Режиссёр Юрий Калугин: «Театр, который я исповедую»

В Год театра говорим с главным режиссером театра-студии «За углом» Юрием Калугиным о том, что такое «народный театр», почему он должен быть профессиональным, и какую роль в этом играет труппа во главе с режиссером.

- Юрий Алексеевич, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли в театр. Насколько мне известно, театральное образование было уже вторым высшим для Вас.

- Действительно, до театрального института я окончил «Военмех», был инженером-механиком. В «Военмехе» пошел в театральную студию, где понял, что занимаюсь не тем, чем хотел бы. Когда Георгий Товстоногов объявил дополнительный набор в свою мастерскую в ЛГИТМиК, я поступил к нему на курс режиссуры. Брали туда только с высшим образованием либо с каким-то специальным, например, музыкальным. Педагоги считали, что не получившему прежде жизненный опыт режиссеру нечего рассказывать. Кроме Товстоногова моими педагогами были легендарные Аркадий Кацман и Ирина Малочевская.

- Что должен и может рассказывать режиссер?

- Режиссер — с одной стороны, сложная профессия, а с другой — дилетантская. Дилетантская в том смысле, что у режиссера должен быть очень свежий, острый взгляд на жизнь. Я говорю про тот театр, которому меня обучали, потому что театров на свете великое множество.

Человек рождается, живет в каком-то социуме, среди каких-то людей. Если он, повзрослев, связывает свою жизнь с театром, проблемы этого социума отражаются в его пьесах. Драматурги, как и писатели, - это люди, которые не могут не писать. Человек не знает, почему он пишет. Однажды я сам написал одну пьесу, не знаю, в какой момент, что родилось.

Я работал тогда в Гатчинском ТЮЗе (тогда он еще был театром «Встречи»), и проблема этого театра заключалась в том, что для детей играли очень взрослые люди. Я поставил три спектакля для них и не знал, что делать дальше. Мне тогда исполнилось сорок с лишним лет, у меня сын повзрослел, и мне хотелось выйти уже из коротких штанишек. Я смотрел на актеров и понимал, что им тоже этого хочется, и так сочинилась эта пьеса. С одной стороны, это был как бы заказ со стороны сложившейся тогда ситуации в ТЮЗе, с другой стороны - моя внутренняя потребность.

Я представил себе, что Буратино состарился и ищет полено, чтобы выстругать маленького мальчика, другого Буратино. Совершенно точно сказано: в какой-то момент герои произведения оживают и живут сами по себе. Я не знал, как я закончу эту историю — она у меня сама сложилась. Я думал, что пишу про Буратино, а оказалось, что про Кота и Кошку, у которых ребенок подрос и сбежал от них. И они вместе с Буратино отправляются его искать...

- Этот спектакль про Буратино понравился детям?

- Да, очень. Дети сильнее взрослых чувствуют правду жизни. Они только на первый взгляд выглядят беззаботными. У каждого ребенка на самом деле куча проблем - с кем-то подрался из-за игрушки, мама была несправедлива, его отвели в какую-то школу, где он впервые со своими гладиолусами стоит, а ему хочется плакать и домой. Он все это переживает жутко! У каждого человека есть свой собственный опыт, и это и есть правда.

Поиск этой правды в театре приводит к вечным темам. У нас есть спектакль «Двое на качелях» по пьесе Гибсона, в которой раскрывается вечная тема взаимоотношений мужчины и женщины. Эту пьесу ставят во всем мире шестьдесят лет подряд, и будут ставить дальше. Нас уже не будет, а эта история останется. Почему? Потому что Гибсон нашел ту правду взаимоотношений между мужчиной и женщиной, которая существует в жизни. И он описал все это так здорово...

- Так чему все-таки верил или не верил Станиславский?

- Знаменитые слова Станиславского «Не верю!» относятся не только к актеру, но и к художественному образу в принципе. Говоря это своим актерам, он создавал свой художественный образ. У литературы тоже есть художественный образ, и в нем тоже существует свое «верю» или «не верю». В основе художественного образа лежит некая идея, в нем должен быть заложен какой-то внутренний смысл, конфликт. И это внутреннее содержание должно быть как-то оформлено. Форма может быть любой — музыкальной, литературной, театральной, хореографической или нарисованной на холсте. Для любой системы художественных произведений существует это свое «верю» или «не верю».

В любом произведении обязательно должен быть художественный вымысел. Если его не будет, это будет просто фотография. Но самое главное — правда этого вымысла, чтобы человек поверил в то, что ты придумал, нарисовал, сочинил, написал, разыграл. Он должен сказать: «я верю, это — так!»

- Театральное искусство исстари называли лицедейством. Зачем все-таки нужен театр?

- Театр всегда умирает, и он всегда жив. Бывают периоды, когда народ просто ломится в театр и когда никто в него не приходит. Но театр существует все равно. Вдруг возникают какие-то интересные постановки, проходят какие-то фестивали, на которые всем вдруг обязательно нужно сходить. И это очень хорошо, сразу с разных точек зрения, когда приезжают из разных уголков планеты разные люди и показывают свое мастерство, свой взгляд на театр. Это всегда очень интересно. Каждый из них как режиссер очень индивидуален, он исповедует свой театр.

Актерам это надо было всегда. Станиславский, который до своего увлечения театром был неплохим бизнесменом, рассказывал в своей книге, как ему поначалу «нравилось красивым стоять под прожекторами». Есть люди, желающие и умеющие как-то выражать себя на публике. Но когда они попадают в театр, следуя этому желанию, им через некоторое время становится интересно, что они могут сказать. И, самое главное, им становится интересен театральный мир.

Традиционный европоцентристский театр, который опирается на многовековую мировую литературу, развивается вместе с человечеством. При этом он захватывает и восточный театр, осваивая чужую культуру. Попадая в театр, человек во многом начинает разбираться, он начинает понимать разные эпохи, музыку, ему хочется сталкиваться с разными авторами... Театр многое дает для саморазвития. Человек внутренне преображается.

- Обучение в мастерской Товстоногова - знак качества в театральной среде. Как это отражается на Вашей работе в театре?

- Я очень многому научился у Товстоногова. Мне нравилось, что он делает, как он это делает, нравился способ его существования вообще, его взаимоотношения с артистами, то, как он репетирует с ними. В мастерской Товстоногова учили профессионализму, и это я принес в свой театр.

Отражение Товстоногова — и в количестве спектаклей хорошего качества, которые я сделал. Их много. Чем профессиональный театр отличается от непрофессионального? Тем, что профессионал должен уметь выпускать одну вещь за другой, не останавливаясь. Это не обязательно могут быть выдающиеся постановки, но планка у них должна быть высокая. С другой стороны, бывает, что какой-нибудь режиссер с прекрасной идеей, зажегший других людей, может сделать одну гениальную вещь. Но кроме нее он ничего не сделает - на этом весь его профессионализм закончится. Он не выдерживает высокую планку настоящего профессионализма.

Очень сильное влияние на меня оказал Лев Додин (я участвовал в двух его спектаклях, будучи студентом). Додин считал, что режиссер не имеет права останавливать актера во время репетиции. Я понял, что артист должен привыкнуть, войти в свою роль, а замечания можно сделать потом.

Профессионал рассказывает истории, заложенные в каких-то литературных текстах - это самое главное. Ты четко знаешь, что тебе надо выстроить историю. Ты четко это понимаешь и делаешь, потому что ты видел, как это делал Лев Абрамович Додин...

- Как Вы подбираете пьесы для репертуара театра?

- Во-первых, сам читаю и всегда читал много разных пьес. Формула нашего театра - театр одноактной небольшой пьесы. Раньше мы ставили большие спектакли, где участвовать должны были все актеры. А поскольку театр у нас наполовину народный, свести всех этих людей вместе, чтобы сыграть большой спектакль, было очень тяжело. И я предложил актерам, чтобы они сами приносили небольшие пьесы, в которых хотели бы сыграть. Мы их компонуем и создаем новый спектакль из разных пьес.

У нас таких спектаклей очень много. Сейчас, например, это постановка по Чехову «Ах, эти дамы!», которая существует в виде двух одноактных пьес. Или спектакль «Любовник и пейзаж», созданный из двух разных пьес Гарольда Пинтера. За него, кстати, наши актеры Лариса Ковель и Сергей Воробьев получили диплом как лучший актерский дуэт среди профессиональных коллективов в 2017 году на фестивале «Рождественский парад» в Санкт-Петербурге.

- Театр-студия «За углом» носит звание народного коллектива. Что это значит — народный театр?

- Народный коллектив как таковой в Гатчине существовал всегда. В последние годы им руководил легендарный Сергей Рытов, при котором театр получил название «Встречи». В конце восьмидесятых он разделился на две труппы - театр «Встречи», у которого был профессиональный статус, и театр-студию «За углом», продолжающий традиции народного театра. Театр «За углом» возглавила Тамара Алексеевна Шмакова, при которой ему выделили ставки актеров, художника. Так что по своей структуре наш театр, скорее, наполовину народный.

Со временем театр «За углом» дорос до такого момента, когда фактически уже не вбирал в себя новых актеров. Некоторые из них играют здесь уже много лет, и они хороши. Кто-то оканчивал Ленинградский институт культуры, который давал диплом режиссера массовых зрелищ или руководителя народного коллектива, включая и актерские навыки.

Я пришел в театр в 2009 году, по приглашению Тамары Шмаковой, и со мной пришли профессиональные актеры. В конечном счете, труппа здесь получилась наполовину профессиональная, наполовину народная. Наши актеры с удовольствием играют в ТЮЗе, участвуют во всех городских мероприятиях, в проекте «Территория талантов» в Доме культуры. К нам приходят играть актеры из ТЮЗа. Некоторые из них сами делают свои постановки. Например, Павел Явдосюк ставит в обоих театрах свои пьесы.

26 января в нашем театре состоялась премьера нового спектакля «В погоне за Дон Жуаном», который тоже поставили наши актеры. История его такова. Двадцать лет тому назад замечательный актер нашего ТЮЗа Дмитрий Белькин написал одноактную пьесу «В погоне за Дон Жуаном», которая выиграла в конкурсе пьес для молодых драматургов. Но никто не брался ее ставить, потому что это сложная в своей метафизичности пьеса. Еще один наш актер Александр Папулов предложил поставить эту пьесу у нас. Что получилось - увидим...

Все люди думают, что будут жить вечно. Ничего подобного! Жизнь человеческая конечна, и надо понимать, что останется после тебя. Надо понимать, что ты находишься в цепи событий, и необходимо не потерять что-то старое и важное, и стараться внести что-то свое, новое. После Сергея Рытова остался репертуарный театр. Театр «Встречи» - это его огромная заслуга. После Тамары Шмаковой останется фестиваль «Авангард и традиции», который приобрел международный статус. Надеюсь, и после меня останется репертуарный театр-студия «За углом», театр народный и профессиональный...