«Моя малая родина». Андрей Николаевич Колобовников. Краевед.

- Здравствуйте, вы журналист?

- Да.

- Садитесь в машину. Проедем по местам моей боли.

Огромный старик неожиданно легко поместился на водительском сидении небольшого автомобиля. Поехали.

- Все мои корни - в Сиверской.  Здесь я родился, родилась моя мама, мои дети и внуки. Здесь и умру. Сердце болит от того, что пришлось мне увидеть на своём веку. Война, разруха, восстановление, немножко счастливой жизни, и опять разруху. Людям надо умирать вовремя, вот что я вам скажу. Нельзя переживать своё поколение. Мне 84 уже. Засиделся я на этом свете.

- Ну что вы такое говорите, Андрей Николаевич? Вон вы машину так лихо водите, иной молодой позавидует.

- По улицам Сиверской я с закрытыми глазами могу ездить. Всё здесь до боли родное. Вот, видите, здесь кинотеатр был. Вечерами народ собирался. Дети из пионерлагерей, старики. Кому он мешал? Только остатки фундамента видны. Вы записывайте, записывайте!  Или боитесь, что не напечатают?

- Да почему же не напечатают? Факт есть факт. От людей же ничего не скроешь. Но, мне кажется, помимо тоски и печали о прошлом, нужно думать и о том, как восстанавливать утраченное. И, может быть, сделать ещё лучше, чем было.

- Вот здесь, на Оредеже, место для купания. Загородочки были, спасатели дежурили. Сейчас никого. Дети в городе всё время на асфальте проводят. Лето проходит, они воды не видели. Разве это дело? Дети – цветы жизни, как говорили в наше время.

Многие местные жители, завидев за рулём Колобовникова, приветственно машут рукой, нередко сигналят встречные машины. Андрей Николаевич коротко отвечает взмахом широкой ладони.  Он, явно, здесь местная достопримечательность. 

- И нам, детям Сиверской, была от пионеров большая польза. После войны, - время голодное, лебеду ели. А лагеря появились, с ними - кухни. Там можно было дрова поколоть или попилить. И тебя покормят, и домой хлеба дадут. Так и выживали.

Мы останавливаемся возле усадьбы в Белогорке.

- Вот она, самая знаменитая наша достопримечательность – Елисеевский замок. Во время войны был сильно разрушен. Я помню, как его восстанавливали. Кранов же не было, работали практически одни женщины. Так им, бедняжкам, за спину вешали рюкзак с кирпичами, и они по строительным лесам забирались вверх. Сотрудницы НИИ сельского хозяйства. Им памятник надо поставить. Я помню, как запылал праздничными огнями этот дворец во время открытия. А сейчас?

На глазах старика слёзы. Я деликатно отворачиваюсь, иду осмотреть замок. Действительно, какое - то сюрреалистическое зрелище. Жемчужина в помойке, иного сравнения не подберёшь. Даже с чисто прагматической точки зрения, это же живые деньги. Очистить эту жемчужину, подшлифовать, вернуть прежний вид, вставить в надлежащую оправу. Заблестит на всю Россию усадьба в Белогорке. Но в силу сложных юридических неувязок, увы, дело так и застыло на мёртвой точке.  

Потомок гусара и моряка

Впечатление от дачи А.Н. Колобовникова – уют. Ладная старенькая мебель, камин, цветы в горшочках, пожелтевшие от времени фотографии на стенах.

- Мой дед по линии мамы был моряком. Служил на флагманском броненосце «Князь Суворов», что погиб в печально знаменитом Цусимском сражении. Ему повезло выжить, японцы спасли. Дед по линии отца был гусаром.

Отличить на фотографиях гусара от моряка крайне сложно. Очевидно, две этих воинских профессии состязались друг с другом в умении тщательно подкрутить усы, гордо подбочениться и лихо метнуть взгляд в объектив фотокамеры.

- Но когда он встретил бабушку, вынужден был подать в отставку. Женатый гусар – не гусар. Работал после отставки машинистом паровоза. В те годы крайне уважаемая профессия. Водил состав по самой центральной ветке. Петербург – Варшава – Берлин – Париж. Когда дед выезжал из Петербурга, обязательно надевал китель с золочеными пуговицами и царскими орлами, фуражку. Поезд трогался, дед торжественно отдавал честь провожающим. Потом переодевался, начиналась работа. Но на подъезде к каждому крупному городу, Луге, например, надевал китель и фуражку снова. И когда проезжал Сиверскую, давал гудок – привет посылал своей возлюбленной! А местные этот гудок тоже ждали. Сразу шли поправлять свои ходики. Для них это был сигнал точного времени, поезд ходил минута в минуту.  Нарожали они с бабушкой семерых детей. Правда, один, самый младший, рано умер. Во время гражданской войны, от голода. Дед был на войне. Водил поезда. Железнодорожников, кстати, не трогали ни красные, ни белые. Убьёшь машиниста, кто состав поведёт? Троих детей, младших, пришлось отдать в детский дом, в Сиверский. Учителя были старой школы. Помимо чтения и арифметики преподавали рисунок, музыку, танец. Все мои дядья играли на гитарах, мандолинах. Между преподавателями и учениками сложились хорошие отношения, можно сказать, трепетные. Детей кормили хорошо, а учителям обеды не полагались. Так дети оставляли от своих обедов продукты, передавали учителям.

- Вы родились в 38-ом году в Ленинграде. А как в Сиверской оказались?

- В 41-ом сестра окончила 3-ий класс, и мама привезла нас сюда, на дачу. Началась война, всё пошло кувырком. Отец – военнообязанный, он вместе со своим заводом вынужден был эвакуироваться в Томск. Их из расположения завода даже не выпускали. А мама дрогнула, не решилась поехать с детьми в Томск за отцом. Был короткий период до прихода немцев, когда надо было решать, что делать. Немцы пришли слишком быстро, так мы оказались в оккупации. Населению ведь нельзя было сообщать о приближении врага, чтобы не вызвать паники. Только милиционерам сообщили, они прыгнули на велосипеды, уехали. Остальные все остались. Мама и дед умерли самой страшной зимой 41-42 го. От голода. Смутно помню похороны матери. Меня старушки посадили на гроб в телеге: «Вот, Андрюша, ты с матерью прощаешься», а мне интересно смотреть на лошадку, не видел их раньше никогда. Не соображал ещё, что случилось. Маме всего 34 года было.

Отец маму очень любил. Он ведь ради неё пошёл на рискованный шаг. Дед был против свадьбы. Мол, городской прощелыга хочет дочь охмурить.  Дед заявил: «Только через венчание!» Отец – красный командир, нельзя ему венчаться. Но делать нечего. Венчались не в Сиверской, где много лишних глаз, а в Белогорке, в маленьком храме. После возвращения из эвакуации отец так до конца дней и не женился, хотя женщин вокруг всегда много было.

«Гитлер капут»   

- Жизнь в оккупации помните?

- Я малой был, но кое-что помню. Посёлок был разделён железной дорогой на две части. Подходить к «железке» ближе, чем на сто метров, запрещалось.  Сразу стреляли. Так что жители одной половины Сиверской не знали, что делается на другой. Я только после войны узнал, что у нас располагался концлагерь. На нашей стороне были санатории для выздоравливающих немцев. Рестораны, кинотеатр, они здесь отдыхали. Помню наших пленных. Немцы по приходу немедленно принялись дороги строить. У нас были грунтовые, они засыпали их щебнем. Наши пленные худые, в оборванных шинелях, таскали этот щебень. Среди немцев разные были. Одному присылали из Германии маленькие конфеты, «бон-бон» назывались. Он нас этими «бонбошками» угощал, доставал фотографии своих «киндеров», показывал, что у него свои дети такие же. Но это только если офицеров не было рядом.

- Как освобождалась Сиверская?

- Как и при захвате, боёв здесь не было. Освободили Гатчину, Пушкин, немцы отсюда ушли сами. Помню длиннющие колонны наших машин в белой маскировке. Танки, артиллерия, пехота. Идут и идут на запад. У нас, в доме бабушки, остановились солдаты. Бабушка сварила чугунок картошки, сели ужинать.  Один посадил меня на колено, достал бумажный кулёк сахара, даёт мне. А я возьми да скажи: «Данке шен». Бабушка испугалась, что сейчас будет? А солдат рассмеялся: «Кончилось «данке  шен», малец! Теперь только спасибо. Спа-си-бо».

Помню немецких пленных. Теперь уже они работали на нас. Мы мальчишками любили, возвращаясь из школы, подразнить их. Из-за забора кричим им: «Гитлер капут!» Они не реагировали. Но однажды высокий фельдфебель в начищенных сапогах чётко сделал несколько шагов нам навстречу, вскинул руку в фашистском приветствии: «Нихт Гитлер капут»! Идейный попался!

Поколение

В разговоре Андрей Николаевич то и дело упоминает имена своих однокашников, соседей по улице, ровесников. История каждой семьи, как часть биографии огромной страны, которая из Российской империи трансформировалась в СССР, затем в Российскую Федерацию. Если бы я хотел снять документальный фильм об истории своей Родины, достаточно было бы взять камеру и пройтись всего по одной улице посёлка Сиверский. Здесь тебе и все тяжёлые войны нашего народа за сравнительно небольшой временной отрезок, и освоение Заполярья, Дальнего Востока, и космоса. Поколение Колобовникова, которое условно можно назвать «дети войны» - особенные люди. Они столько вынесли на своих плечах, столько повидали, сколько иным народам хватило бы на славную тысячелетнюю историю. Эти люди о самых невероятных событиях жизни говорят, как о чём-то само собой разумеющемся, словно в магазин за хлебом сходил, а не проехался по Луне на первом в истории человечества луноходе.

Звёздный час

«17 ноября 1970-го года в 6 часов 47 минут по московскому времени автоматическая станция «Луна 17» совершила мягкую посадку на поверхность Луны в районе моря Дождей». Так звучало официальное заявление Советского правительства, вызывая восторг и уважение во всём мире. «Русские на Луне» звучало на всех языках мира. Люди по ночам задирали головы, впиваясь глазами в жёлтый диск нашей космической соседки, словно надеясь разглядеть там крохотный аппарат под названием «луноход».

- Я попал в «лунный отряд» достаточно случайно, – смеётся Андрей Николаевич. – После окончания Политехнического работал в ВНИИТРАНСМАШе. В институте было спроектировано шасси для лунохода. Центр управления расположен был в крымских горах, неподалёку от Симферополя. Экспедиции требовался водитель автобуса, а у меня к этому времени уже были права 1-ой категории. Вот так и я оказался среди первых лунопроходцев. Конечно, подготовка к полёту была самым важным этапом. Метр движения по Луне измерялся километрами, пройденными во время испытаний на Земле. Поначалу долго решали, при помощи чего передвигаться по Луне. Гусеницы или колёса? Гусеницы, казалось, были сподручней, да и опыт работы с ними у нас огромный. Только один вопрос. Здесь, на Земле, в случае неудачного поворота слетела гусеница, что мы делаем?  Выскакиваем из машины, кувалды в руки, клинья. Немного повозились, - гусеница на месте. А на Луне кто с кувалдой будет бегать? Остановились на колёсах. Обратились к харьковчанам, у них там было великолепное производство спортивных велосипедов. Колёса, спицы, обод – всё должно было быть идеально надёжным. Наши друзья с Украины великолепно справились с задачей. Тогда даже невозможно было представить того, что сейчас происходит между нами и украинцами. Если бы не распад Советского Союза, ничего подобного бы не было.

Вообще, над созданием лунохода работала вся страна. Для связи с Луной в Крыму был установлен локатор диаметром 25 метров. Не обходилось и без накладок. Локатор должен вращаться вслед за нашим космическим спутником. Началась работа, и неожиданно сгорел двигатель. За новым был отправлен в Москву самолёт. Офицеры местного гарнизона не растерялись, нашли способ не прекращать работу. К подвижной части локатора приварили рельсы и поставили по взводу солдат, которые по команде поворачивали локатор. Потом и у нас случилась накладка. Через месяц пребывания на Луне мы уже освоились с управлением, стали ездить смелее, на второй скорости. В мою задачу входило контролировать пробуксовку колёс, которая в рамках нормы составляла 8-10%. И вдруг датчик резко показывает увеличение пробуксовки. 80-90%! Я запнулся с докладом, настолько это было неожиданно. Штурман строго спрашивает: «В чём дело?» А я не знаю, что ответить. Через некоторое время голос в динамиках: «Не волнуйся, Андрей, это мы в кратер попали». Короче, застряла машина! Нужно докладывать наверх об успешном выполнении задач, а у нас аппарат не может выбраться из кратера. В Центре Управления работал известный журналист, он с Хрущёвым в Америку ездил, приближённый, так сказать. Говорит: «Давайте сделаем доклад, как будто ничего не произошло. Луноход – 1 завершил свою работу, программа полностью выполнена. Отчитаемся, а там кто проверит?» Но люди годы жизни отдали этому аппарату. Надо его, родного, спасать.  Ленинградский научный сотрудник ВНИИТМ Феликс Шпак, наш дачный сосед по Сиверской, кстати, вспомнил, как в молодости штурмовал на лыжах Оредежские кручи. Короткими галсами, вправо – влево, змейкой. Предложил математическое решение. Академия наук утвердила. Потихоньку, шаг за шагом, выбрались из кратера. Ликованию сотрудников не было предела! У многих слёзы радости на глазах, взрослые мужики обнимаются, подпрыгивают, как дети. Главный конструктор
ВНИИТМ А.Н. Кемурджиан спустя годы, оглядываясь в прошлое, заявил: «Это был звёздный час нашей жизни!»

«Семья с молоточком»       

Автор-составитель книги «Сиверский феномен» Н.М. Антонова назвала статью о семье Колобовниковых «Семья с молоточком». Главный герой чеховского рассказа «Крыжовник» размышляет о том, что за дверью каждого счастливого человека должен стоять человек с молоточком, который будет напоминать о несчастных и забытых, о том, что если ты сегодня не позаботишься о тех, кому плохо, то завтра забудут и о тебе. Призвание Колобовниковых – будить память и совесть, напоминать, чтобы не уйти в забвение.

- Инициатором создания благотворительного фонда «Моя малая родина» была ваша жена, Светлана Павловна. Как появилась эта идея?

- Светлана была очень энергичным и неравнодушным человеком. Именно она стояла у истоков первых марафонов, посвящённых 40-летию Победы. Затем лыжные переходы в день снятия блокады. Хотелось отдать дань памяти ветеранам-фронтовикам, но, в первую очередь, приобщить к этому благому делу детей. Во время лыжных походов по снежной целине дети возлагают цветы к местам боевых эпизодов. Красные гвоздики на снегу – это остаётся в памяти на всю жизнь, теперь они приходят уже со своими детьми и внуками. В 1985-ом мы создали фонд. Начиналось всё с заброшенной деревушки на границе Ленинградской и Псковской областей. Её во время войны сожгли немцы за сотрудничество с партизанами, но после войны некоторые жители вернулись. К середине 80-ых там жили одни старухи. Дороги – не проехать, автолавка не приходит, заброшены, никому не нужны. Мы со Светланой писали письма в разные инстанции, стучались в самые высокие кабинеты. Никакого ответа долго не было. Поняли, что без официального лица, без общественной организации успеха не добьёшься. Фонд был создан при содействии контр-адмирала Л.Д. Чернавина, академика РАМН Г.А. Софронова, нашего великого земляка композитора И.И. Шварца, генерального директора терминала Д.Е. Черкасова. У Светланы был очень сильный характер, интерес ко всему новому, способность увлечь, повести людей за собой. Постепенно работа в фонде стала занимать всё свободное время. Одна эпопея с памятником Петру Христиановичу Витгенштейну чего стоила. Началось всё с его усадьбы в Дружноселье, которая пребывала в весьма плачевном состоянии. А вот до войны
1941-го года здесь был музей, в котором хранились раритеты войны
1812-го, библиотека, усадебный парк был в хорошем состоянии. Будем справедливы: немцы не испоганили имение, содержали в порядке и дом, и парк, здесь стояли их штабы. Разорение имения рода Витгенштейнов началось после перестройки. Первыми пропали массивные двери с часовни Стефании Радзивилл, затем было искалечено и разграблено внутреннее убранство часовни. Парк пришёл в упадок. В октябре 2007-го года по нашей инициативе в Сиверской прошёл праздник, посвящённый 50-летию начала Космической эры, и состоялась знаменитая встреча Исаака Иосифовича Шварца с дважды Героем Советского Союза космонавтом Георгием Михайловичем Гречко. Мы повезли Г.М. Гречко в имение Дружноселье. Он был крайне удручён жалким состоянием имения и впоследствии оказал нам неоценимую помощь в деле возведения памятника.

Не буду останавливаться на всех подробностях этого крайне хлопотного мероприятия, скажу только, что проект самого памятника принадлежит потомственному архитектору, каждое лето отдыхающей в Сиверской, Александре Алексеевне Морозовой. Огромную часть работы взял на себя атаман местного казачества, отставной офицер Пётр Владимирович Бабенко, помогали главы администрации М.И. Мадатова и В.Н. Кузьмин. Средства на памятник собирали всем миром. Наконец, в июле 2016-го состоялось торжественное открытие памятника. Не передать, как счастлива в этот день была Света. Увы, несколько лет тяжёлой болезни, и в прошлом году её не стало.

Настроение старика во время разговора подобно погоде нынешним летом. То выглянет и пригреет солнце, то набегут тучи, прольются дождём.

- Вы на даче с внуками живёте?

- Да, им полезно подальше от города. Они у меня все спортивные, на лыжах бегают, купаются. Старшая, Снежана, хулиганка была, сорвиголова. Но занималась музыкой. Однажды Исаак Иосифович Шварц, с ним Светлана очень дружила, спросил: «У вас девочка музыкой занимается, что же вы не покажете её своему придворному композитору?» Пригласил к себе домой на прослушивание. Они сначала долго о чём-то беседовали на веранде, потом попросил сыграть что-то на фортепьяно: «С ней можно заниматься!» Позвонил в Петербург своему знакомому: «У нас тут есть девочка одна. Ловко бегает по крышам и, вообще, хулиганка! Из неё может что-то получиться». Так Снежана начала заниматься флейтой. Поступила в консерваторию уже после смерти Исаака Иосифовича. Сейчас – лауреат нескольких международных конкурсов.

Помните, мы начинали с описания дуба у Л.Н. Толстого. Уставшее от жизни дерево, как живое существо, ведёт диалог с князем Андреем Болконским. Полны пессимизма и горечи его слова. Но вот проходит время, и князь вновь встречается с собеседником и не узнаёт его.

Теперь дуб млеет под лучами солнца, качает прекрасной кроной. Не видно старых болячек, все как будто затянулось. Его корявые ветки-пальцы тоже спрятались в сочную молодую листву. Новые веточки пробились сквозь старую кору. Он стал просто неузнаваем! Теперь он выглядел мощно и молодо, излучал радость.

Так и герой моего интервью весь преобразился, когда речь зашла о внуках и будущем. Позволю себе следующее обращение к моему герою и людям его поколения.

Уважаемый Андрей Николаевич! Вы часто говорили о том, что нельзя поколению переживать свою эпоху. Болезненно видеть изменения, которые приносят новые времена. Разрушается старое, и кровью обливается сердце. Но ведь есть и второй вариант – дожить до начала новой эпохи! После развала всегда следует восстановление, как после зимы обязательно наступает весна. Смена эпох так же неизбежна, как смена времён года. Вы – мудрый человек, и не можете не замечать, что колесо истории вершит свою работу, совершенно не обращая внимания на наши с Вами пожелания к ней. У истории свой замысел, нам не ведомый. Но интересно же пожить подольше, воспитать внуков, а там, глядишь, и правнуков. И увидеть своими глазами будущее. В конце концов, это просто ужасно интересно! Долгих Вам лет жизни, дорогой наш краевед и хранитель малой родины, Андрей Николаевич Колобовников!

Андрей Павленко