Отмечено, что у исповеди и Причастия были Мина с супругой, а также Савва и Варвара, о других же ничего не указано, хотя имеется графа «Кто исповедовались токмо, а не приобщались и за каким винословием» (т.е. по какой причине). Вызывает улыбку запись о причине, по которой внук, младенец Константин, не был у исповеди: «мал».

Упомянутый выше сын Савва (Савелий) впоследствии также жил в Большево. По сведениям музея-усадьбы «Суйда», дочь Саввы - Пелагея Куприянова (урожд. Моисеева) (1872-1970) знала и своего деда Мину, и Ивана Крамского. От деда и отца ей досталась реликвия – самовар, который она передала уже своей дочери – Анне Тихоновне Ефимовой (урожд. Куприяновой). Теперь он находится в суйдинском музее.

Нами были выявлены метрики, в которых есть информация и о предках Мины Моисеева. Его прадедушку и прабабушку звали Авдотья Иванова (ок.1723 г.р.) и Александр Яковлев (ок.1717 г.р.), дедушку и бабушку – Алексей Карпов и Агруфена (Агриппина). Агриппина умерла от чахотки в 42 года, а Алексей «от опухоли» - в 46 лет. Мина родился и вырос, не зная ни дедушку, ни бабушку со стороны отца.

Отец Мины – Моисей - женился 9 января 1792 года. «Дворцовой деревни Большево, крестьянин Моисей Алексеев вдовец понял себе в законный брак Лужскаго уезда Георгиевской выставки деревни Чащи крестьянскую дочь девку Евфимию Емельянову». (Таким образом, мать Мины родилась на территории современного Вырицкого городского поселения, куда сейчас входит дер. Чаща). В ревизской сказке 1795 года семья Моисея указана в таком составе: сын Егор (6), дочери Аксенья (7) и Марья (1). Записан также брат Моисея – Леонтий (22) с семьёй. Обычно в таких документах семьи записывали целыми «дворами».

Архивные находки подтверждает и дополняет уникальный рассказ, найденный, как ни странно, в книге 1961 года «В Рождествене ясное утро. Страницы истории колхоза им. В.И. Ленина» (автор – Е. Поляков). Множество фотографий бодрых ударников труда, колхозников, агрономов. Рассказы о сверхплановых надоях молока. Но вот главка, не совсем обычная в ряду стройных коммунистических портретов – она называется «Дед Салака». В ней рассказывается о 96-летнем старике, Николае Кирилловиче Лупанове. В детстве его прозвали Салакой за худобу и «неистребимую страсть к нырянию в студёном Оредеже». Николай Кириллович поведал, как до седых волос сохранил жажду жизни: всю жизнь он имел «весёлое ремесло» шорника и никогда не сидел на месте. «Одно дело… в большом городе прожить, другое – в разных местах, среди разных людей. Тут будто и своей жизнью живёшь, и ещё от других прихватываешь».

В своём рассказе старожил вспоминает, как Иван Крамской рисовал «знакомого ему мужика Мину Моисеева»(!) «Рисовал как есть - в рваном армяке, с уздечкой и вожжами в руках, будто бы тут же надо идти Минаю коней запрягать». Николаю стало интересно, зачем петербургскому художнику понадобилось рисовать мужика: «Какая в нём, лапотнике, может быть красота?» «Нарочно сделал крюк, захожу в Большево, к Моисееву. «Зачем это, - спрашиваю, - рисовали тебя?» - «А я не знаю, - отвечает. – Дал мне барин Иван Николаевич, что на даче в Выре живёт, горсть серебра, велел смирно стоять, я и стоял. А для чего, мне ни к чему».

Николай Лупанов (судя по фото в книге, сам ставший похожим на Мину – седым, худым, только в руках – курительная трубка) побывал и в Русском музее, «видел Миная»: «…А в руках у него мою сыромятную уздечку – вернее всего, что мою, потому что во всей рождественской округе конскую упряжь в те времена делал один я, - так вот, как увидал, возгордился…Ты не смейся, не собой возгордился, а трудом своим».

Умер Мина через четыре года после того, как он позировал Крамскому. Запись о смерти (23 октября 1886 г.) уточняет датировку и возраст, в котором он скончался (ранее писали о том, что он умер в 101 год): «Рождественской волости, деревни Большева, крестьянин собственник (т.е. вышедший из зависимости и приобретший в собственность поземельные угодья – А.С.) Мина Моисеев, 82 лет, от старости». «От старости» - так записывали умерших даже в 60-70 лет, если не было явных причин смерти. Исповедь, приобщение Святых Тайн (причащение) и погребение совершал священник Алексий Скородумов. «При погребении был псаломщик Сергий Троицкий». Похоронен Мина Моисеев на кладбище в деревне Межно.

Так чем же всё-таки трогают портреты большевского крестьянина, штрихи жизни которого так интересны, лаконичны и типичны? Пожалуй, лучше Н.К. Лупанова, знавшего Мину, сказать невозможно: «…Понял я, что во всяком человеке есть своя красота… И сейчас стоит перед глазами – высокий, плечистый, сильный, - даром, что в годах, - он в жизни вроде не такой был. С чего же Крамской его сделал богатырём, ни дать ни взять Микулой Селяниновичем? Потому что разглядел, почуял в нём не только заурядного большевского мужика в домотканых штанах и рваном армяке, а как бы сразу всё российское крестьянство… какая в нём сидит богатырская сила».

Андрей Степанов, краевед, член Русского генеалогического общества

Полина Степанова