Трагедия Гатчинского дворца

В истории январских событий 1944 года, связанных с освобождением Гатчины от немецко-фашистских захватчиков, особенно беспощадным актом вандализма является уничтожение Большого императорского Гатчинского дворца – выдающегося памятника отечественной истории и культуры. Нанесённый варварами громадный ущерб дворцу-музею и его коллекциям в полной мере оценить невозможно, а восстановительные работы продолжаются до сих пор. Поэтому можно представить, какую ненависть к врагу, какое желание отомстить фашистам испытывали участники героических сражений на Ленинградской земле.

Ворвавшимся в город советским воинам-освободителям пришлось штурмовать не только город, но дворцово-парковый ансамбль: они увидели разграбленный, осквернённый и горящий дворец, за который ещё некоторое время продолжал вести бой огрызающийся противник.

В своих воспоминаниях, фронтовых дневниках и очерках многие ветераны, освобождавшие Гатчину, и журналисты, побывавшие в городе сразу после изгнания захватчиков, подробно рассказывали об этих трагических событиях.

В.П. Свиридов, В.П. Якутович, В.Е. Василенко, фрагмент из книги: «Битва за Ленинград» (Лениздат, 1962 г.):

«Отступая из Гатчины, немцы оставляли сильные заслоны против наших войск. Без боя они не сдавали ни одной улицы, ни одного дома. В ночь с 25 на 26 января в городе шло ожесточенное сражение. Полк Ф.И. Галиева брал в полукольцо Павловский дворец, где засели гитлеровские смертники. Чувствуя безвыходное положение, немцы подожгли дворец. Бушующее пламя освещало все вокруг дворца. Ветер крутил снопы искр, осыпая ими бойцов и вековые деревья парка. Вместе с искрами вспыхивали и угасали струйки трассирующих пуль.

Гатчина, рассказывают очевидцы Б. Галин и Н. Денисов, клубилась, горела, взрывалась. Дым, упираясь в небо, широким столбом стоял над городом. Низкие облака были окрашены отблеском пламени. Шел штурм Гатчинского дворца. Возникая из темноты, бойцы устремлялись на вахт-парадную дворцовую площадь, расстреливая убегавших немцев, врывались внутрь дворца, штыками выковыривая засевших за кирпичными бойницами автоматчиков. Саперы тут же, на ходу, обрезали провода, идущие к фугасам, вынимали мины и взрывчатку из лестничных клеток и проломах в стенах.

Штурм был стремителен. Днем 26 января бой за Гатчину кончился. Это была новая победа воинов Ленинградского фронта».

О сражении за дворец вспоминал ветеран 120-й Гатчинской Краснознамённой стрелковой дивизии, бывший литературный сотрудник дивизионной газеты, старший лейтенант Леонид Михайлович Хейфец. С вечера 25 января 1944 года центром боевых действий стала территория Гатчинского дворца и его предместий, куда прорвалась группа бойцов
289-го стрелкового полка 120-й дивизии. Очерк Л. М. Хейфеца «Последний выстрел» был опубликован в газете «Гатчинская правда» в январе 1986 года:

«С каждым часом бои за дворец принимали всё более ожесточённый характер. Шквальный огонь немцев из многих орудий и шестиствольных миномётов буквально бушевал вокруг дворца. Немцы любой ценой хотели вернуть этот опорный пункт. Но всё было напрасно. Они не могли предполагать, что внутри дворца находится лишь небольшая группа смельчаков. Вот их имена: рядовые Макаров, Соколов, Тимофеев, Маркин, Николаев. Трижды гитлеровцы бросались на штурм дворца, но всякий раз, оставив убитых, откатывались назад.

Находившийся в боевых порядках комсорг полка лейтенант С.В. Мокрецов вместе с группой бойцов пробрался к защитникам дворца, подвергаясь смертельной опасности, так как продвигаться пришлось под ураганным огнём противника. В это время к ним прибыл связной командира полка подполковника Треховицкого с письмом. Вот что было там написано:

«…и горжусь вашим мужеством, стойкостью и стремительными действиями. Ваших подвигов в борьбе за освобождение Гатчины Родина никогда не забудет. Благодарю и представляю к правительственной награде».

Письмо командира полка и своевременная подмога воодушевили бойцов. Они решились на смелый и дерзкий шаг. Выбрались на крышу дворца и водрузили на нём красный флаг. Это ошеломило немцев. Они даже на время прекратили огонь. Но для наших бойцов флаг над дворцом послужил как бы сигналом к новому штурму города.

Наступило ранее утро 26 января 1944 года.

В четыре часа утра, после короткого, но мощного огневого налёта нашей артиллерии, начался всеобщий штурм города, всеми силами дивизии. Квартал за кварталом, улицу за улицей, дом за домом отвоёвывали бойцы город Гатчину…

Мы оглядываемся вокруг себя. Перед нами был другой город. Как немцы его осквернили. Дома почти все разрушены, арка разбита, аллеи истоптаны, рощи вырублены. Дворец предан огню».

Валентина Михайловна Макеева (1925-2012 гг.), старший сержант 291-й стрелковой Гатчинской Краснознаменной дивизии, житель города Гатчины с 1940 года:

«Плакала я, когда увидела Гатчину в январе 1944 года. Плакала от радости, что вернулась, и плакала от обиды и жалости. Фашисты не пощадили город. Постарались превратить его в руины. Жестоко обошлись с парками. В город я вошла одной из первых, вместе с нашими наступающими частями. В сорок четвертом я уже командовала минометным расчетом, имела звание старшего сержанта. Помню, как командир роты Кононенко подошел ко мне и говорит: «Идем, солдат, твой город освобождать».

Радости той минуты не передать. Я смеялась, вела себя как девчонка, забыв, что я командир. А потом пошла вперед. К Гатчине мы приближались со стороны Красного Села. Многое забылось. Но утро 26 января вижу, как сейчас.

Над городом плыли черные клубы дыма. Во многих местах видны были языки пламени. И особенно больно было смотреть на темные провалы окон дворца, откуда вырывался огонь.

Помню приказ командира роты: вести только прицельный огонь, как можно меньше выпускать мин по городу! Приказ был отдан не ради экономии боеприпасов, а ради того, чтобы сохранить город».

Из фронтового дневника военного журналиста, прозаика и поэта Павла Николаевича Лукницкого (1902-1975 гг.), опубликованного в книге «Ленинград действует» (1971 г.):

«После упорных боёв взята Гатчина. Русское «ура!», перекатившись через освобождённый город, звучит уже на другой его окраине… Красная черта бушующих пожаров подводит итог чёрному гитлеровскому нашествию. В городе воцаряется тишина. Смерти, злодеяниям, разрушениям – конец. Вступающие сюда люди оглядываются: что же здесь уцелело для новой жизни?

Красное Село, Стрельна, Петергоф, Пушкин, Павловск, Гатчина… Больше двух лет не знали мы, что стало с ними, нашими сокровищницами искусства, вдавленными в землю пятою варваров. Смутно надеялись: может быть, не всё там истреблено?

Сегодня мы видим - всё. Мы смотрим тоскующими глазами. Скорбь и боль перекипают в жгучее негодование…

В огромной взорванной комнате Гатчинского дворца, на куске стены, освещённая багрянцем пожаров висит большая картина: спокойный, парадный портрет Анны Павловны. Только этот портрет и сохранился случайно в руинах разграбленного дворца.

А у меня на столе лежит маленький осколок китайской вазы – я сохраню его на память об этом дворце!

Уничтожена ценнейшая библиотека Павла I, часть книг увезена в Германию, груды книг выброшены в прилегающий ко дворцу ров. Мраморные скульптуры разбиты, чугунная ограда парка снята, снят и увезён художественный паркет, а сам дворец немцами при отступлении сожжён…»

На следующий день после освобождения Гатчины военные корреспонденты центральной советской газеты «Правда» Л. Руднев и М. Сиволобов сообщили в редакцию по телефону текст своего репортажа «Гатчина вырвана из рук злодеев». Этот материал вышел на передовой полосе газеты 28 января 1944 года:

«Ещё издалека были видны густые клубы жёлто-серого дыма, поднимающегося над Гатчиной.

По разрытой, вспаханной снарядами дороге наша «эмка» спешит к городу. Поворот, – и нашим глазам предстал чёрный остов дворца, охваченный пламенем. Сквозь пустые, зияющие окна было видно, как огонь пожирает дубовую облицовку парадных комнат. И там, где когда-то сверкали позолотой тронный зал и картинные галереи, теперь громоздились груды битого мрамора и куски закопчённой бронзы…

Раньше, чем предать дворец огню, немцы дочиста ограбили его. Они вывезли весь драгоценный фарфор, сорвали со стан картины русских и иностранных художников, разграбили старинную коллекцию оружия, срезали атласную обивку комнат, похитили чудесную мебель.

Пять дней назад грузовики подвезли к дворцу бочки с бензином, ящики со взрывчаткой. Немецкие факельщики переходили из комнаты в комнату, из зала в зал и обливали полы бензином, закладывали тол. Накануне взятия Гатчины нашими войсками немцы подожгли дворец. И вот сейчас он стоит изуродованный, неузнаваемый, ветер хлопает сорванными с крыши листами железа, носит по плацу пепел, и снег возле дворца почернел.

Гитлеровцы надругались и над прекрасным Гатчинским парком… Немецкие варвары вырубили деревья парка, обтесав их на брёвна для дзотов и конюшен».

Яркое описание увиденного в городе через несколько дней после его освобождения, 1 февраля 1944 года оставила военный журналист, поэт и прозаик Вера Михайловна Инбер (1890-1972 гг.). В очерке «Страницы дней перебирая» она рассказывала:

«В Гатчине, на высоком обелиске у входа в парк был раньше гранитный шар. Гитлеровцы сбили его и водрузили туда огромную свастику. Но когда мы подъезжали к парку, свастика эта, издевательски засиженная воронами, была уже сшиблена нашими бойцами и лежала у подножия обелиска.

От Гатчинского дворца, по определению музейных работников, сохранился по крайней мере «архитектурный ансамбль» – общий вид здания, его замысел, пропорции его частей. Гатчину немцы сдавать не собирались. Наоборот, они даже согнали сюда людей из Петергофа и Стрельны. В последнюю минуту, когда наши войска уже входили в город, фашисты облили дворец термитной жидкостью и подожгли. Из каждого окна вырывался сноп пламени, оставляя после себя черный хвост копоти на внешних стенах. Все здание теперь словно в траурных султанах. Даже при нас отдельные балки еще дотлевали.

Внутри хаос, развалины, рухнувшие потолки. В комнате Павла – свисающий сверху камин. Над камином – античный горельеф I века до нашей эры, жертвоприношение императора Тита. В другой комнате, тоже над головой, над дверью мраморный омар. Все это надо разглядывать снизу, запрокинув голову, но осторожно, чтобы самой не провалиться куда-нибудь.

С фасада, у главного входа во дворец, – две аллегорические статуи итальянской работы: Война и Мир. Обе прекрасно сохранились в своих деревянных чехлах. Гатчинская сотрудница обрадовалась этим статуям как живым. Сама же она прятала их в эти чехлы.

На фронтоне дворца значится: «Заложен 30 мая 1766 года. Окончен в 1781 году». Теперь можно было бы добавить: «Разрушен фашистами в январе 1944 года».

На одной из гатчинских стен – немецкая надпись химическим карандашом: «Мы здесь были…»  – и дальше дословно: «Когда Иван придет – тут все будет пусто». И адрес: «Рихард Вурф, Штеттен, Уландштрассе, 2. Телефон Д 28-10-43».

Где-то сейчас этот «Вурф» (что по-русски означает «Бросок»)? Уж не его ли «выбросило» в снег по дороге между Гатчиной и Павловском, босого, с наполовину размозженной головой, с комьями кровяного льда вместо глаз, мертвого, запрокинутого?  Из-под снега виднелась нашивка на рукаве: «СС». Таких трупов мы видели много.

В самой Гатчине – отвратительные и страшные следы гитлеровского быта: тюрьма, дважды окруженная колючей проволокой, «офицерский клуб», вывески на двух языках – немецком и русском: «Комиссионный магазин», «Булочная». И фамилия владельцев: Айсен, Масленников.

При освобождении нашими войсками Гатчины там было обнаружено около четырех тысяч человек. Вот оборванный, тощий, бледный мужчина с перевязанной рукой, глядит – не может наглядеться на нас, приехавших из Ленинграда».

Уроженец нашего города, солдат-освободитель Гатчины Владимир Павлович Симанёнок (1922-2016 гг.), в 1944 году радист 51-й Красносельской Краснознамённой отдельной пушечно-артиллерийской бригады, в конце жизни вспоминал о том, каким он запомнил свой родной город в день освобождения. Его рассказы о прошлом, записанные с его слов, я несколько раз публиковал в газете «Гатчинская правда». Что же он вспоминал о дворце?

«Когда нам дали трёхдневный отдых после боёв. и мы расположились в Загвоздке, в одном из домов на Овражной улице, я ходил по городу, смотрел, что осталось от нашего сгоревшего дома, искал родственников и знакомых, видел другие пожарища, разрушенные дома в центре города, дошел до дворца, со стороны площади. Дворец ещё дымился, был черным, закопчённым от пожара, мне сказали, что его подожгли немцы при отступлении. До войны я знал там каждый зал, в дворцовом парке прошла моя юность! Везде были видны следы боёв и разгромов, взорванные мосты и вокзалы, брошенная немецкая техника. Был удивлен стоявшему и неповреждённому памятнику Павла I. При входе в парк была табличка: «Осторожно, мины». А на Коннетабле – большая свастика. Город был почти пустой, только военные. На проспекте работали минёры. Я шёл по Гатчине и не верил, что немцы так испоганили мой город…»

Ещё одним интересным документом военной эпохи является стихотворение, написанное в день изгнания захватчиков из Гатчины. Его автор – переводчик 538-го стрелкового полка 120-й Краснознамённой стрелковой дивизии, старший сержант Давид Исаакович Ирмес, за боевые заслуги был награждён орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу».

Стихотворение было напечатано 25 января 1974 года в газете «Гатчинская правда». В предисловии к нему автор напомнил читателям, как он в составе дивизии вёл бой за Гатчину и как встретил первых местных жителей, укрывавшихся в подвале Павловского собора. «Трудно передать радость этой встречи. Жители Гатчины бросились навстречу нам, советским воинам, и у всех нас на глазах были слёзы, – вспоминал Д.И. Ирмес. Тогда у него родились эти поэтические строки:

«Свободна Гатчина. Над нею,

Как прежде, реет алый флаг,

И парка старого аллеи

Не топчет озверелый враг.

Сожжен дворец. Окон глазницы

Печально щурятся в рассвет,

А счастье светится на лицах,

Которому мерила нет…»


Андрей Бурлаков

Знаменитые фотографии Гатчинского дворца, сделанные сразу после освобождения Гатчины. Авторы: Всеволод Тарасевич, Рафаил Мазелов, архив фотохроники ТАСС