Мария Ивановна Мадатова: «Я ни о чём не жалею»

Субботнее утро, прерывистый дождик. Увы, людское оживление наблюдается только на привокзальной площади. В глубине дворов – лишь бездомные коты внимательно рассматривают заплутавшего журналиста. Вот, наконец, юноша на электрическом самокате. Снимает наушники, переспрашивает.

- Библиотека? Детская?

Впечатление, что оба слова он услышал впервые в жизни. Пожимает плечами, уезжает. Девочка-подросток выгуливает собаку, размерами превышающую хозяйку. Долго морщит носик.

- Где-то во дворах, по-моему, я что-то такое видела…

И только пожилая женщина уверенно показывает на серое двухэтажное здание:

- Памятник поэту Майкову видите? Обойдите дом, там и есть наша детская библиотека.

- А кто сейчас книги читает, особенно среди молодёжи? - заведующая библиотекой Валентина Ивановна Лукьянова, вздыхает, словно извиняясь за своих земляков... - Хотя, есть и очень читающие детки.

...Мы с Марией Ивановной Мадатовой усаживаемся за стол, и пока я включаю диктофон, она предупреждает:

- О личной жизни я бы не хотела распространяться. Всё, что касается моей прежней работы, – пожалуйста.

Мне говорили, что бывшая глава администрации Сиверского городского поселения – человек «сложный в общении», даже согласие на интервью – большая удача. Без малого три часа нашего разговора полностью рассеяли эти опасения. Мария Ивановна – великолепный рассказчик, речь ее – образная, живая. Моя собеседница не избегала острых тем, и, во всяком случае, мне так показалось, у неё было желание выговориться, объяснить будущим читателям, каково это – возглавлять поселение в «лихие» 90-е.

Мальчиш-Кибальчиш

- Мария Ивановна, раз уж мы оказались в библиотеке, какая ваша любимая книжка детства? И, вообще, вы много читали?

-  Пока не возникли серьёзные проблемы со зрением, читала очень много. Сейчас об этом не модно говорить, но любимая книга – «Мальчиш-Кибальчиш» Аркадия Гайдара. Революция, борьба за счастье трудового народа, готовность отдать жизнь за правое дело, - всё это очень западало в душу.

- Проблемы со зрением возникли ещё тогда, в раннем возрасте?

- Да, так сложились обстоятельства, что значительную часть детства я провела в интернате. Училась в малокомплектной школе, сейчас не многие даже и знают, что это такое. У нас были сначала два учителя, а потом остался один на четыре класса. На первом ряду стояла керосиновая лампа, света от неё едва хватало, чтобы осветить ближайшие парты. Из-за слабого освещения, наверное, зрение и упало. У мамы зрение идеальное, а у меня и сестры – проблемы. Причём, сестра сводная.

- Куда больше тянуло, к гуманитарному направлению или техническому?

- Я гуманитарий, конечно. Литература, история - всё это легко давалось, а вот физика, например, – ни в какую. Очень многое от преподавателя зависит. У нас учительница физики ушла в декретный отпуск, и на замену дали нового учителя. Он, скажем так, был к алкоголю неравнодушен, запойный, одним словом. Перегар и всё такое… Но физику, пока он преподавал, мы знали от А до Я. Потом вернулась прежняя учительница, и с ней прежние проблемы. Так что, когда встал вопрос, куда поступать после школы, сомнений не было: только в гуманитарный.

- Возвращаясь чуть назад, понимаю, что деление это весьма условное, но, всё же, многое говорит о человеке. Вы по натуре, складу характера, человек городской, деревенский?

- Деревенский, конечно. Родилась в деревушке Заднево Волховского района, но жили в деревне Моисеево. Сейчас там почти не осталось жителей, дома нашего уже нет, всё заросло. Но, бывая в тех местах, всё время хочу остановиться, вспомнить. Недавно были там с братом. Только колодец напоминает о прошлой жизни. Заспорили, - куда смотрел журавль колодезный. Брат говорит в одну сторону, я – в другую. Спросили у местных, я оказалась права. Я была старшая в семье, и на мне лежала ответственность за всех и за всё. В интернате - то же самое. В случае чего: «Спросите у Маши, она знает».

- Послевоенное детство – голод, холод?

- Ну, к холоду нам не привыкать. А голод… Мама посылала нас с братом в магазин за хлебом. Чёрная буханка, в полтора раза больше нынешней. С очень вкусной корочкой. Пока шли от магазина, корки на хлебе не оставалось, не могли удержаться. Впрочем, грех жаловаться. Советская власть своих детей не бросала. После интерната дали свидетельство о среднем образовании, немного денег и отправили в Гатчинское педагогическое училище.

- Почему именно педагогика?

- Абсолютно по призванию. Думаю, что если бы судьба моя не повернулась в сторону административной деятельности, из меня получился бы неплохой учитель.

Правофланговая Мадатова 

При подготовке к интервью я связался с теми жителями Сиверской, которые хорошо знали и помнили Марию Ивановну по совместной деятельности.

Вспоминает Анатолий Моисеевич Гончаров, Заслуженный учитель РФ, преподаватель физики в Сиверской гимназии.

- Я пришёл в школу на год позже Марии Ивановны. Она работала у нас пионервожатой. Дисциплинированная, ответственная, несмотря на совсем ещё юный возраст. Любила возиться с детьми, придумывать что-то новое. Наша школьная пионерская дружина гордо носила звание правофланговой. На День пионерии, 19-го мая, представляла район на Дворцовой площади Ленинграда. Это было большой честью для школы и всего Гатчинского района. Мы на Дворцовую ездили едва ли не каждый год. Мария Ивановна и в жизни была такой, правофланговой.

- Мария Ивановна, что значили для вас пионерия и комсомол, которым вы отдали много лет своей жизни?

- Я вполне искренне верила в идеалы советского общества. Как и всё наше послевоенное поколение. Никакого двуличия, всё по-честному. Может быть, излишне заидеологизировано всё было, с этим соглашусь. Но мы верили! Я и по сей день храню свой комсомольский билет, партийный. Не выбросила, не сожгла, как некоторые. Это часть нашей истории, не худшая, причём.

Иногда, в очередную годовщину, мы, бывшие пионеры, собираемся, вспоминаем. Светлое было время.

- Целью коммунистов было  воспитание человека нового типа. Как вы думаете, удалось им это?

- Думаю, да. Во всяком случае, в нашем поколении и ещё нескольких за нами. Чувство справедливости, совестливость, коллективизм. Когда у нас в деревне случался пожар, достаточно было подбежать к колодцу, в центре деревни, ударить в специальную железяку, объявить тревогу. Сбегалась вся деревня, никто не оставался в стороне. А сейчас попробуй, ударь. Мало того, что разбегутся, так ещё и позлорадничают.

- Думаю, странным образом, вера в коммунизм уменьшалась одновременно с ростом благосостояния людей. Появлялись бытовые заботы. Стенки, серванты, ковры – хрустали. Какой уж тут коммунизм.

- Да, но не только это. Партия не хотела избавляться от балласта. Когда я уже была секретарём партийной организации, вплоть до 91-го года, приходилось некоторых так называемых коммунистов за свой счёт возить в Гатчину на партийную комиссию. Они уже ни по моральному облику, ни по убеждениям не соответствовали. Просто не хотели в партии состоять, но приходилось их держать.

- Ради численности?

- Да, ради галочки. Формальностей было много, бюрократизма. Но и идейных, убеждённых хватало. Борисюк был такой, с четырьмя классами образования. Но выйдет на площадь, как начнёт говорить – площадь полна народу, слушают, затаив дыхание. Он верил в то, что говорил. Избавились бы от балласта, может, и перестройки бы никакой не понадобилось.

- Вы семь лет проработали пионервожатой. Это общественная должность была?

- Нет, штатная единица. Вам Гончаров, наверняка, рассказывал о Иване Матвеевиче Соловьёве. Суровый был директор, пионервожатые у него вообще не задерживались. Когда я рассказывала на районных или областных слётах, что проработала с ним семь лет, на меня смотрели, как на удивительный музейный экспонат.

- Да, Анатолий Моисеевич много рассказывал о нем. Строгий, в чем-то даже деспот, но справедливый.

- Вы знаете, а начальник и должен быть немного деспотом. Иначе не удержать коллектив. Соловьёв каждую планёрку начинал с «разгрома оппозиции». Это Гончаров, я, другие молодые учителя. Мы были максималистами, считали методы директора в чем-то устаревшими, вот он и ставил нас на место. При этом, за своих стоял горой. Однажды у меня вышел конфликт с директором Дома Пионеров.

- В Сиверской был свой Дом Пионеров?

- Да, конечно. На горке, где сейчас отделение полиции, располагался Дом Пионеров. Так вот, с чего-то директриса взъелась на меня. Пришла с проверкой, и всё ей не так. А я кто, пионервожатая, низшее звено в школьной иерархии. В общем, долго ходила, распекала меня, ушла. Я – в слёзы. Ивану Матвеевичу докладывают, что пионервожатая ревёт у себя в комнате. Он вызвал меня, я прихожу, вся красная, распухшая от слёз. Он молча меня выслушал, ничего не сказал. Прошло время. В районе совет директоров, подведение итогов, что-то в этом роде. Выходит директор Дома Пионеров, начинает разносить нашу школу любимую и её вожатую. Соловьёв сидит в зале с перевязанной щекой, у него уже нервы пошаливали. Она говорит, говорит и вдруг он громко спрашивает: «Вы кто?» Она от неожиданности потеряла дар речи. Весь зал смотрит на неё, на Соловьёва. Это мне рассказывала Любовь Андреевна, директор второй школы. Мол, представляешь, Соловьёв за маленькую пионервожатую в бой пошёл. Он опять: «Я вас спрашиваю - вы кто?» Она: «Я - директор Дома Пионеров». Он: «Ах, вы – директор Дома Пионеров, так извольте в мою школу заходить через мой кабинет, а не к вожатой. Я за всё отвечаю: организацию, финансы и прочее. И вам не дано права доводить моих людей до истерики. Мои вожатые – лучше всех»! Такой был человек. Мы с Гончаровым, когда встречаемся, шутим: «Соловьёв всю дурь из нас выбил!»

Из школы – в чиновники

- Тем не менее, в 1977-м году вы ушли из школы и от Соловьёва. Почему так получилось?

- Тут несколько обстоятельств. Во-первых, я к этому времени уже окончила исторический факультет ЛГУ им. Жданова. Заочное отделение, конечно, на очное или даже вечернее меня бы никто не отпустил. Но диплом о высшем образовании у меня уже был. Хотелось поработать учителем. Я все-таки пошла в школу по призванию. Однако, у нас уже работали два крепких учителя-историка, места в штате не оставалось. Второе, за семь лет, честно говоря, устала быть вожатой. Ни одного выходного, кроме каникул, разумеется, за всё это время. На выходные у нас обязательно были запланированы пионерские мероприятия. Плюс – возраст. Переросла я эту должность. Окончив «большой университет», я уже хотела чего-то другого.

- И вам предлагают стать заместителем председателя исполкома Сиверского поселения.

- Не поселения, а посёлка. Тогда ещё поселения не было.

- Это была выборная должность?

- Да, председателя исполкома и зама избирали депутаты. 75 депутатов от посёлка. Представьте себе, 75! Сейчас 15, по-моему, и то общего языка найти не могут, а тогда…

- Но всё же мы понимаем, выборы при советской власти во многом были условностью.

- И да, и нет. Сверху приходила, естественно, разнарядка. Какие люди должны попасть в депутаты. Возраст, рабочий стаж, профессия, партийность и так далее. Так что, эти 75 человек были вовсе не случайными людьми. Их выдвигали на выборах, и народ реально отдавал за них голоса. Самое главное, что в такой системе у молодого человека, как я, например, появлялся стимул для роста. Плюс, нарабатывался опыт управления, взаимодействия с людьми.

- Вы помните первый свой день в новой должности?

- Столько лет прошло, нет. Помню, как добиралась домой. Я жила тогда в Дружной Горке. С транспортом были большие проблемы. В автобус не вбиться. А мне ещё цветочек подарили в честь первого рабочего дня.

- Что входило в ваши обязанности? Благоустройство, бытовая сторона жизни? Цветы, клумбы... 

- Какие клумбы? На них вообще денег не хватало в бюджете. Взять хотя бы освещение. У нас на этой стороне ГЭС горела одна «лампочка Ильича» и на той стороне – другая. Я шесть лет отъездила в университет. Сентябрь наступает, темнеет рано, улицы пустые. Однажды возвращалась поздно вечером на последней электричке. Меня никто не встречал, иду одна по тёмным улицам. Поднимаюсь на горку и, вдруг, дикий-дикий вой слышу. Остановилась, и не понятно, то ли бежать спасать кого-то там, в темноте, то ли самой спасаться! И позвонить неоткуда, пустые дачи вокруг. На углу Куйбышева и Белогорского шоссе раньше ресторан был, как я поняла, оттуда и кричали. Вдруг, отборнейший мат пошёл, я поняла, что этих спасать не надо. Так, перебежками от одного фонаря до другого и добиралась к дому.

- А что так? Скудное финансирование?

- На всё про всё в год выделялось 40 тысяч рублей. Вот на них и живи. Это и благоустройство, и фонари, про асфальт я уже не говорю. И за каждую копейку нужно отчитаться. Освещение, дороги асфальтовые мы делали значительно позже. За счёт предприятий, у которых здесь были детские лагеря. Это год 1997-й, по-моему, когда я уже стала первым лицом. Асфальтирование начали с улицы Саши Никифорова, за счёт «Адмиралтейца» сделали асфальт. 

- Вернёмся в советские годы. Сумма в 40 тысяч чем определялась? Количеством жителей?

- Не могу сказать. В области как-то распределяли. Минимум – те самые 40 тысяч. Выбивали лимиты, крутились, как могли. Первые годы мне очень доставалось.

- Зам. председателя, потом председатель исполкома - это работа уже руководителя или человека, с которого за всё спрашивают, а возможности его крайне ограничены?

- Трудно сказать. Продержаться долго на этой работе крайне сложно, а я смогла. Характер изменился. Раньше я была плаксой, потом плакать перестала.

- Критику с трудом воспринимали?

- Критика бывает объективной и субъективной. Если меня спрашивают за всю Россию и процессы в ней происходящие, что я могу ответить? Я отвечаю за свой конкретный участок и за то финансирование, которое на него выделяют. Когда, например, началась перестройка, у многих отрезали воду.

- Как так?

- А так. Люди самопально, скажем так, подключались к водоснабжению детских лагерей. Советская власть, всё бесплатно, никто и не обращал внимания на перерасход воды. А потом начали денежки считать. И всем всё отрезали. Кто виноват? Конечно, местная власть!

Мария Ивановна говорит горячо, заметно волнуясь. Она словно продолжает спор с невидимыми собеседниками, спор о роли власти в жизни общества, особенно местной власти, о том, что она могла и не могла сделать в своё время.

- У вас от тех лет осталось чувство удовлетворения? Когда ты делаешь нечто и видишь потом плоды своего труда.

- Наверное, так сказать нельзя. Строить, созидать - это уже досталось следующим за мной руководителям. Моя задача была в том, чтобы сохранить, не разрушить. Мы, например, полностью сохранили бюджетные организации посёлка, а потом поселения, когда в 2006-м произошло укрупнение. Нам, например, удалось сохранить 3-ю школу, так называемую, «железнодорожную».

Железная дорога отказалась от своих подведомственных учреждений. Учителей, что, всех на улицу? Мы их взяли на бюджет поселения. Киноконцертный центр «Юбилейный» - то же самое. Библиотеки, больница, ФОК, 53-й детский садик. Мы – единственные в районе, кто исправно платил бюджетникам в самые трудные времена, когда люди в стране по полгода не получали зарплаты. Иногда, да, попадались на моём пути люди, не чистые на руку. Всему приходилось учиться на ходу.

Тем, кто меня критикует, я бы сказала одно. А попробуйте сами сделать что-нибудь стоящее, в тех условиях, в которых мы тогда находились. У нас не было задолженностей перед бюджетниками и в налоговой, когда я сдавала дела. Я делала то, что могла в тот период. Есть старый принцип: «Критикуя - предлагай»! Предложений было очень мало. А вот критики - сколько угодно. Я жила и работала так, чтобы потом не стыдно было смотреть в глаза людям. В том, что касается работы, я ни о чём не жалею. Пусть другие сделают лучше, я сделала для Сиверской всё, что могла.

Говорит Пётр Бабенко. В годы руководства М.И. Мадатовой в Сиверском поселении он служил в авиационном полку. Затем занимался общественной работой.

- Про Марию Ивановну иногда говорят, что она – человек замкнутый, неохотно отвечала на предложения предпринимателей и общественников. Но посудите сами. Если тебя несколько раз обманут, обведут вокруг пальца, поневоле станешь с опаской смотреть на новые предложения. Как говорится, обжегшись на молоке, дуешь на воду. На мой взгляд, она выполняла роль сохраняющего, удерживающего. Как стабилизатор в самолете. Чтобы не сорваться в пике, не разбиться. На предложения, которые она считала достойными, Мария Ивановна откликалась охотно. Например, ставший уже традиционным фестиваль «Памяти предков будем достойны», первые его годы, открывала именно она. Сама историк, хорошо понимала, как важно для народа сохранять память предков.

…О работе Марии Ивановны на должности главы Администрации Сиверского поселения можно рассказывать очень долго, но, к сожалению, рамки газетной статьи не позволяют это сделать. Наверняка о ней ещё будут выходить воспоминания, а, может быть, она и сама напишет книгу. Во всяком случае, на мой вопрос об этом она ответила с улыбкой: «Я ещё не созрела для книги». Ну что же, какие её годы?! Крепкого здоровья и долгих лет жизни вам, Мария Ивановна! 

Андрей Павленко