Павел Явдосюк: «Поговорим о странностях судьбы»…

«Лунатик»

- В раннем детстве я страдал лунатизмом. Это такое непонятное состояние, когда человек, не отдавая себе отчёта, по ночам встаёт и бредёт непонятно куда. Недолго это продолжалось, несколько лет, но запомнилось, конечно, на всю жизнь. Однажды меня поймали почти в километре от дома, у Красных казарм. Бывало, засыпал на крыльце, в обнимку с яблоней. Я потом с этой яблони приветствовал полёт Гагарина. Все кричали вокруг, обнимались, радость невероятная. И ещё была поразительная встреча. Я вот так же вышел ночью. У нас рядом с домом сад, забор. За ним поле и два деревянных общежития вдалеке, за ними лес. Смотрю, у забора стоит лось. Смотрит на меня. Я на него. Безмолвный такой разговор состоялся. Лось помолчал, помолчал, развернулся и пошёл к себе в лес. 

- Вы коренной гатчинец?

- Да, родился я на улице Солдатская слобода в ноябре 1954 года. Вот, скоро юбилей. 70 лет. Не верится даже. Дом у нас был деревянный. У дома стояла огромная старая липа, был сад, палисадник. Там мама цветы сажала. Помню, как старший брат под руководством отца забирался на эту липу, вешал скворечник. Отец мой, 1914-го года рождения, войну провёл в Гатчине. У Андрея Бурлакова есть книга о гатчинском подполье. Там написано и об отце, поэтому я подробно говорить об этом не буду. Жив он остался чудом. Расскажу только о сильном детском впечатлении. Однажды ночью я вышел по своим делам. На кухне горит лампа, сидит отец, голову обхватил руками и что-то шепчет. А глаза безумные, понимаете, ничего не видит. Война глубокий и тяжёлый след оставила в его душе. 

- Ему, выходит, 40 лет было, когда вы родились.

- Да. Я - поздний ребёнок. В народе говорят – «поскрёбыш». Брат родился в 1939-м, сестра в 1947-м. Ну, естественно, мужчины вернулись с войны. Всплеск рождаемости. Потом, значительно позже, я появился на свет.

- О маме расскажите несколько слов.

- Мама, мамочка моя... Я её безумно любил, люблю. О ней не несколько слов, а книги можно писать. Родилась она в очень бедной семье. Два класса образования, её с детских лет отдали в няньки. Она пятый ребёнок в семье, кормить её было нечем. Работала всю жизнь, не покладая рук. Однажды, чтобы купить брату рубашку на выпускной, за ночь перекопала соседке огород. В детстве я очень много болел. В два года - скарлатина. Едва не умер. Маму не пускали к ребёнку в больницу. В два года! Отец уже не выдержал, такой скандал там устроил. Пустили. Она меня держит за руку, я затихаю, стоит ей хоть на минуту отлучиться, ору благим матом. Так, можно сказать, мы и держались всю жизнь рука за руку. Умерла в 91 год. И могла бы прожить ещё дольше. Но – медицина. Не ошибка медиков, а, скорее, небрежность, расхлябанность. Впрочем, не будем об этом. Царствие ей небесное.

Стихи и песни

- Я с детства очень любил стихи. Как новогодние праздники, - меня обязательно к ёлке: «Пашенька, давай!» Память была шикарная, наизусть помнил огромное количество стихов. Сейчас, конечно, с памятью совсем не так хорошо. Особенно на имена.

На мой взгляд, Павел Петрович здесь немного лукавит. Действительно, в ходе беседы ему нередко приходилось вспоминать имена многочисленных людей, встреченных на долгом жизненном пути. И да, каждый раз он морщил лоб, разводил руками: «Как же его звали-то, вот маразм какой…», но потом что-то щёлкало внутри, и из памяти собеседника сыпались имена, фамилии, адреса, ситуации. Вспомнил всех, никого не забыл. Шикарная память!

- Учился я в 9-й школе. Знаменитый директор Пётр Васильевич Булкин. Суровый был человек. Во всяком случае, в ту пору. Может быть, став дедушкой, он мгновенно подобрел, но сильно сомневаюсь. Знаю, где его могила на гатчинском кладбище, иногда посещаю её. В школу я пошёл с восьми лет. На год позже остальных. Так отец решил. Может быть, потому, что я часто болел. 

Первые четыре класса учительницей была Коломиец, господи, как же по имени-отчеству? Александра Фёдоровна! Когда меня вызывали к доске читать стихи, я постоянно раскачивался. Как маятник! Причём, сам не замечал этого. Входил в темпоритм определённый, как в транс, и читал. Учительница и ученики смотрели на меня даже с некоторой опаской. Раскачиваюсь, но однажды словно очнулся - я же могу рухнуть на пол. Перестал раскачиваться и, кстати, лунатизм прекратился ровно с этого момента. 

В пятом классе у нас появилась учительница литературы Вера, как же её? Вера Васильевна Романова! Запомнились её уроки. С открытым обсуждением прочитанного. Как, помните, в фильме «Доживём до понедельника». Я так был ею покорён! Дома отец спрашивает: «А где наш «Евгений Онегин»? Царское ещё было, шикарное издание. Молчу, как партизан. Я эту книгу подарил Вере Васильевне. 

Классный руководитель наш, тоже учительница русского языка и литературы (стоит ли упоминать здесь о долгой паузе) - Клара Анатольевна Фомина! Она - поэт, пишет стихи. Её родители были знакомы с Ольгой Фёдоровной Берггольц. Ей недавно исполнилось 90 лет. Юра Иванов, очень хороший человек, работает сейчас в ПИЯФе, говорит: «Паша, а давай ты наденешь костюм Павла Первого, сходим к Кларе Анатольевне, поздравим с юбилеем». Сказано – сделано! Надел костюм императора, мы пришли. Я зачитал указ с поздравлением, всё как положено. Мы с ней даже по рюмочке выпили. Она подарила мне свой сборник стихов. Подписала его, всё было замечательно. 

Более полувека прошло с тех пор, как прозвенел последний звонок для Павла Явдосюка и его одноклассников, а имена преподавателей помнятся до сих пор. Всем бы таких учителей, ну, и такую замечательную память в придачу. 

- Увлечения мои в ту пору? Поэзия, футбол. Петь любил. Помните Робертино Лоретти? Я однажды забрался на дерево на нашей улице. Пою на всю Солдатскую слободу «Джамайку». Соседка проходит мимо, говорит: «Что-то ты такое непонятное поёшь». «Так, - отвечаю, - это же по-итальянски»!  Итальянского я, естественно, не знал. 

Во время своих рассказов Павел Петрович играет голосом, как футболист жонглирует мячом. То чеканит его у самой земли, низко-низко, вот-вот уронит, то подбрасывает высоко вверх и уже на самых высоких нотах продолжает забавляться мячиком.   

- Я поступил в хор Дмитрия Ерофеевича Огороднова. Мальчишкой совсем, лет восемь мне было. Он мне поставил голос. Но записывался я в хор таким образом. Пришёл с одноклассником. Дмитрий Ерофеевич спросил, как меня зовут. Я представился, приятеля своего представил. И сразу заявил, что у меня первый голос. Он так едва заметно улыбнулся: «Ну, давайте послушаем вас». Тогда были, естественно, популярны военные песни. Был такой знаменитый дуэт Копылов – Матусов. «Вдоль берега крутого, мимо хат, в серой шинели рядового шёл солдат...» Поём, всё нормально, как мне кажется. Закончилась песня. Дмитрий Ерофеевич нас похвалил. «Только, - говорит он мне, - у вас не первый голос». Как! Как не первый?! А мне очень хотелось быть первым. «У вас альт. Но не расстраивайтесь. Я вас уверяю, это очень красивый голос». А я уже чуть не реву. Все говорят – первый, а он, - не первый.

- Удар!

- Удар по самолюбию! И такой жестокий. В общем, это была сказка - занятия у Дмитрия Ерофеевича Огороднова. Потом уже в восьмом классе, когда начал ломаться голос, я пришёл на одно из последних занятий к Огороднову. Он попросил меня спеть. Я пою. Он расплывается в улыбке. Отзвучали последние такты. Он поворачивается к аккомпаниаторше, как же её зовут? Да! Эмма Михайловна! «Эмма Михайловна, - говорит, - а вы помните, каким он пришёл? А сейчас, ну, прям, Фёдор Иванович! А вы, молодой человек, задумывались о будущем? Я бы вам порекомендовал подумать о консерватории». А я никогда даже об этом и не думал. Читал стихи, пел, но о сегодняшней своей профессии не думал никогда. В мыслях не было. 

«Техноложка»

- Отец мечтал, чтобы я стал инженером. А я после школы долго не мог определиться, куда пойти учиться. В Технологическом училось много друзей. «Где друзья, там я!» Выбрал «Техноложку». Отец говорит: «Но ты же технику не любишь». Заставил меня задуматься. Тем не менее, выбор был уже сделан. Тем более, я учился в физико-математическом классе, экзамены для меня не представляли ничего сложного. Так и вышло. Поступил легко.

- Подождите. Мне вот какой вопрос не даёт покоя. В какой момент всё же произошло переключение на творческий лад? Вы легко поступаете в Технологический, бесконечно далёкий от Мельпомены, учитесь там. А как же театр?

- В том-то и дело. Я по-прежнему даже в мыслях не держал идти по актёрской, либо режиссёрской стезе, но именно в Технологическом началось серьёзное сближение с театром. При институте работал  театр-студия под руководством Роберта Васильевича Петрова, партнёра, на минуточку, Алисы Бруновны Фрейндлих! Там трудились замечательные педагоги, в том числе, Ариадна Николаевна Кузнецова, она сотрудничала с Игорем Петровичем Владимировым, другими известными ленинградскими режиссёрами. В театре-студии занимались тоже не последние люди актёрского цеха. Например, Виктор Николаевич Бычков.

- Тот самый?

- Да, тот самый из «Кукушки», «Особенностей национальной охоты». У нас многие стали впоследствии известными театральными и киноактёрами. Кстати, Андрей Мягков тоже выпускник Техноложки и нашего театра-студии. Я с ним разговаривал по телефону перед юбилеем студии, приглашал приехать, он, к сожалению, не смог. 

- Вспомните свой первый театральный успех. 

- Всё шло постепенно. Я понемногу начал принимать участие в спектаклях студии. Первым был поэтический спектакль «В двадцать в двадцатом». Роберт Васильевич предложил нам: «Тащите все стихи, что вам по душе». Я принёс стихотворение, которое поначалу и ему понравилось. Что-то там такое: «Живи, живи, живи, чтоб настоящим стать…» Поэт, может быть, достаточно средний - Сергей Поделков. Но у любого поэта может родиться несколько настоящих строк. В конечном итоге, практически всё, что мы принесли, не вошло в спектакль, но сам Петров предложил такие стихи, которые по сей день сидят в моей памяти. Я на спектакль надел новые туфли. И вдруг, с ужасом понимаю, что они мне слегка великоваты. А мы там танцуем канкан. Я уже представил себе, как новый туфель слетает с ноги и устремляется в зрительский зал… 

- Катастрофа!

- Не то слово! Но всё обошлось. Спектакль имел потрясающий успех в Ленинграде. Приходили очень известные люди: Солоницын, Алиса Фрейндлих. Они очень высоко оценили. Зал битком! Так что, можно сказать, это был первый успех. Но, по большому счёту, я начал что-то понимать только к третьему курсу. То есть, у меня не только, что называется, «пошло», но я начал разбираться в том, что делаю на сцене. Чехов, Розов, Экзюпери, в общем, классика русской и мировой сцены. Всё развивается более-менее удачно. Но приходит время уходить из института. По распределению меня направили на завод «Буревестник» в Гатчине. На некоторое время театральная деятельность прервалась. 

Театральный институт

Наверное, Павлу Петровичу Явдосюку легко далась бы роль разведчика в каком-нибудь остросюжетном фильме. Он, начиная с Технологического института, затем на «Буревестнике» привычно жил двойной жизнью. Днём в институте - расчётные конструкции, сопротивление материалов, вечером – Чехов, сёстры, ружьё на стене. На производстве то же самое. Павел Петрович довольно быстро дорос до начальника цеха, карьера складывалась, но, как только закончились обязательные три года отработки на производстве, он немедленно рванул в театральный институт.     

- В 1980 году я поступил на курс к Марку Владимировичу Сулимову. Выдающийся мастер. Он мне очень многое дал в плане профессии. 

- Поступили легко?

- Поначалу очень легко. Актёрский экзамен, - без проблем. Но вот на режиссуре я совершил ошибку. Нужно было сделать этюд, срежиссировать. Я набрал в этюд слишком много народа. Все абитуриенты использовали двух-трёх человек. Я набрал аж восьмерых. Сама по себе задумка была, на мой взгляд, неплохой. Случайным образом свидание назначают на одном и том же месте совершенно разные люди. Тут тебе и парочка влюблённых, естественно, и пьянчужки договариваются о встрече и так далее. Но получилось так, что мы только разбросали роли, договорились в общих чертах о происходящем, но не успели хотя бы разок прогнать этюд. Всё пошло вкривь и вкось сразу. На площадке оказались актёры, которые не знали, что им делать, статисты. А это – хуже не бывает. Короче, поставили мне в итоге трояк. Но дальше опять всё было легко. Собеседование, сочинение. Сочинения я всегда хорошо писал. Меня зачислили на курс. Всего нас было 11 человек. Все возрастные, вроде меня. 25 лет и старше. 

- Режиссёрский курс?

- Да. Куда уже в таком возрасте в актёры? 

- Что прежде всего дало вам обучение?

- Я понял, что для меня главное – контакт с человеком, быть с ним на одной волне. Сотрудничество возможно при взаимном понимании и уважении. Впрочем, обучался в институте я недолго. Через год меня отчислили. 

- А что случилось?

- Долгая история. У меня не самый простой характер. С некоторыми представителями руководства института сложились натянутые отношения. Когда появилась возможность, от меня избавились.

Павел Петрович рассказывает о своём отчислении из института с лёгкой улыбкой на лице. Понятно, прошло много лет. Тем не менее, можно представить, что он испытывал в те дни, когда случилась несправедливость.  Жизненная трагедия случается не тогда, когда двери судьбы наглухо закрыты, это можно пережить. Махнуть рукой. Но вот если судьба поманила, ласково улыбнулась, показала невероятные перспективы, а затем по какой-то неведомой причине отвернулась, вновь захлопнула приоткрывшуюся было дверь, тогда беда. Многие чувствительные натуры впадают в депрессию, пускаются во все тяжкие. Мой собеседник оказался сильной натурой. 

- На самом деле, если бы я смог доказать абсолютно безоговорочно своё право учиться дальше, меня бы оставили. Я был близок к этому, но не смог. В любом случае, я никогда не виню других людей в своих неудачах. Только себя. Я подумал в тот момент: «Что для тебя важнее, Петрович? Карьера или профессия? Большая карьера тебе уже не светит. Остаётся профессия и уверенное ею владение».   

Человек может показаться «баловнем судьбы» не от того, что она к нему как-то особенно благосклонна. Всем отмеряется приблизительно одинаковой мерой. Но способность воспринимать превратности судьбы с лёгким сердцам и улыбкой делает человека неуязвимым перед неизбежными неудачами.   

- Кем я только не работал потом. Несколько лет оператором на ленинградском телевидении. Далее – завод «Большевик». Параллельно играл в самодеятельных театрах. Но в начале 90-х, когда зарплату совсем перестали платить, наступил момент подступающего реального голода. Я ездил из Гатчины в Питер на электричке, тогда люди относились с пониманием, денег за проезд можно было не платить, искал работу. Вижу – набор на обходчиков железнодорожных путей. Мне 37 лет, но выгляжу не слишком хорошо. В отделе кадров железнодорожников женщина спрашивает: «Отец, а не поздно ли?» Я говорю: «Поздно. Но очень хочется кушать». Начал работать. Дома насчёт поесть – шаром покати. Первую зарплату ещё не получил. В обеденный перерыв ребята садятся перекусить. Кто что из дома взял. А я делаю вид, что мне где-то там что-то нужно посмотреть, выхожу. Бригадир всё понял. Схватил меня за руку: «Садись!» Нарезал хлеба с салом. Я ем, а у самого слёзы текут. 

В театре «За углом» я оказался в 97-м году. Через два года в театре «Встречи», позже он превратился в ТЮЗ. Актёр, как спортсмен, должен постоянно работать. Чтобы не потерять форму. И, самое главное, тебе должно быть интересно. Зрителя не обманешь. Особенно детей. Они всегда фальшь чувствуют. На самом деле, чего хочет артист? Он хочет взаимопонимания, чтобы его поняли. Я на своё 50-летие написал короткое стихотворение «Поговорим о странностях судьбы». Там такие последние строчки: «…Мы посидим, завяжем разговор и, может, наконец, поймём друг друга. Жизнь есть игра, а я её актёр, которого встречает эта зала».

На нашу встречу Павел Петрович принёс несколько объёмных альбомов замечательного гатчинского фотохудожника Виктора Николаевича Васильева. Два из них зафиксировали моменты театральной жизни Павла Явдосюка, третий посвящён фестивалю Куприна. Профессия режиссера предполагает изменение окружающей реальности. Будничная, однообразная жизнь обывателя благодаря фантазии творческих людей окрашивается новыми яркими красками. 

Жители Гатчины уже привыкли, что раз в году, осенью, наш город ненадолго возвращается в начало XX века. По улицам города прогуливаются дамы в роскошных широкополых шляпах с изящными зонтиками в руках. Мужчины во фраках и цилиндрах учтиво раскланиваются при встрече. Ожившие герои произведений Александра Куприна становятся, пусть на один день, горожанами, такими же, как и мы с вами. Павел Явдосюк - автор сценариев первых праздников Куприна в Гатчине. Художник, тем более, большой художник, обязательно должен быть вписан в городской пейзаж, стать его частью. Культурное поле города, а шире - страны, создаётся именно такими людьми, как наш сегодняшний герой. Скромными тружениками его величества театра. 

Андрей Павленко