Геннадий Панёв: «Первым делом самолёты»

- Вот бронекапсула от нашего знаменитого штурмовика Ил-2, - рассказывает Геннадий Анатольевич. - Долгие годы со времён войны пролежала в лесу под Вырой. Будем восстанавливать самолёт. Вот копия кабины первого русского тяжёлого бомбардировщика «Илья Муромец». Вот двигатель от Пе-2, вот пушка от того же Ила. Десятки разрозненных деталей других самолётов, которым ещё только предстоит стать экспонатами, расположились в самых неожиданных местах на территории музея. А ещё в ангаре на аэродроме в Никольском в работе полномасштабные «Ньюпор-17» (макет) и «Блерио-11», который будет единственным в России реально летающим. Все эти самолеты когда-то базировались в Гатчине.

Мы совершаем небольшую экскурсию, и я едва поспеваю за невысоким, плотным, но чрезвычайно подвижным директором. Для меня экскурсия, для него - скорее обход рачительным хозяином своих владений. Немногочисленная команда сотрудников, похоже, заряжается энтузиазмом от своего руководителя и столь же подвижна и деловита.

- Вот видите, фундамент залит. Здесь будет ангар для авиационной техники периода до 1917 года. Восстановим вот эти развалины двух ангаров, в первом будут экспозиции, а во втором – экспозиции плюс кафе, магазин сувениров авиационной и исторической гатчинской тематики. Может быть, удастся поставить аэротрубу. И ещё такая задумка площадки «Патриот», где будет реконструкция части аэродрома периода Великой Отечественной войны с самолетами, полуторками, бензозаправщиком и бомбовозом, зениткой, прожекторной установкой, полковыми землянками. Заходит человек внутрь, а там, как в фильме «В бой идут одни старики». Со всеми атрибутами. Нехитрая посуда, патефон, утварь тех лет. Совместно с гатчинским авиационным госпиталем планируем экспозицию полковой медицинской землянки.

В наступающих фиолетовых сумерках, под мелким мокрым снегом ходит директор в распахнутой лётной куртке. Активно жестикулируя, рассказывает о своих грандиозных планах. Слова Геннадия Панёва представляются фантасмагорией. Невольно вспоминается «Кремлёвский мечтатель» Уэллса. Однако, если вернуться на десять лет назад, посмотреть, что здесь, на улице Балтийской, творилось тогда, - густые кусты, заваленный мусором и нечистотами пустырь, разруха. За два неполных года территория уже расчищена, облагорожена, встали не макеты, а настоящие вертолёты и самолёт. Открыта экспозиция в здании музея. Так что, кто знает, может ещё через несколько лет большинство планов директора музея воплотится в жизнь.

Что нам стоит дом построить!

- Геннадий Анатольевич, вы, насколько я знаю, вкладываете в музей свои собственные деньги. Сами себе инвестор. Как и когда начинался ваш бизнес? Вас можно назвать бизнесменом?

- Не люблю это слово. Бизнесмены в «Газпроме» сидят. А я, тогда уж, ненормальный бизнесмен. Чаще с грязными рабочими руками и в рабочей одежде. Никогда не боялся трудиться физически.

- Когда началась ваша предпринимательская деятельность?

- Наверное, нужно начать издалека, с МЖК. В 80-е годы в СССР распространена была практика строительства молодёжных жилых комплексов. В стране остро стояла проблема строительства нового жилья. Власти пошли на эксперимент. Молодые сотрудники предприятий сами должны были строить себе жилье. Естественно, при финансовой поддержке государства на стройматериалы и строительную технику. Меня вызывают в партком ЛИЯФа и говорят: «Мы хотим у нас в институте создать комсомольский молодёжный отряд, - КМСО, и построить жилой дом для института ядерной физики. Тебя рекомендуем в командиры этого отряда». Ситуация заключалась в том, что только при наличии КМСО государство выделяло деньги институту в рамках программы МЖК. Настоящих комсомольцев, до 28 лет, в отряде было немного, но пришлось пойти на некоторые ухищрения, чтобы попасть в программу МЖК и построить первый 100-квартирный дом. В отряде были физики, химики, биологи, программисты и инженеры, кандидаты наук и прочая интеллигенция. Было всего несколько рабочих (слесарей и станочников).

- Но должны же быть прорабы какие-то, специалисты именно по строительству?

- У меня был опыт халтур на Севере. У нас в ЛИЯФе за вредность по первому списку был отпуск до 45 дней. И обязательно летом, когда реактор останавливался на регламентные работы. Едешь на Севера, в основном, на стройки, где 30 дней пашешь, а потом две оставшиеся недели с семьёй отдыхаешь. За месяц мы зарабатывали годовую зарплату младшего научного сотрудника. Костяком КМСО были ребята с опытом халтур. И мы начали строить дом. Подрядчиком выступал «Спецстрой», - военная организация, которая строила реактор на ЛИЯФе. Мы к ним принимались на работу по совместительству. И без отрыва от собственной работы в институте ещё строили дом. Руководитель генподрядчика, майор, Сан Саныч все его звали, говорит мне: «Если вы будете строить дом через одно место, я всё это безобразие прекращу. Сидеть в тюрьме из-за вас мне не хочется. Какие из вас строители? Я посмотрю, что у вас из этого будет получаться». Дал нам прораба на этот объект и девочку, которая только-только окончила институт, сама лишь училась на реальной стройке и была у нас «типа мастера». Прошло какое-то время, прораба забрали на другой объект, а вскоре ушла и девочка-мастер строить то здание, где сейчас банк ВТБ. Фактически у нас ни прораба, ни мастера не было. Эти функции выполнял я.

- Но всё же. Без опыта, специального образования построить дом?

- Нет, конечно, мы прошли краткие курсы ПТУ. Кто-то учился на каменщика, кто-то на плотника или другие строительные специальности. Я сдал экзамен на стропальщика, монтажника и каменщика. Ранее в студенческом стройотряде получил «корочки» плотника, водителя электрокара. После школы год работал электриком. Но самое главное, я учился у других. У подрядчика работал строительным рабочим Василий Иванович. Пожилой аксакал такой. Мы с ним в перерыве на перекуре разговаривали. Он учил меня, как надо строить дом для себя. «Пустошовку не гоните, не жалеть раствора, плотное заполнение швов кладки. Здесь надо арматуры побольше, чтобы дом не трескался. На это обрати внимание, на то». Я все знания концентрировал, систематизировал и применял на практике. Папа у меня в 47 лет окончил строительный техникум, я помогал ему делать курсовики, дипломы и познакомился со строительной документацией. Специалистами от подрядчика на стройке были только крановщица и газовики, там нужен допуск. Всё остальное, монтаж, кладка, штукатурные, плотницкие и кровельные работы, водопровод, отопление, электрика, - всё мы делали сами.

За 2,5 года мы построили дом. Устав МЖК предусматривал обязательную нагрузку соцкультбыта: наличие детской площадки и помещений социального значения. У нас в цокольном этаже МЖК были организованы вечерний детский сад, кружки, различные секции. Мы все обязательства выполнили. Строители торопились сдать дом до конца года, но были недоделки. У меня было право подписи в акте приемки-сдачи дома. Мне знающие люди говорят: «Не спеши ставить подпись. Поставишь, и строители больше не дадут тебе ни техники, ни материалов. Недоделки замучаешься потом исправлять».

А у меня тяжело болен папа, онкология. Мама звонит: «Приезжай! Отец очень хочет тебя видеть. Ему плохо стало». Я говорю маме, что вот сейчас решим неотложные вопросы, и я немедленно приеду к ним, в Котлас. На следующий день мама звонит, что папе стало получше, так что, давай, занимайся своими делами. Это было во вторник. В четверг у нас комиссия. В среду опять созваниваемся с мамой, папа чувствует себя нормально. В четверг папа умер. Я срываюсь в Котлас, оставляю вместо себя Андрея Ильина, он был мастером в нашем КМСО, а сам с Ржевского аэродрома, тогда ещё самолёты летали, отправляюсь к родителям, точнее, уже только к маме.

По сей день не могу простить себе, что не приехал с папой повидаться. Когда его одевали перед похоронами, в каждом кармане брюк, пиджака были мои фотографии. Он очень ждал меня.

Мы молчим. Живое, улыбчивое лицо моего собеседника на некоторое время замирает. Каждому из нас знакомы эти минуты, когда неожиданно нахлынувшее воспоминание заставляет сжаться сердце и на глаза просятся слёзы.

Родители. Детство.

- Я родился в Котласе Архангельской области. В 1954-ом году. У меня родственники все «по Северам». Северодвинск, Вологда, Североморск, Мурманск, Холмогоры – наши родовые места. На долю мамы очень тяжёлые испытания выпали в детстве. Сначала погиб отец. Смерть, можно сказать, нелепая. Упал с телеги, попал под колесо. До больницы его довезли, но врачи уже ничего не смогли сделать.

У нас на Севере было такое выражение: «Полежать на шестке». Зимы холодные, избы плохо прогревались, и когда печку протопят, дрова прогорят, дети забирались «на шесток» этой печи, туда, где чугунки стоят, чтобы согреться. Мама девочкой забралась туда, но оказалось, что печь ещё не полностью прогорела, платье на ней вспыхнуло. Платье было из грубой домотканой ткани. И она, раздетая, только в этом платье, по морозу побежала к маме, которая ушла в гости на другой конец деревни. Бежит, плачет, кричит, платье разгорелось, и у неё получилось большое поражение кожи. Последнее, что она помнит, лежит в больнице, а на коврике рядом с кроваткой её мама. Когда выписали из больницы, её мамы уже не стало. Не выдержала всех этих переживаний. Сначала муж погиб, потом с дочерью такая беда. Так моя мама стала сиротой.

Я слушаю Геннадия Панёва и думаю: какой же невероятной выносливостью, неприхотливостью и силой духа должен обладать русский человек, чтобы выносить все те бесконечные беды и страдания, что выпали на его долю. Для какого-нибудь западного человека то, что рассказывает мне сейчас собеседник, послужило бы основой для фильма ужасов, не меньше, нечеловеческой трагедии, а у нас … жизнь, как жизнь.

- Маму отправили в детдом в Архангельск. Вскоре началась война. Немцы всего два раза бомбили город, а, надо сказать, Архангельск тогда был весь деревянный. После первой бомбежки детдом эвакуировали в Котлас. Во время второго налета практически весь город выгорел. В том числе сгорело и здание детдома. Потом она окончила 7 классов и поступила в ПТУ, стала слесарем. Там, в Котласе, они с папой и познакомились. Он жил под Тотьмой, это Вологодская область. У папы был старший брат, Геннадий. Он погиб на войне в 44-м году. Я родился очень похожим на него, и моя бабушка сказала: «Это Бог вернул мне сына». В честь дяди меня и назвали Геннадием. Вот посмотрите.

Геннадий Анатольевич ставит на стол увесистый саквояж. Достаёт из него фотоальбомы, папки с документами. В семье Панёвых бережно хранятся письма, документы, орденские книжки деда и дяди. Мы вместе читаем письма, написанные по большей части карандашом, представления командирами его родственников к наградам. От слов приказов и пронзительных писем с фронта в помещении музея истории военной авиации словно просыпается дух тех жестоких и героических лет. Глядя, с каким увлечением Геннадий Анатольевич перебирает документы, знаменитые фронтовые письма-треугольники, понимаешь, что идея воссоздания землянки времён войны, как в фильме «В бой идут одни старики», не просто желание создать оригинальную музейную экспозицию, а искреннее стремление отдать дань памяти людям того поколения. И ещё. Если бы в каждой нашей семье так же бережно относились к памяти предков, за окнами музея была бы другая Россия.

Котлас – Гатчина

- Жила наша семья очень бедно. Сначала в самом Котласе, потом в воинской части неподалеку. Там находился самый крупный на Севере склад ГСМ. Отец большую часть жизни проработал водителем, потом в железнодорожном депо. И только когда в весьма зрелом возрасте окончил техникум, проработал некоторое время начальником электрохозяйства части.

Жили мы в типовом для воинских частей щитовом домике. Если бы не подсобное хозяйство, корова, куры, не знаю, как бы мы выжили. У меня вскоре появилась младшая сестрёнка, так что времени для обычных мальчишеских развлечений почти не оставалось. Мама сестру ещё грудью кормила. Помню, сцедит утром молоко по баночкам, чтобы я днём кормил сестру, а сама – в лес. Грибы, ягоды можно продать на рынке и немного заработать денег на жизнь. На мне - возюкаться с сестрой, дрова, вода, уголь. Если зимой много снега выпадет, то еще расчистить снег. Скот нужно кормить. Комбикормов не было, чем кормить скотину? Хлебом. В магазине тогда выдавали по две буханки чёрного хлеба на руки. Как сейчас помню, по 14 копеек буханка. Встанешь в очередь, купишь две буханки, отложишь в сеточку, опять занимаешь очередь. И так шесть раз. Приносишь домой 12 буханок хлеба. Так и жили. 

- У нас сейчас многие склонны идеализировать советское время. Но ведь то, что вы рассказываете, совсем не рай на земле.

- Да, не рай, но люди тогда другими были. Порядочными. Особенно у нас, на Севере. Суровые условия жизни, точнее, выживания, требовали от людей взаимопомощи, солидарности. Никогда не было такого, чтобы ты идёшь, например, по дороге, останавливаешь проезжающую машину, и она не остановилась. Ребёнок ты, взрослый - не важно. Сегодня не остановишься ты, завтра не помогут тебе. Замёрзнешь в пути. Люди чётко делились: вот «хороший» человек, вот – «плохой». «Плохих» значительно меньше, конечно, но если ты, вдруг, оступился, совершил нехороший поступок, попал в категорию «плохих», назад выбраться, ох, как трудно.

- В школе хорошо учились?

- А там трудно было плохо учиться. Классы маленькие, по пять-шесть человек. До четвертого класса в одном помещении занимались сразу два класса. Один учитель. Даст одним задание на доске, у других «домашку» проверяет. Тут не получится, как в больших классах, «сачкануть», мол, раз меня вчера вызывали к доске, теперь неделю можно не волноваться. Каждый день нужно было работать. И вообще, я рано понял, что всего в этой жизни могу добиться только собственным трудом.

- Как в вашей жизни появился Ленинградский институт авиационных приборов, ЛИАП? Всё та же мечта об авиации?

- В 11-ти километрах от воинской части, где мы жили, был аэродром, куда я часто ездил летом на велосипеде, а зимой на лыжах. Я мечтал стать лётчиком, хотел поступать в Суворовское училище. Но в 7 классе резко упало зрение. Очень много читал, и даже когда родители выключали свет, читал под одеялом, с фонариком. Отсюда и проблемы со зрением. О Суворовском и авиации можно было забыть.

- Ухудшение зрения, расставание с мечтой - это была трагедия?

- Ну как, трагедия. Со временем я понял, что все повороты судьбы, сложности, они идут только на пользу. В народной пословице не зря говорится: «Что ни делается, всё к лучшему».

Знаете, как я с женой познакомился? Та же ситуации. На первом курсе мне нравилась одна девушка – Галя Ушанова. У нас в группе ровно пополам было мальчиков и девочек. И вот нравится мне Галя. Мы даже сегодня, когда встречаемся, смеёмся: «Ну, привет студенческая любовь!» Жена её тоже хорошо знает. Первая на курсе свадьба. Естественно, все студенты приглашены. И я отслеживаю глазом, как бы сесть за стол рядом с Галкой. Смотрю, место свободно! Пока пробирался вокруг стола, рядом с ней сел другой наш однокурсник, Борис Колтышев. Ё-моё! Что делать? Смотрю налево - направо, куда бы сесть? Нашёл свободное место, весь в расстроенных чувствах. Рядом сидит девчонка. Не знакомая мне. А это была подруга невесты. Глянул на эту девчонку… На следующий день мне ребята говорят: «Ну всё, Гена, ты пропал!» Я от неё весь вечер глаз не отводил. Галина Павлова, красивая, с причёской, как у Анжелы Дэвис. Следующая свадьба на курсе была наша с Галей. По сей день вместе. Две прекрасные дочурки, шесть внуков и внучка.

«Ореол»    

После ЛИАПа Геннадий Панёв долгие годы трудился в ЛИЯФе. В 28,5 лет был призван в Советскую Армию. Служил на Украине, в г. Узин, обслуживал ракетоносцы Ту-95. И были прекрасные отношения с местным населением. После армии вернулся в ЛИЯФ.  Построил себе квартиру, вырастил двух дочерей. Но пришли те самые, пресловутые 90-ые годы. Весь прежний привычный мир рухнул. По сути, жизнь пришлось начинать заново.

- Мы говорили, что точкой отсчёта предпринимательской деятельности можно считать МЖК. Каким образом они связаны?

- В рамках МЖК был построен молодёжный культурный центр. При нём кафе, его в народе так и называли – «Кафе МЖК». Вокруг кафе вскоре стали появляться люди, скажем так, подозрительного вида. Это конец 80-х, начался уже передел собственности. И мне стало так обидно, что мы вложили душу в строительство, а тут могут появиться какие-то непонятные личности и всё забрать под себя.

Наш дом и весь комплекс были первыми в Ленинградской области, но не в стране. Мы узнали, что в Свердловском МЖК, например, есть своё кабельное телевидение, своя ТВ студия. Мы подумали, а почему бы и нам не попробовать? Тогда уже начали работать видеосалоны, помните все эти фильмы на видеокассетах? «Горячая жевательная резинка», «Девять с половиной недель» и тому подобное. Мы решили поставить в кафе МЖК видеомагнитофон, оборудовать зал видеосалона. Люди будут за деньги смотреть фильмы в кафе, а в каждую квартиру МЖК мы проведём коаксиальный кабель, и жители МЖК смогут бесплатно смотреть трансляции из кафе. Телевизионных каналов в эфире тогда было 3-4, а тут такое нововведение.

Сказано – сделано! Так у нас появился, скажем так, видеосалон на квартире. В соседнем с нашим доме 11 на Подрядчикова жили три замдиректора института, председатель профкома, ну и моя тёща. Пришлось дотянуть кабель до соседнего дома. Мы тащили кабель из салона, прокладывали его по крыше и подмешивали сигнал к антенне коллективного приёма. У квартиры устанавливали разъём-перевёртыш от списанной вычислительной машины БЭСМ-6. Человек мог смотреть обычное телевидение, а когда хотел, переворачивал разъём, и у него появлялся дополнительный телеканал. Таким образом, уже два дома были подключены к кабелю. Появилась сеть. Это был, конечно, только ещё прообраз кабельного телевидения. В институте быстро разнеслась весть, что вот есть возможность смотреть кино по кабелю. Один замдиректора подходит, «что вам стоит и мне протянуть кабель», другой с той же просьбой. Как откажешь? Мы стали тянуть кабель дальше, но столкнулись с технической проблемой. Изображение на экранах стало двоиться. Как? Почему? У нас же все учёные, физики высшего уровня. Поняли, что для того, чтобы улучшить изображение, нужно тянуть отдельный кабель КТВ, и по нему уже транслировать телепрограммы и фильмы из салона. Так, постепенно, развивалась кабельная сеть в близлежащих домах, а затем и во всей Гатчине.

Но мы были не одни в городе. На Аэродроме развивалась подобная сеть, в районе Урицкого и Володарского ещё одна. Город раздирался на три района, но каждый сам по себе не мог быть рентабельным. И тогда у меня появилась идея создания частного предприятия «Ореол» с тем, чтобы установить единую кабельную сеть в Гатчине. Было совещание с двумя другими основателями кабельных сетей, и мы, поначалу, поделили город на несколько районов. Затем «Ореол» заключил договор с администрацией на обслуживание антенн коллективного телевизионного приёма. Начало 90-х. Работали по 12 часов, в любую погоду на крышах домов и по чердакам. Однажды в офис «Ореола» в подвале кафе МЖК пришли местные братки. Подробностей рассказывать не буду, многие люди ещё живы, но платить мы никому не стали.

- Какие годы были самыми трудными?

- Да все были трудными. Лёгких не помню. Но период с 1990 по 1997-й, наверное, самый тяжёлый. Я все эти годы говорил жене: «Галя, потерпи, всё будет хорошо». И она терпела. Я очень благодарен и Гале, и дочерям, что вытерпели меня, такого ненормального.

Еще мне жена говорит: «Сколько лет мы вместе, у тебя один и тот же условный рефлекс. Что бы ты ни делал, как бы ни был занят, стоит появиться в небе самолёту, и ты …делаешь стойку, провожаешь его преданным взглядом».

Музей

- Сейчас музей для вас - главное дело жизни?

- Можно сказать и так. Я понимал объём работ и уровень затрат. Но это как с маленьким ребёнком: хлопот с ним больше, чем я себе представлял в самом начале. Для того, чтобы вкладывать серьёзные деньги для реконструкции ангаров, земля должна находиться в собственности, а не в аренде, как сейчас. На начало создания музея была проведена оценка стоимости земли. Сумма получилась большой, но вменяемой. Через два года сумма взлетела в пять раз! Как развиваться, если нет никакой уверенности в завтрашнем дне?

- Городу нужен музей?

- Нужен! Музей стал частью проекта «Аэропарк», можно сказать, его паровозом на старте. Идею музея поддержали власти города, района и области. Никаких финансовых вложений от них нет, но оформлены долгосрочные договора аренды на руины ангаров. Порой от администрации здесь мало что зависит. В соответствии с законодательством, некая фирма выигрывает тендер на право оценки объектов. И у них свои методики и критерии для расчета. В итоге и заявлена гигантская сумма. Тем не менее, имеем то, что имеем… Я хочу сказать, что при всей моей любви к авиации, при том, что музей для меня, всё равно, что любимый ребёнок, если дело будет продолжаться в том же духе, я откажусь от проекта или сделаю паузу.

- Но вы уже втянулись!

- Из опыта своей жизни я понимаю, что в любом деле без серьёзных вложений сил, ума, здоровья, трудов и денег хорошего результата не получишь. Уже выполнен большой объём работ по благоустройству, отремонтирована часть первого ангара, организованы экспозиции музея, сформирована стоянка вертолётов и самолётов. И самое главное, активно работает коллектив специалистов. А сколько сделано других работ, не видимых глазом! Был спланирован огромный объем работ на летний сезон 2023 года. И очень жаль терять это время. Я надеюсь, что мы сможем найти достойное решение возникших проблем, чтобы активно продолжить создание единственного в стране специализированного авиационного музея в Гатчине, на родине российской военной авиации. 

На такой, неожиданно грустной ноте закончился наш разговор. И всё же, учитывая неудержимую энергию Геннадия Панёва, зная, что он выбирался и из куда более трудных ситуаций, верится, что и на сей раз судьба преподнесёт ему неожиданный и счастливый поворот.

Андрей Павленко