Акварели судьбы Валентины Филипповой

- Не женщина - буря, ураган! – лучась светлой улыбкой, говорил священник. - О таких нужно фильмы снимать, книги сочинять! На них земля наша держится.    

Книгу не книгу, но статью нужно написать. Набирая номер Валентины Ивановны, я уже просчитывал маршрут до Суйды, где она жила всё последнее время, но приветливый голос в телефоне, диктуя адрес, немало удивил. Оказалось, что Валентина Филиппова живёт в Гатчине, на ул. Достоевского, буквально в соседнем доме! Желая сориентировать меня получше, Валентина Ивановна спросила: «Вы же знаете деревянную самодельную скамеечку, она здесь одна такая, мои окна напротив, заходите!»

Деревянная скамеечка под густой кроной черёмухи хорошо известна пожилым людям нашего двора. Стандартные лавочки от подъездов по непонятной причине давно уже убраны, и выйти, подышать свежим воздухом, переброситься словечком с соседями просто негде. Скамеечка Валентины Филипповой стала уютным пристанищем для пожилых людей днём и молодёжи – вечером.

- Её сколотил мой приятель из Суйды, Пётр Алексеевич Несслер. Будь моя воля, я бы многое переустроила в наших дворах. Они абсолютно похожи один на другой, не имеют своего лица. Я ведь значительную часть жизни занималась дизайном, то есть художественным оформлением пространства. Но, увы, нас, стариков, уже не хотят слушать.

Для характеристики образа Валентины Ивановны и её квартиры наиболее подходящее слово – «элегантная». Картины и фотографии на стенах, немногочисленная, аккуратно расставленная мебель, всё в меру и со вкусом. Мы садимся за стол, чашечки с дымящимся ароматным кофе, неторопливая беседа о невероятно насыщенной событиями жизни. Невольно, в окружении акварельных работ хозяйки дома, приходило сравнение с этой техникой живописи: где воздушные, прозрачные яркие тона сочетаются с весьма разнообразными тёмными слоями красок. Всё как в жизни.  

Квартира от Сталина

- Родилась я в Сибири, в селе Студёновка Красноярского края. Мама с четырьмя детьми жила там в эвакуации. В 1945-м отец вернулся с фронта, и на свет появилась я, пятый ребёнок в семье. В детстве я была предоставлена самой себе и природе. Вокруг кедры, лес, сад, небольшой огород. 

Первое отчётливое воспоминание о Студёновке - длинная такая деревня вдоль реки, отец ведёт меня за ручку, и нас на телеге догоняет какой-то мужчина. Кричит: «Иваныч, Иваныч! Тебе награды пришли!» Отец лежал в госпитале, ранен был в грудь, сквозное ранение. Награды свои не успел получить. Только в 49-ом его нашли, вручили. Два ордена Славы и орден Красной Звезды. И ещё медали. Отец отдал их мне. Игрушек у нас не было, я игралась его медалями и орденами. Тогда солдаты спокойно относились к наградам. Главное, что победили и живы остались.

В 1950-м мы вернулись из эвакуации в Великие Луки, на родину мамы. И вскоре нам дали новую квартиру. В самом центре города. Квартиру дал сам Иосиф Виссарионович Сталин.

- Как так получилось?

- У меня три старших брата. Один уже отслужил, второй, Василий, как раз проходил службу. Он был грамотный парень, и его поставили на должность секретаря командира части. И вот он сел и написал письмо товарищу Сталину. Мол, у нас отец воевал, награждён высокими орденами. Четыре сына у него и дочь. Старший прошёл службу в Советской Армии, я сейчас служу, и два младших тоже пойдут защищать нашу Советскую Родину. Такое патриотическое письмо. Поставил треугольный штамп, печать командира части и отправил в Москву, в Кремль.

- Так он на что-то жаловался или просил в этом письме?

- Не знаю, я же маленькая была, пять лет всего. Но вскоре отца вызывают в горком партии, а он беспартийным был, и устраивают разнос: «Вот, твой сын самовольно написал письмо товарищу Сталину! Как он посмел!» Отец пожал плечами, сын взрослый человек, сам за себя отвечает. Хорошо, напишу ему в часть письмо, поругаю. А ещё через несколько дней уже нам приходит письмо. Там чётко написано: «В трёхдневный срок предоставить новую квартиру». И подпись - Иосиф Сталин.

Мама больше испугалась этого письма, чем обрадовалась. Мало ли, что теперь с нами будет! Отца вновь вызывают в горком и везут в самый центр Великих Лук. Выбирай любую трёхкомнатную квартиру. А жили мы тогда, действительно, в ужасных условиях. В землянке. По полу лягушки прыгали. Мама ловила их отцовским сапогом и выбрасывала на улицу. Великие Луки был почти полностью разрушен во время войны, по городу проходил фронт. С жильём - огромные проблемы. Родители мои были настоящими советскими людьми. Постеснялись брать трёхкомнатную: может, кому нужнее, чем нам, и отец сказал: «Дайте нам комнату, метров 12, достаточно будет». И вот нас, отца с матерью, двух старших братьев и меня поселили в такой комнате.

Рядом жила женщина – учитель с двумя детьми, в третьей комнате – редактор газеты «Великолукская правда». Так и жили некоторое время. Потом, когда областной центр переместился из Великих Лук в Псков, партийное начальство тоже переехало. И нам удалось обменять свою комнату на двухкомнатную квартиру на улице Гастелло. Это берег реки Ловать, путь «из варяг в греки», слышали, наверняка.

Упоминание о древнем торговом пути совсем не случайно в рассказе Валентины Филипповой. Связь с историческим прошлым, желание восстановить памятники старины, увековечить их для потомков – одна из самых ярких красок в палитре её судьбы.

Уроки рисования

Где берёт истоки река творчества? Когда и как человек понимает, что создание, сотворение нового – есть его предназначение на этом свете? Более-менее понятно, когда в семье музыкантов или художников ребёнок с самых ранних лет приобщается к жизни и увлечениям родителей. Но деревенская девочка из самой что ни на есть простой семьи?

- Отец, когда вернулся с войны, занимался тем, что помогал строить дома. Особенно ему удавалась работа по дереву. Он делал кружевные наличники. От его трудов оставались какие-то деревянные обрезки. Я из них собирала игрушечную мебель, деревянных кукол, поделки всякие. А мама замечательно умела петь. Про неё говорили: «Запоёт – берёзка закачается». Моя старшая дочь сейчас регент хора храма Иоанна Милостливого в Красносельском районе Санкт-Петербурга. Окончила консерваторию, ей страсть к пению от мамы передалась. А я всё больше по чурочкам деревянным, рукоделием, картинками интересовалась.

Когда я из начальной школы переходила в пятый класс, наша новая классная руководительница Анна Ивановна Пятернёва почему-то обратила на меня внимание, сказала: «Девочка, пойдём-ка со мной. Будем стенгазету рисовать. Вот сейчас детки придут первого сентября, а у нас уже стенгазета готова». Дала тексты, картинки и ушла. Я, как могла, написала тексты, срисовала картинки. Анна Ивановна вернулась, всплеснула руками: «Ах, какой у тебя почерк красивый, рисовать умеешь, будешь у нас редактором стенгазеты!» И так я до окончания школы занималась стенгазетой. Была главным редактором. Обошла все кружки в городе. Танцевальный, музыкальный, кройки и шитья. Но остановилась на кружке рисования. Руководил им главный художник местного драматического театра. Он меня сразу начал выделять. Помогал, указывал на ошибки, а когда пришло время поступать в институт, предложил дать рекомендацию. Хотел, чтобы я тоже стала театральным художником. Но я была гордая, самоуверенная – отказалась. Привыкла рассчитывать только на свои силы. Учитель не обиделся. «Ты поступишь», - сказал.

Хотела поступать в архитектурный, в Ленинград, но мне сказали, что берут только с ленинградской пропиской. Я уже собралась домой, но из Красноярска приехал брат. Он из Великих Лук вернулся в Сибирь, считал её своей родиной. Сибирь его всегда манила к себе, обратно. Говорит: «Поступай к нам, в Красноярское «Суриковское». Я любила этого художника, брат обещал приютить у себя, всё не одна. И мы поехали.

- В 17 лет, на другой край земли? Вы, наверное, были очень решительной и бойкой девчонкой?!

- А девушка и должна такой быть. Особенно, если перед собой поставила большую высокую цель. И, скажу больше, Сибирь меня тоже манила к себе, как и брата. Я и сейчас бы туда уехала. Наши аккуратные, цивильные города хороши для учёбы, спокойной жизни. Но для творчества нужен простор, нужен Енисей, сибирская зима. Вы представляете, ширина Енисея в городе – два километра. Мороз под сорок градусов. Каждый день ты на трамвае едешь с одного берега на другой и обратно. Тогда ещё не всем места хватало в трамвае, а ехать надо. Мальчишки, взрослые мужчины, цепляются сзади за трамвай, особыми крюками и едут через мост. Люди там особенные, другие. Сильные характером, они резко отличаются от населения европейской части. Особая закалка. Я довольно легко поступила, и уже на втором курсе выскочила замуж.

- Та самая пресловутая первая любовь?

- Я бы не хотела особо на этом останавливаться. Восемь лет мы с Геннадием, первым мужем, были вместе. Яркая, страстная и одновременно мучительная жизнь вдвоём. Тяжёлый период.

Уроки жизни

- Мы расписались тайком от всех, прежде всего, от родителей. Даже брат, у которого я жила, не знал. Понимали, что никто не одобрит этого нашего решения. Геннадий учился на курс старше и был, несомненно, очень талантлив. Весёлый, симпатичный. Я влюбилась. Он тоже. Расписались за рубль пятьдесят, как сейчас помню. Вдвоём, больше никого не было. И вот мы уже муж и жена. Жили в детском садике. Работали там уборщиками и сторожами одновременно. Надо было себя как-то содержать. Одну ночь он дежурит, другую я. Он ломом разбивает лёд, я лопатой чищу снег. В наши обязанности входило ещё мытьё посуды на кухне. Там много еды оставалось в огромных кастрюлях. К нам приходили голодные студенты, сокурсники. Усаживались за большой железный стол на кухне. Наедались досыта, но за это мы просили их мыть посуду. Они всё вымоют тщательно, утром сдаём кухню повару. Студенческое счастье. Но по окончании училища мы расстались.

- Что случилось?

- Я хотела детей, а он – ни в какую. Главное – Искусство! Говорил: «Представь, эти гномы бегают по комнате, кричат, плачут. Они нам будут мешать рисовать!» А я считала, да и по сей день так думаю, что главный шедевр женщины – её дети! Бывало, идём с этюдниками по городу, на пейзаж. Навстречу – девушки с колясками. У меня сердце сжимается от желания родить своего ребёночка. А он всё своё: «Главное – Искусство».

В общем, после одного случая я решила, что жить с ним не могу. Вернулась домой, в Великие Луки. Очень переживала, больно было. Устроилась работать в художественные мастерские, филиал Ленинградских. Геннадий не выдержал, приехал ко мне. Попытались жить заново. В мастерских не было потолка зарплат. Работа сдельная. Получили заказ на полторы тысячи, например, делили на время работы и количество мастеров. Сделали работу - получили деньги. У меня на сберкнижке лежали шесть тысяч. Но жизнь с ним никак не налаживалась. Наконец, развелись официально. Я сняла деньги с книжки: «Тебе три тысячи, мне три. Расстаёмся окончательно». Не знаю, иногда мне кажется, что кто-то ведёт меня по жизни. Не Господь Бог, конечно, я не настолько самонадеянна, но, может быть, ангел-хранитель? И такой случай. Он уехал на вокзал, я осталась дома одна. Я знала, во сколько отправляется поезд на Псков. И вот время подходит, и, представляете, я не выдержала, побежала на вокзал: «Верну его!» Поезда уходили с двух путей, по обеим сторонам здания вокзала. Я прибежала, но с другой стороны от той, где был его состав. Поезд на Псков ушёл, увёз его. Теперь думаю, оно и к лучшему. Всё равно ничего хорошего у нас бы не получилось.

Валерий 

Говорят, что «случай – проявление Бога на Земле». Рассказ моей собеседницы подтверждает эту поговорку. Встреча с будущим мужем, главной любовью жизни, отцом троих её детей, произошла в каких-то воистину мистических, булгаковских тонах.

- Расскажу, не поверите, но будущего мужа я увидела во сне. Мы ещё жили с Геннадием, снимали комнатку у одной старушки. Во время очередной размолвки он ушёл из дома, я осталась ночевать одна. В соседней комнате хозяйка – Анисья Фёдоровна. Я пожелала ей через стенку спокойной ночи, уснула. Во сне голос откуда-то сверху: «Хочешь, я покажу тебе твоего мужа?» Ну, я-то думала, что сейчас мне Гену покажут. «Хочу», - говорю. У нас в комнате стояло овальное зеркало, надтреснутое. Оно ко мне медленно поворачивается, и я вижу профиль мужчины. «Ой, - думаю, - это же не Генка!» И не успела ещё глаза как следует открыть, схватила с тумбочки карандаш и на обоях зарисовала этот профиль. Привычка художника, всё зарисовывать. Утром говорю Анисье Фёдоровне: «Представляете, ночью во сне мужа своего видела, но это не Гена». А она мне: «Я и не сомневалась, что вы разведётесь!» Она очень верующая была, наша хозяйка, в церковь постоянно ходила. Это ещё в Красноярске, задолго до нашего расставания. Как хотите, так и воспринимайте, но было именно так, как я рассказываю.

Прошло много лет. Я работаю в Великих Луках, в художественных мастерских. Там же работали ребята, что делали памятники на могилы. Я сижу, болтаю с главным бухгалтером. Открывается дверь, входят пожилая женщина, элегантно одетая, представительная и с ней молодой, интеллигентного вида мужчина, как позже выяснилось, её сын. Я смотрю на него: «Где-то я видела этого мужчину!» Они хотели заказать памятник на могилу мужа и отца. Бухгалтер наш довольно резко ответила, что такие работы у нас больше не производятся. И действительно, цех памятников закрывался. Мать и сын не стали спорить, ушли. Меня  какая-то сила подтолкнула, я побежала за ними. Догоняю, говорю, что знаю ещё одну мастерскую, где могут выполнить их заказ. И всё смотрю на мужчину, не могу вспомнить, где я его видела. Назвала адрес, они поблагодарили, ушли. Проходит дня три, сижу дома, рисую свои картинки. У меня тогда очень много акварельных работ выходило. Готовилась к персональной выставке в Поганкиных палатах в Пскове.

- Где?

- Поганкины палаты. Там выставки художников и скульпторов проводились. После персональной выставки меня должны были принять в Ленинградский Союз художников. Но думаю, сколько еще вот так сидеть одной? Может, пора и в люди выйти, хотя бы прогуляться. Сделала причёску, шпильки, костюм брючный, вязаный, очень модный тогда, пошла. Иду вдоль Ловати, плотина через реку. В сквере на том берегу слышна музыка. Духовой оркестр играет. Думаю, пойти мне налево, в город, или через плотину, в сквер. Решила послушать музыку. Перешла через реку, иду по скверу и вижу: на скамеечке в конце аллеи сидит тот самый мужчина, что приходил памятник заказывать.  

Спрашиваю его, получилось ли договориться в той мастерской, куда я их с мамой направила? Он грустно так отвечает, что нет. И таким он мне показался беззащитным, беспомощным в этот момент, от жалости сердце разрывалось. Я решила, что сделаю памятник сама. Мне ребята из мастерских не откажут. Скажу, что своему отцу памятник. У него на могиле уже стоял памятник, но они-то этого не знали. Проект придумаю и нарисую, они сделают. Что меня подтолкнуло к такому решению, не знаю. Но так я познакомилась со своим будущим мужем Валерием. Он работал главврачом психиатрической больницы в деревушке Алоль под Псковом. Прогуляли мы с ним в первую встречу до двух ночи, всё не могли наговориться. Внешне очень интеллигентный, даже беспомощный, как я говорила, он стал надёжной опорой для меня. Он был настоящим главой семьи, мало говорил, но всегда так, что не возразишь. Своим спокойствием уравновешивал мой беспокойный характер. Несколько лет назад он умер. Инсульт. Но как память о нём остались трое прекрасных детей и семеро внуков.

Храм Воскресения Христова

В беседе с Валентиной Ивановной Филипповой мы затронули множество тем. Начиная с географических перемещений от Красноярска, через городок Резекне в Латвии, Никольское и Суйду до Гатчины, заканчивая правилами композиции в рисунке. Всего не передашь в газетной статье, но, несомненно, в центре жизненного рисунка, что прихотливо рисовала её судьба, стоит храм Воскресения Христова в селе Воскресенском. Опять случай. Впервые они с мужем оказались на месте строительства будущего храма, путешествуя по области на автомобиле. Это был 1980-й год.

- Мы остановились, увидев за кладбищем, где сейчас могила Ганнибала, странные холмики на окраине большого поля. Это были захоронения солдат, погибших в Северной войне со Швецией. Ещё времён Петра. Они заросли уже мхом, потеряли очертания могил, превратились в холмики, почти сливаясь с окружающим пейзажем. Там же мы нашли чёрную мраморную плиту с лаконичной надписью - Ганнибал Абрам Петрович. Это была настоящая могила предка Пушкина. Потом поле распахали полностью под нужды местного ОПХ (опытно-производственного хозяйства). Всё исчезло. И могила Ганнибала, и захоронения солдат. Честно говоря, нынешняя могила, да и сам храм поставлены на предполагаемом месте прежних. Абсолютно точно их уже не восстановить. Именно тогда у меня появилась мысль - поставить здесь часовенку. Нехорошо это, люди зарыты в землю, и над ними картошка растёт. Для начала из своих денег заплачу, потом люди помогут. Проект храма создан Александром Александровичем Сёмочкиным, нашим замечательным архитектором.  

Огромную помощь оказывал Анатолий Алексеевич Ледовских, он тогда был главой администрации Гатчинского района. Через него я вышла на человека, фамилию которого он долго не хотел называть, но потом я лично с ним познакомилась. Это был Геннадий Николаевич Тимченко. Он оказал неоценимую помощь, совершенно не афишируя свою деятельность. Иван Григорьевич Козлов, директор Вырицкой фабрики «Узор», известный предприниматель из Сиверской Николай Петрович Ботка тоже не остались в стороне от благого дела. Помогали сотни, пожалуй, даже тысячи человек. Храм, действительно, стал народным. Предлагаю вам и всем читателям «Гатчинской правды» посетить эти места 14 мая, в день памяти Абрама Ганнибала. И, естественно, 6-го июня, в день рождения Александра Сергеевича.

- В финале разговора – простой вопрос. Что для вас акварель?

- Я, с вашего позволения, отвечу стихами собственного сочинения, написанными ещё в молодости. Они, может, и неказисты, с поэтической точки зрения, но верно отражают мои мысли и эмоции. Они неизменны с самых юных лет по сегодняшний момент.

Акварель – это воздух, вода и стихия.

Стихия души и фантазий полёт!

Художника радость и творчества сила,

Надежда, зовущая только вперёд!

Андрей Павленко

Фото из семейного архива Валентины Филипповой